Джаватхан сказал: «Я довольно дрался в боях без правил. Теперь я хочу драться за Аллаха и вижу, что все наши беды оттого, что неверные правят мусульманами».

Кроме этого, у Джаватхана был свой счет к русским. Хозяин клуба, который его подставил, был русский, Света была русская, и русским был Сергей.

Джаватхан воевал почти год. Потом его ранили, и он лечился в Баку, а потом война кончилась, и выздоровевший Джаватхан приехал в Грозный.

Джаватхана принимали с большим почетом. Он встретился с президентом Ичкерии и заехал в шариатскую гвардию, а вечером он поехал к боевому товарищу. Это была очень большая встреча, на которой, кроме вайнахов, были еще и аварцы, и лезгины, и адыги. Среди гостей был и Ниязбек Они все сидели за общим столом в одном огромном зале, и для них танцевали тринадцатилетние девочки. Одну из девочек старый боевой товарищ Джаватхана взял за руку и посадил ему на колени.

– Эту девочку, – сказал он, – еще никто не трогал. Мы ее приготовили для тебя.

Джаватхан велел девочке отойти и увидел, что рядом с ним сидит Ниязбек.

– Ты давно был в Москве? – спросил Джаватхан.

– Месяца два назад, – ответил Ниязбек.

– А ты не знаешь, как там Света? Она по-прежнему работает в «Сумерках ночи»?

Ниязбек помолчал, потом ответил:

– Она довольно долго бегала по Москве, чтобы против тебя не возбуждали уголовного дела. Сергей так и не подал заявления. Вообще похоже, что она относилась к тебе лучше, чем могло показаться. А потом она куда-то делась.

Ниязбек посмотрел на пьяных гостей вокруг, вздохнул и сказал:

– Что ты думаешь обо всем этом?

– Я думал, что сражаюсь за Аллаха, – ответил Джават-хан, – а теперь мне кажется, что я снова участвую в боях без правил, и в этих боях слишком много договорных матчей. Я не знаю, что мне делать.

– Если ты не знаешь, что тебе делать, почему бы тебе не вернуться в родное село? – сказал Ниязбек.

Джаватхан уехал из Грозного на следующее утро. Он взял с собой семерых самых близких людей, да еще они заехали на грозненский базар за оружием. Оружие было дешевым, и они набили им багажники, как колхозник набивает прицеп картошкой.

Дорога до родного села заняла всего восемь часов. На Кавказе снова был мир, и к Джаватхану не очень цеплялись. На некоторых блокпостах он платил деньги, а самым приставучим ссылался на Ниязбека.

Когда Джаватхан доехал до родного села, было еще светло. Этот глухой горный район граничил с Азербайджаном, и война не коснулась его совершенно. Когда джипы Джаватхана перевалили через хребет, Джаватхан увидел далеко внизу зелень садов вокруг деревни, овец на выгоревших склонах и белые шапки гор под голубым небом.

Спустя полчаса джип Джаватхана остановился у высоких ворот. Джаватхан толкнул незапертую калитку и вошел внутрь. Двор был чисто выметен, от угла дома тянулась сетка-рабица, за ней толклись белые гуси, а во дворе, под потемневшим от времени навесом, молодуха в платке и длинной юбке перепеленывала ребенка.

Джаватхан остановился около калитки. На нем был турецкий камуфляж и тяжелые горные ботинки. За плечом у него висел «Калашников», а на поясе – граната и нож Другой нож, с тяжелой залитой свинцом рукоятью, Джаватхан укрепил у ботинка. За эти полтора года Джаватхан весь оброс бородой, и в плече его после ранения часто гуляла боль.

Джаватхан стоял и смотрел на двор, в котором он вырос, на молодуху с ребенком и на белые склоны гор, облитые золотом солнца, и он вспомнил Москву, клуб, бои без правил и ночной ад под Первомайкой, когда он в числе других добровольцев скатился в ров, полагая, что русские его заминировали: а они поленились это сделать. Он думал о том, что все это время он мог бы жить в селе и молиться Аллаху и что это могли быть его ребенок и его жена.

Потом молодуха под навесом обернулась, и Джаватхан увидел, что это Света. Он стоял несколько секунд, не веря своим глазам, а Света улыбнулась и сказала:

– Я не знала, как тебя найти, но я решила, что в конце концов ты обязательно приедешь в родное село. Мы поладили с твоей матерью, и я рада, что твой сын не будет расти без отца.

Третий взрыв прогремел пятнадцатого сентября в два часа ночи на железнодорожном перегоне Торби-кала – Акхол. Бомба была заложена совершенно так же, как и в первый раз, – под полотно отремонтированного переезда. Однако на этот раз ее жертвой стала не машина, а грузовой поезд. Подрывник нажал кнопку, как в учебнике, на середине состава, когда бомба поравнялась с десятым вагоном. Одиннадцатый вагон был гружен боеприпасами для Чечни; взрыв был такой силы, что в домах вдоль железной дороги на два квартала вглубь повылетали стекла. Всего в поезде было шесть вагонов с боеприпасами, но, по счастью, они были снаряжены строго по уставу. Один вагон груженый, два пустых. Остальные вагоны сошли под откос, но не сдетонировали.

Взрывом было разрушено двести метров железнодорожного полотна. Человеческих жертв не было. Версия о причастности руководства республики к устранению Ибрагима Маликова была окончательно похоронена под обломками поезда.

– Хотим мы того или нет, Владислав Авдеевич, – сказал замглавы УФСБ полковник Шеболев, – но террористы взрывали вашу, и только вашу машину. Они полагали, что вы находитесь внутри. Это классический почерк терактов в республике. Они направлены против федералов, против милиции, против войск. Они никогда не направлены намеренно против местного населения. Поезд с боеприпасами, БТР со спецназом, машина с полпредом – вот их цель. Ибрагим Маликов оказался случайно на вашем месте.

Панков сидел молча, уперев глаза в полированный стол.

– Слушай, Гена, – вдруг задал он вопрос, мучивший его с первого дня приезда, – а почему Арсаев не взрывает бензовозы?

– Что?

– Половину нефти в республике возят через Бараний перевал. Почему он не взрывает бензовозы?

– Потому что ему платят с каждой машины.

– И Ниязбек платит?

– Ему платят даже Аслановы.

– А менты? Им же тоже платят?

– Чем больше их взрывают, тем меньше им платят.

Панков попытался осмыслить схему экономики, при которой президент платит главному террористу республики за то, чтобы тот не мешал его сыну воровать нефть, а милиционеров мочат для того, чтобы те не конкурировали с террористом в благородном деле нефтяного рэкета. Осмыслению схема поддавалась плохо.

– Вам надо усилить охрану, – сказал Шеболев. – Я настаиваю, чтобы вы выписали из Москвы по крайней мере еще восемь офицеров ФСО. А пока вы этого не сделаете, вас будет охранять спецгруппа «Юг». Люди Арзо.

– Он меня уже охранял, – буркнул Панков, – впечатления были незабываемые.

Вечером после этого разговора Панков позвонил Ниязбеку и попросил о встрече. Ниязбек сказал, что он в спортклубе.

Новый клуб примыкал к старому стадиону, занятому вещевым рынком, и выглядел очень прилично: трехэтажное с иголочки здание с высокими потолками и двумя щуплыми босоногими пацанятами у входа. Пацанята сидели на корточках, и на шеях их болталось по автомату.

Внутри из-за позднего времени было тихо и пустынно. Панков с охраной шли по мягким матам, и с обеих сторон на полпреда глядели пустынные залы, полные отражающихся в зеркалах тренажеров, напоминающих импрессионистские скульптуры или орудия пытки.

Освещен был лишь один зал; вдоль стены на татами сидели полтора десятка парней, а в центре зала с противником дрался Ниязбек. Близорукий Панков никогда особо не любил фильмов с драками, а здесь и