люди.

Глаза Руша мгновенно сузились.

– Уважаемый Кария, – прошептал он, – мне кажется, что ваш секретарь соврал вам и это платье у него украли. И если он покажет, что платье украдено, то он получит перстень с моего пальца, а ваш племянник – должность, о которой вы вчера просили.

– Весьма возможно, – сказал Кария, – на рукаве еще должна быть сломана пуговица, но возможно, что варвар перешил сломанную пуговицу куда-нибудь, где она не заметна.

В это время музыкальные чиновники затрубили в бронзовые раковины, и двое служивых из ведомства обрядов и церемоний развели в стороны занавеси трона. Государыня сидела на большом аметистовом троне, и государь Инан – на малом. Государыня была одета в синее платье, затканное цветами и травами, а подол платья был украшен звездами из драгоценных камней, и казалось, что женщина в этом платье попирает звезды и облака. В руке государыня держала знаки власти – жезл и чашу. Идасси, не отрываясь, глядел на государыню и на чашу в ее руках. «Как она прекрасна, – вдруг подумалось варвару. – И как чаша в ее руках похожа на ступку перед воротами веселых домов, а жезл – как он похож на пест!»

– Есть ли жалобщики? – спросила государыня. Тут из толпы придворных выступил человек в кафтане мышиного цвета, поклонился и произнес:

– Есть.

– В чем твоя жалоба?

– Моя жалоба в том, – сказал человек, – что я принес в кассу храма Шакуника три билета по тысяче ишевиков каждый, и на этих билетах написано, что они в любой момент могут быть обменяны на государственные билеты или на золото, и я попросил их обменять, а мне отказали, сославшись на то, что в кассе нет денег.

Все застыли.

– Что вы скажете, господин Даттам, – обратилась государыня к Даттаму, стоящему в ряду высших придворных, – ведь вы главный в храме?

Даттам шагнул вперед, и шелковый паллий его, шитый переплетенными цветами и травами, колыхнулся вслед его шагам. Золотая сетка, покрывавшая его волосы, замерцала в свете солнца.

– Я тоже приношу жалобу, – сказал Даттам. – Я прошу схватить этого человека и подвергнуть его пытке, как фальшивомонетчика, потому что билеты, представленные им, были фальшивыми. А еще как лгуна, потому что смешно говорить, что в кассе храма Шакуника нет трех тысяч ишевиков, когда в ней есть триста миллионов оных!

– Если у храма довольно денег, – выступил из-за плеча государыни Руш, – так почему же вы, господин Даттам, не даете ссуду государству?

– Потому что, пока вы стоите первым министром, – возразил Даттам, – эта ссуда не будет возвращена.

И поклонился государыне:

– Ваша вечность! Я заявлял и заявляю, что в тот же день, как господин Руш уйдет с поста первого министра, храм предоставит государству ссуду в восемьдесят миллионов ишевиков и при этом обойдется без процентов!

Идасси слушал, затаив дыхание. Слава богу, всем присутствующим стало не до него, – стой он голый, и то бы уже никто не заметил, в чем он пришел. Только государь Инан по-прежнему смотрел на Идасси глазами, полными слез, и, казалось, совершенно не был озабочен перепалкой между первым министром империи и самым богатым ее финансистом.

– Где ваши три билета? – обратилась государыня к первому жалобщику.

– Их у меня отняли! – вскричал тот. – Их отняли, когда я явился их учесть, и монахи бросились на меня, и если бы не пять моих приятелей, которые помогли мне отбиться, они бы отняли вместе с деньгами и мою жизнь, лишь бы не платить по выпущенным им бумажкам!

– А я вам говорю, – загремел Даттам, – что этот человек пришел учесть фальшивку, и если принять во внимание высокий номинал этой фальшивки и то, что их было целых три штуки, он знал, что у него не настоящие деньги, а вот это!

И с этими словами Даттам раскрыл шкатулку, которую держал за ним храмовый прислужник, вынул из нее три кожаных билета и, встав на колено, преподнес их государыне.

– Но это настоящие деньги, – изумилась государыня, изучив билеты, – и тут же, слегка покраснев, поправилась: – Настоящие банкноты храма Шакуника!

– Нет, – ответил Даттам, – на банкнотах, как видите, стоит символ этого года, года Благословенного Спокойствия. А с этого года, во избежание подделок, мы выпускаем новые банкноты. Внешне они ничем не отличаются от старых, но у них есть одна особенность. В середину их вплетена тончайшая нить из металлического сплава, которая пропускает электрический ток. А старые банкноты этого тока не пропускают, потому что в них нет металла. Что же до самого сплава, то его состав и электропроводность известны только нам, и фальшивомонетчику не по зубам их подделка! И вот, чтобы проверить подлинность банкноты, нам достаточно вставить ее в особый приборчик, и если она не пропускает тока и выпущена в этом году – это подделка.

– Вы никогда раньше этого не говорили, Даттам, – изумилась государыня.

– Нет. Но нам стало ясно, что кто-то подделывает наши банковские билеты, и, будучи сведущи в хитростях с природой, мы решили сделать так, чтобы этому кому-то наши билеты были не по зубам.

– И что же вы сделали со старым оборудованием? – спросила государыня.

– А со старым оборудованием случилось так, – усмехнулся Даттам, – что кто-то сумел его украсть за большую взятку. То есть этот кто-то думал, что он его крадет.

Даттам помолчал и неожиданно обернулся к Рушу.

– Наши станки купили вы! – закричал он. – И вы печатали на них деньги, чтобы подорвать кредит храма, и вы делали это здесь, в столице, в двенадцатом доме по улице Умиротворения Земли, который с утра окружили мои люди! И я требую, чтобы мои слова были проверены и доказаны!

Руш выступил вперед.

– Я первый министр империи, – сказал Руш, – и я имею право печатать любые деньги, обращающиеся в империи. И если ваши билеты – деньги, то я имею право их печатать, а если это просто ореховая скорлупа, как полагаю я, так о каком фальшивомонетчестве может идти речь? Что это за безобразие? Даже у варваров нет королевства, в котором король позволял бы кому-либо, кроме себя, чеканить монету! А тут, наряду с государственными деньгами, ходят какие-то талончики, с вашей подписью, Даттам! На глазах у всех печатают фальшивые деньги, ибо всякие деньги, напечатанные не государством, есть преступление и фальшивка!

– Вы запутались в финансовых терминах, – загремел Даттам, – или никогда их не знали! Мы печатаем не деньги, а билеты банка Шакуника, и эти билеты не являются всеобщим платежным средством, а являются бумагами, обеспеченными имуществом храма Шакуника. А почему народ предпочитает наши билеты – так потому, что он знает, что их принимают и внутри империи, и вне ее, и еще потому, что в любой момент любое отделение банка, вне империи или внутри ее, обменяет эти билеты на золото. А скажите мне, когда последний раз приходили в казну с просьбой обменять «желтенькую» на золото и что этот смельчак получил: топор или каменоломни?

– Вы лжете, господин Даттам, – сказал Руш, – когда уверяете, что ваши билеты можно обменять на золото. Бьюсь об заклад, что если все ваши талончики предъявить к оплате, то вам не хватит денег, чтобы оплатить хоть двенадцатую их часть! И я советую всем присутствующим поскорей предъявить их билеты к оплате, потому что, кто успеет первым, вытащит свои деньги, а кто будет вторым, все потеряет.

– Я требую ареста первого министра Руша, – сказал Даттам, – за подделку билетов банка Шакуника.

– Я требую ареста настоятеля храма шакуников Даттама – за то, что он печатает деньги помимо государства, что суть фальшивомонетчество!

Государыня Касия негромко хлопнула в ладони.

– Господа, – сказала она, – довольно вам ссориться, как дикие кошки. Господин Даттам печатает не деньги, а банкноты, и имеет на то лицензию от казны. Скорее можно разрешить другим храмам выпускать билеты, обеспеченные запасами их сокровищниц, чем нанести такой удар финансам. Что же касается