— От Витьки осталась плоскодонка, вроде как по наследству. Я ее в камышах у Птичьего острова спрятал. А на обратном пути сети в протоке поставим. Надоели мне уже макароны с тушенкой — во как! — Он резанул рукой себе по горлу.
— Ох и браконьер же ты, Альгис! И как тебя Витька, царство ему небесное, не поймал?
— А он знал, что я не для продажи, — хитро прищурился сосед, — поэтому и не ловил. Не с удочкой же мне, старому, сидеть.
Ну, про старость он лукавил. В свои шестьдесят пять выглядел крепким мужиком, к тому же был известным в округе ходоком по одиноким дамочкам.
— Так что, утречком двинем?
— Двинем, пожалуй. — Я подумал. — Надо пару мешков взять, сумку и рюкзак. Фомку какую-нибудь, багажники открывать, и резиновые хозяйственные перчатки — у нас в подвале целая упаковка лежит, отец покупал, когда деревья химией опрыскивали. Айвар останется в лодке с бенелли, а на дорогу возьму сайгу. Ну и пистолеты, конечно. Ему в лодке одного магазина к глоку по уши хватит, остальные десять беру с собой. Кстати, если там стреляли, значит, оружие должно остаться. Со своей немецкой трещоткой много не навоюешь, да и патронов маловато. Дробовик хороший нужен. Кстати, а от Витьки что, ничего не осталось по наследству?
— Осталось, конечно. Двустволка ИЖ-27. Я ее Видмантасу отдал. Помнишь соседа, живущего у ворот? Вот ему и отдал, он же у нас первый с краю, а сидит без оружия.
— Добрый ты, Альгис, — оружие раздаешь просто так.
— Не просто так, за три ящика тушенки. — Он ухмыльнулся. — Хотя надо было пять просить! Он мужик зажиточный, но скупой — три ящика и то еле-еле выторговал.
Пока Айвар с Альгисом обсуждали завтрашнюю поездку, я сидел и рассматривал Асту. И куда только ее напускной феминизм подевался? Знал ее уже лет пять — ровно столько было коту Левке, которого возил в лечебницу по разным кошачьим делам. Лет двадцати семи, незамужняя, судя по фамилии[18], молодая женщина, по-прибалтийски высокая и зеленоглазая. Она всегда любила подчеркнуть, что является сторонницей этого, тьфу ты, равноправия. Это чувствовалось во всем — от жестов до снисходительного тона, каким она говорила с мужчинами. Даже когда встряхивала своими длинными светлыми волосами, это выглядело как фраза «я такая же сильная, как и вы, мужчины!». А сейчас? С радостью хозяйничает по дому, а на Айвара вообще посматривает с опаской, эдак по-бабьи, украдкой. Вот так, дорогие мои, феминизм — это продукт мирного времени.
Машину загнали в кусты у самого берега. Альгис поднял повыше отвороты болотных сапог и ушел в заросли камышей. Громыхнула цепь, и через несколько минут он вернулся, вытаскивая добротную деревянную лодку, выкрашенную в зеленый цвет. Айвар по рации связался с Астой и, получив ее заверения, что из дома она ни за что не выйдет, успокоился. Опекун, блин. Вчера мы долго думали, оставлять ли ей пистолет. Стрелять она пока не умеет, поэтому оставили ей рацию, бейсбольную биту и строго приказали сидеть в доме. На приказ она отреагировала как истинный борец за равноправие, то есть послушно кивнула. А что, такой модернизированный феминизм мне нравится. Разместились, усадив нашего «долговязого Джона» на весла, и отчалили.
Озеро было довольно большим, примерно полкилометра в длину и метров триста в ширину. По всему северному берегу тянулся песчаный пляж, излюбленное место отдыха горожан, а на прилегающих к пляжу склонах поднимались в небо корабельные сосны, — красота, да и только. Метрах в ста от берега лежал небольшой остров, где летом гнездились чайки, постоянно отбивая атаки ворон, воровавших яйца из гнезд. Люди были умнее птиц и, по вполне понятной причине, на острове появляться опасались. Помню, в детстве мы с приятелем один раз рискнули туда наведаться, а потом долго отстирывали одежду от птичьего помета, который нашли даже в застегнутых карманах рубашек. Прошли узкой, заросшей камышами протокой в соседнее озеро и не спеша добрались до его западной части. Туман уже разошелся, и, не причаливая, мы внимательно осмотрели берег в бинокль. Чисто. Почти чисто…
У самой кромки берега стоял зомби. Одно плечо у него было сильно изорвано; судя по всему, кто-то набросился ему на спину. Ну, укушенных мы уже видели, странно было не это, удивила его реакция на проплывающую лодку. Он стоял и смотрел на воду, потом скользнул взглядом по лодке и опять уставился на воду.
— Блин, рыбак просто, — тихо прошептал Айвар.
— Точно, — согласился Альгис, — как есть рыбак. Мол, плывете себе — и плывите, нечего мне рыбу распугивать.
— У них что, остаточная память присутствует? — поинтересовался я. — Интересно получается… Хотя вполне может быть. Айвар, вспомни Лайсвес-аллею, где по магазинам пробежаться не смогли из-за обилия мертвяков.
Меня еще тогда удивил этот факт, ведь зомби двигались по улицам не просто так, бессмысленно, — они подчинялись каким-то своим внутренним меткам. Это что, остатки памяти в гниющих мозгах или рефлексы? Больше всего нежити собиралось у торговых центров, супермаркетов и на центральных улицах города. Не хватает нам еще такой радости, как зомби с мозгами. Пусть уж лучше банально агрессивные, чем думающие. Эдак можно дожить до того, что мертвяки будут засады на людей устраивать. Вот тогда обрадуемся, кровавыми слезами умоемся.
Когда мы причалили, я выпрыгнул из лодки, захватив с собой деревянное весло. Патронов немного, да и шуметь перед походом на дорогу неохота, а то приползут эти, альтернативно живые, на выстрелы. Когда я уже почти подошел к зомби, он наконец оторвал взгляд от воды и начал поворачиваться ко мне. Пришлось испортить ему рыбалку — извини, на том свете рыбку половишь. Мы с Альгисом забрали из лодки набор мародера, то есть сумки, мешки и фомку, и двинули в сторону леса, а Айвар, отплыв немного от берега, опять начал связываться с Астой по рации. Ей-богу, он к ней неровно дышит, вот бабник старый!
Если когда-нибудь попаду в преддверие ада — в чем, собственно говоря, и не сомневаюсь, — то я буду иметь представление, как выглядит дорога «туда». Шоссе, сплошь заставленное коробками разбитых и частью сгоревших машин. Кстати, правильно поступил, что утром отказался от завтрака — асфальт между ними был покрыт ошметками мяса, потрохами и кусками объеденных тел.
В самом начале пробки мы натолкнулись на джип с разбитым задним крылом. Картина, скажу я вам, неприятная — воплощение бойни, бушевавшей здесь несколько дней назад. Мужчина, по-видимому, до конца отбивался от наседавших на него мертвецов. До последнего выстрела. Или до тех пор, пока успевал перезаряжать дробовик, который сейчас лежал неподалеку, весь измазанный кровью и облепленный какими-то кусками мяса.
Когда у него закончились патроны, наверное, отбивался ружьем, как дубинкой, и, уже отступив к дверям, схватил топор. Так он и лежал, у двери. Точнее то, что от него осталось: грудная клетка с разбросанными в стороны огрызками рук, а немного поодаль валялась кисть его руки, все еще сжимающая обломок топорища. Джип с разбитыми окнами был вскрыт, как консервная банка; зомби, по-видимому, ворвались в машину и уже там разделались с семьей. Фарш — это, наверное, самое точное определение того, чем был покрыт изнутри салон автомобиля. Хорошо, что строки не могут передавать запах и звук — мерное жужжание мириадов мух, покрывающих это месиво. Кое-где в этой каше копошились десятка два зомби, причем двигались они довольно уверенно, и медлительными их назвать было нельзя. Если поначалу я их отстреливал из сайги, то теперь пришлось закинуть ее за спину и вытащить глок. Если бы не Альгис, который в промежутках между стрельбой прикрывал короткими очередями, то крутиться бы мне пришлось быстрее, чем на соревнованиях. Ну их к черту, такие стейджи, но делать нечего — знали, зачем сюда пришли и что нас ждет.
Зачистив первую часть пробки (на это у меня ушло почти четыре магазина к глоку), мы начали осматривать машины. Все вещи, находившиеся в багажниках, не пострадали, даже не были испачканы, но вот то, что лежало в салонах машин… Сумки были так забрызганы кровью, что я очень обрадовался, что захватил резиновые перчатки. Через тридцать минут мы начали выносить на свободный пятачок дороги то, что решили забрать первым рейсом. Два пластиковых, герметично запаянных ящика с армейскими пайками литовского производства. Всего пятьдесят суточных рационов. По сравнению с американскими — деликатес. Долго на них, конечно, не протянешь, но питаться можно. Машину, в которой мы это нашли, осматривал
