Тут он вскинул руку с кинжалом и всадил его Кукушонку точно в сердце.

Последнее, что заметил Кукушонок, падая, была страшная белая вспышка, – но тут уже трудно было решить, отчего она.

Через час Даттам с товарищами вломился в подземный храм. Посмотрел и сказал:

– Все – померли.

Померли, однако, не все. Советник Ванвейлен был только без сознания и даже не оцарапан, а на кинжале в его руках не было ни капли крови. В остальном крови было много, рубка была большая, мечи напились вдоволь. Всего, однако, труднее было понять, кто и как убил Хаммара Кобчика, потому что его сначала смертельно ранили, а потом развалили страшным ударом от головы до бедра, меж тем как у Кукушонка меча не было, а Эльсил лежал далеко и умер раньше. Многие говорили, что, поскольку дело было в родовом храме Кречетов, Марбод взмолился перед смертью, бог исцелил ему руки и вложил в них пропавший Ятунов меч, который покойник столько искал.

Даттам только кривился и считал, что Кобчика убил Эльсил. В чудеса он не верил, цветного луча в храме Виноградного Лу своими глазами не видел, и, кроме того, в отличие от маленького послушника Неревена, отлично знал, что нерассеивающийся пучок света сделать невозможно, потому что даже если он будет монохроматический, – как добиться одной фазы?

Сайлас Бредшо мирно читал «Сиреневую повесть», один в большом доме, когда к нему явился человек от сыщика Доня.

– Друг ваш, – сказал он, – лежит в королевском замке, в покоях Даттама. Жив, не ранен, но немножко нездоров. Собирайтесь!

И вытряхнул из мешка крестьянский балахон. Сам он был в таком же.

– Я скоро, – сказал Бредшо, имея в виду спуститься в подвал, проверить замки, связаться с товарищами.

– Не скоро, а сейчас, – наставительно сказал сыщик и распахнул окно.

– Эка, – сказал он, – кричат! И петухов теперь не нужно!

Бредшо с сыщиком выскочили во двор, а толпа была уже у ворот. Сыщик пихнул Бредшо в дворовую кухню и сам вскочил за ним. Через минуту в кухню ворвалась толпа.

– Экая, – сказал сыщик, – у хозяев отличная буза! А ну, ребята, выкатываем бочку.

Бочку вынесли и не столько распили, сколько пролили. Люди уже облепили дом, как муравьи – гнилую смокву.

– Куда! – тихо сказал сыщик, заметив, что Бредшо норовит утечь за ворота. – Не ходи поперек толпы, ходи с толпой!

Через два часа, когда у дома уже занялась крыша, и можно было расходиться, Сайлас Бредшо застенчиво осведомился у окружающих:

– А чего мы его, собственно, жжем, братцы?

Знали не все, и один человек, от которого пахло морем и водорослями, разъяснил:

– Три часа назад королевский советник Ванвейлен и начальник тайной стражи Хаммар Кобчик заманили Белого Кречета в подземный храм и там, безрукого, убили. Бог, однако, на них разгневался: Хаммара Кобчика рассек на две половинки, а советника, говорят, поразил безумием.

Кто-то заметил:

– В этом деле, видать, и Арфарра-советник не без греха.

На него цыкнули:

– Не говори, чего не знаешь! Кречета оттого и убили, что он был с Арфаррой-советником за народ.

У курятника всем желающим раздавали битую птицу.

– А живого куренка можно? – потупясь, осведомился сыщик.

Получил живого куренка, сунул его под мышку и сказал:

– Эх! Жалко, что не свинья! А ну, пошли отсюда!

Когда Даттам со своими людьми и со спутниками нашел мертвецов, Киссур Ятун понял, что Даттам был прав, и что Ванвейлен заманил брата в ловушку и хотел убить Ванвейлена.

Даттам, однако, узнал симптомы отравления эфиром, и сказал:

– Погодите. Этот человек в таком состоянии, что вряд ли он мог за последние сутки кого-то убить… и во всем этом деле слишком много неясностей. Как Марбод и Эльсил попали сюда, в подземный храм? Мы – по пути, а они как?

Даттам велел нести Ванвейлена в королевский замок, в свои покои: он опять перебрался в место, с его точки зрения, наиболее безопасное и наиболее близкое к центру событий. Спешно послал за Сайласом Бредшо.

Положение еще больше запуталось, когда в храме Виноградного Лу нашли Неревена.

Даттам ходил из угла в угол около постели Ванвейлена. Над постелью висел огромный ковер из голубых и розовых полос.

Ванвейлен спал. Что-то он скажет?

Даттам подошел к окну и отогнул занавеску.

В замковый двор въезжал советник Арфарра. Перед конем стелили дорожку из цветных квадратов, пели мальчики, люди были расставлены в надлежащем порядке, как фигурки для «ста полей». На Арфарре был длинный бирюзовый плащ, затканный золотыми шестиугольниками и пчелами меж веток и листьев. Из-под плаща едва выглядывал зеленый монашеский паллий. На поясе у Арфарры висела круглая яшмовая печать. Такие плащи полагалось носить отправленным в провинцию чрезвычайным посланцам государя Великого Света.

Даттам обернулся от окна и увидел, что глаза Ванвейлена открыты, хотя и безумны.

Даттам поговорил с Ванвейленом полчаса, велел своим людям не пускать в покои даже муху, не только Арфарру, и спустился вниз.

Церемония встречи только что закончилась. Даттам вдруг со злорадством сообразил, что никто не осмелился нарушать заведенного чина и сообщать дурные вести: и жертву боги не примут, и советник Арфарра обидится за традицию.

Даттам подождал, пока советник распутает последний из церемониальных узлов, увлек его в сторону и сказал:

– Если вам еще не сообщили: в храме Виноградного Лу лежит Неревен, и в спине у него – кинжал Белого Эльсила. Если хотите, можете вытащить. Далее: Неревен перед смертью рассказал Кукушонку все о вас, об экзархе, о засаде в Золотой Горе, и даже о том, что вы его тоже велели убить. Далее: советник Ванвейлен жив, а Хаммар Кобчик подох, и хотя Ванвейлен изрядно надышался эфира – Кукушонок его спас, потому что Кукушонку очень понравился рассказ Неревена о последнем разговоре между вами и Ванвейленом.

Даттам развел руками и сказал:

– Это, собственно, все.

И это действительно было все, что Ванвейлен рассказал Даттаму.

– Из этого следует, – продолжал Даттам, что вы через два дня вернетесь в империю, а вот дамба ваша останется на месте.

И поскакал со двора.

Даттам ехал Мертвым городом. Но Мертвый город был теперь ложным именем – весь застроен домиками и усадьбами, а в промежутках – палатки, землянки, котлы.

Даттам ехал и думал, что хорошая повивальная бабка может принять роды и у мертвеца. Шодом Опоссум, Киссур Ятун – тоже вполне нормальные люди.

В замке стоял стон и крик, и еще точили оружие. Киссур Ятун встретил Даттама с плачем, провел его к столам, составленным посреди двора. Мертвый Марбод Белый Кречет был по-прежнему дьявольски красив. Эльда-горожанка, овдовевшая второй раз за два месяца, сидела у окна в той же нарядной юбке, и никто не осмеливался велеть ей переодеться.

– Она думает, что он еще оживет, – шепнул Киссур Ятун.

– Я тоже так думаю, – сказал Даттам.

– Вы были правы, – сказал Киссур Ятун, – удержав меня от того, чтобы убить Ванвейлена. Обвинитель