– Ну и пусть! Америкашки такие лицемеры, вот увидишь, они будут голосовать «за». Стоит им увидеть голую попу, как они писаются от восторга, ведь им запрещено показывать такое у себя дома…

– Однажды сижу я на совещании и вдруг клиент мне выдает: «Все это, конечно, хорошо, но надо бы добавить перчику!» Знаешь, что я ему ответил? – «А соли не маловато?»

Утробный смех.

– Мой начальник непрерывно талдычит о «вкусности». Как будто он в жизни не слыхал слова «вкус»!

– Вкусу на ВКК не научишься.

– В любом случае, лучше сказать «я тебя обожаю», чем «я тебя не выношу».

– Самый клевый ролик – про парня, напевающего «get up… ah» в ожидании тачки, которая проезжает мимо каждый день.

– А я его не видел, подбросишь мне кассету?

– Гениально показано и, в то же время, абсолютно чисто по замыслу.

– А по-моему, чересчур эстетично.

– Эстетично, но неэтично!

– А я возмущен результатами шорт-листа.

– Да это наверняка япошки ни хрена не поняли.

– Но вообще-то, сделать порнушку из «Мегрелет» – это храбро!..

– А главное, до того дико, что поневоле впечатляет.

– Ну, держитесь, парни, вас разделают, как бог черепаху!

– Ты в курсе насчет последней фишки Тони Кэя? Он потребовал, чтобы для него построили туннель с шестью сотнями рыбин, прибитых к стенам, и ни разу им не воспользовался.

– Я тут раскручиваю новое издание, мне обязательно нужно с тобой посоветоваться: это будет называться «журналог» – помесь журнала и каталога.

– А почему не «катанал»?

Тяжкий вздох и глаза к небу.

– Как там Софи?

– Ждет ребенка.

– Ну да! Лихо, – а я вот жду сэндвичей.

– Э-э-э-привет.

Это Матье Кокто, бывший концептуалист из BDDP, а ныне большой спец по созданию интернет- сайтов.

– Э-э-э-привет. Ну как твой скромный э-э-э-бизнес?

– Идет помаленьку. Двести миллионов за полгода.

– Э-э-э-чего здесь околачиваешься?

– Да вот, с поклоном к вашей милости. Нужна реклама для раскрутки моих говенных сайтов и еще одна, чтобы финансировать их. Новая экономика совсем не нова. Она, как и старая, держится только на рекламе.

– Я тебе вот что скажу: мы хитрый народ, – после того, как в восьмидесятые мы перекормили публику рекламой, мы внушили ей в девяностые, что устарели, а в двухтысячные, что смяты Интернетом, тогда как на самом деле мы никогда еще не были так всемогущи!

– Э-э-э-ну ладно, пока. Извини, э-э-э-спешу. Надо сходить в киберкафе на пляже, проверить, чего мне там наимейлили. Э-э-э-чао, ребята!

– Bye-bye.com!

А ночью вы все танцуете в «Nibarland», не вставая с кресел, как паралитики. Эта мода залетела к нам из Нью-Йорка: тамошний мэр так прижал ночные кабаки, что тусовщикам осталось собираться только в барах, где танцы запрещены. Поэтому теперь во всех барах – «Spy», «Velvet», «Jet», «Chaos», «Liquid», «Life» – посетители слушают записи на пределе громкости, не вставая с табуретов и размахивая руками в такт музыке. Ныне это поветрие перебралось через Атлантику к нам, и теперь вихлять задом на танцплощадке считается в высшей степени вульгарным. Сейчас во всем мире положено сидеть среди оглушительной какофонии, иначе тебя сочтут старой калошей. На каннской дискотеке сразу видно «туземцев» – они отплясывают в центре зала с местными красотками, веселясь, как деревенские дурачки; зато мы, рекламисты, гордо восседаем на банкетках, посасывая из бутылок и демонстрируя собратьям по искусству, что мы только-только из славного города Нью-Йорка. Кроме того, мы с Чарли раз десять за вечер нарочито шумно встаем из-за стола, уходим в сортир, выжидаем там минут с пяток, возвращаемся растрепанные, сопящие и дуем воду стакан за стаканом, почесывая носы, – пускай наши соседи-япошки знают, что у нас есть кокс, а у них нет.

Однако на сей раз у вас возникает ощущение, будто вы угодили в один из фильмов Дэвида Линча: за благопристойной, приветливой видимостью скрывается какая-то темная угроза, тайная злоба, разрушительное безумие, и это понуждает вас улыбаться еще шире.

А теперь влезьте-ка в шкуру комиссара каннской полиции Санчеса Ферлозьо, 53 лет, сидящего в своем тесном кабинетике. День клонится к вечеру, вы безмятежно слушаете стрекот цикад, предвкушая мирный уик-энд и рюмочку белого у стойки «Бюффе де ла Гар», как вдруг – бац! – гром среди ясного неба: вам приходит e-mail с международным ордером на арест и приложенной к нему видеозаписью. Кликнув пару раз, вы вызываете картинку, и на экране возникает в черно-белом варианте троица французов, которые выходят из какой-то виллы и при этом орут: «Как думаешь, видеозапись осталась?» – «Нет, это же обычный домофон». – «Да если и осталась, все равно тут нас никто не знает». Вслед за чем на объектив надвигается рука, сжимающая увесистый булыжник.

Вы с трудом разбираете послание на английском, озаглавленное «First Degree Murder Prosecution» (ну и ну!); вы плохо знаете английский, но в общих чертах все ясно: в феврале текущего года полиция штата Флорида запросила муниципалитет Майами относительно лиц, получавших разрешение на натурные съемки в указанном городе.

Компьютер выдает вам имена и профессии трех подозреваемых французов, и теперь вам наконец становится ясно, зачем вас побеспокоили в самый разгар Каннского рекламного фестиваля. Вы с грустью вспоминаете ушедшие времена, когда работа комиссара полиции была такой неспешной, хотя и трудной, и снимаете трубку, чтобы получить список участников торжественной церемонии награждения во Дворце фестивалей на набережной Круазет.

Вы с Тамарой просыпаетесь только под вечер: плотные оконные портьеры «Карлтона» не пропускают света; кроме того, достаточно нацепить на дверь табличку «Do not disturb», и гостиничная служба навеки оставит вас в покое. Вы пили всю ночь, но до кокса ты не дотронулся: вы предпочли грибочки, доставленные из Амстердама. Спасибо этой отраве, к четырем утра ты придумал обалденную рекламу для «Humex Fournier» (капсулы от насморка):

«А ничего!» – хвалишь ты себя, перечитывая текст, нацарапанный на уголке скатерти и сулящий тебе не меньше миллиона евро. Но есть вариант и покруче.