баранов, запах свежей крови мешался с запахом жареного мяса, и люди, стоявшие по периметру, держали в руках одинакового размера плакаты с одинаковыми словами: «Да здравствует Касим Загаров – надежда и опора Шугинского района!»

В здании избиркома на втором этаже две полные женщины вывалили на стол кипу бюллетеней, и строгий старик в очках начал читать бюллетени и складывать их в стопки соответственно фамилиям кандидатов.

«Загиров, Загиров, Загиров, Магомедханов, Загиров, Загаров, Булатов», – читал он.

Возле стола сидел Сапарчи Телаев в своей инвалидной коляске, и за коляской стоял высокий молодой человек с худыми плечами и неестественно расширенными зрачками глаз. За Телаевыми нес караул плотный ряд автоматчиков.

«Загиров, Загиров, Булатов, Булатов, Загиров», – читал председатель избиркома.

Молодой человек воровато огляделся в поисках двери. Один из охранников хотел было пойти за ним, но Сапарчи удержал его незаметным кивком. Сапарчи знал, что его зять был наркоманом и что ему надо побыть одному.

Стопка бюллетеней с именем Загирова была уже втрое больше остальных. На стол вывалили новый ящик, и в этот момент Телаев сильной рукой толкнул коляску, так что она мгновенно оказалась у стола, собрал все выпавшие из ящика бюллетени и сказал:

– Загиров.

Старик в очках вздохнул и продолжил счет. В девять вечера председатель избиркома вышел на крыльцо к телекамерам, помахал рукой толпе и сказал:

– По состоянию на сейчас подсчитано около 80% бюллетеней. 95% избирателей отдали свои голоса за Касима Загирова. Да здравствует Касим – надежда и опора Путинского района!

– Ура! – закричала толпа на площади.

Сапарчи Телаев услышал крик, взглянул на часы и нахмурился. Зять задерживался. Еще не хватало, чтобы в ночь выборов его увезли в больницу с припадком от паршивого героина. «О Аллах, – спросил себя Телаев, – почему ты забрал у меня сына и зачем я допустил этого бездельника до своей дочери?» Телаев подождал еще пять минут, а потом шепотом отдал приказание охраннику.

Тот кивнул и вышел из помещения. В темном коридоре никого не было. Пустовал и загаженный туалет. Охранник прошелся по коридору, поочередно пробуя запертые рассохшиеся двери, украшенные стертыми словами табличек. Пятая слева дверь подалась. Охранник вошел внутрь и увидел Касима Загирова.

Тот лежал на дощатом полу, выкрашенном темно-зеленой краской, и смотрел остекленевшими глазами вверх. С первого взгляда было ясно, что причина его смерти отнюдь не плохой героин – посереди лба Касима из небольшой дырочки вытекала струйка крови.

Джаватхан Джапарович Аскеров был уважаемым в республике человеком и первым заместителем министра по налогам и сборам.

После того как Джаватхана Джапаровича назначили на эту должность, он пошел знакомиться с президентом республики. На встречу с президентом Джаватхан Джапарович пришел в черной рубашке и белых кроссовках. Из-под расстегнутого ворота рубашки виднелась золотая цепь. Чтобы никто не спутал Джаватхана Джапаровича с христианином, Аскеров повесил на цепь золотую медаль, полученную им на подпольном чемпионате России по боям без правил. Аскеров мог бы повесить три такие медали, но он был человеком скромным и не хотел походить на пуделя с выставки.

В довершение образа следует сказать, что Джаватхан Джапарович забыл сдать в приемной свой любимый «стечкин», и когда он вошел в кабинет президента, его рубчатая рукоять высовывалась прямо из- за пояса брюк.

Президент республики оглядел нового замминистра и поинтересовался:

– Джаватхан Джапарович, а вы уверены, что сможете собирать налоги?

– Совершенно уверен, – сказал Аскеров, – у меня в этом деле огромный опыт. Я и мои товарищи, можно сказать, уже лет пять собираем налоги. Еще никто не собирал, а мы уже собирали.

– И для какого же ведомства вы собирали налоги? – спросил президент республики.

– Это было частное предприятие, – скромно ответил Аскеров.

Сэр Джеффри Олмерс, президент нефтехимического концерна «Эскил», уехал с форума, даже не попрощавшись, под впечатлением показательных выступлений министра строительства.

Однако через неделю в республику приехали представители австрийской «Фарбен ИГ». Один из крупнейших фармакологических концернов мира заинтересовался Торби-калинским фармзаводом, построенным с иголочки в конце восьмидесятых и с тех пор не работавшим. Одна из основных причин интереса «Фарбен ИГ» в том и заключалась, что завод строили «под ключ» именно австрияки и он прекрасно вписывался в их технологические цепочки.

Месяц шли интенсивные переговоры, а восьмого сентября в Торби-калу прилетел руководитель концерна Мартин Раффеншнайдер. Он летел из Москвы, где присутствовал при русско-немецкой встрече на высшем уровне и где глава государства на безупречном немецком лично пообещал г-ну Раффеншнайдеру любую помощь в деле экономического подъема Северного Кавказа.

Два дня Панков таскал Раффеншнайдера по Торби-кале, играл с ним в гольф и купал его в море; они вместе посетили завод (который, по правде говоря, мог бы выглядеть и получше), и за неимением гостиниц мирового уровня австрияк жил в резиденции полпреда.

На третий день Раффеншнайдера украли.

Замминистра по налогам и сборам Джаватхан Джапарович Аскеров не намеревался воровать президента «Фарбен ИГ» Мартина Раффеншнайдера. Так получилось.

Просто накануне утром, когда Джаватхан с друзьями приехали на пляж искупаться, они увидели, что пляж по периметру огорожен бойцами спецназа и по краям огороженной зоны стоят две разборные вышки. Бойцы сказали Джаватхану, что на пляже купается какой-то австрияк и чтобы он шел купаться в другом месте.

Джаватхан был немножко обижен на это происшествие, но, так как он был по натуре добродушный человек, он не стал устраивать скандала.

Вместо этого Джаватхан с друзьями поехали к пограничникам и хотели взять у них вертолет покататься, но пограничники ответили, что вертолеты зарезервированы под полпреда, который повезет в горы какого-то австрияка, и так как авторитет полпреда в республике был довольно высок, пограничники не взяли денег у Джаватхана, сколько он ни предлагал.

Джаватхан обиделся несколько сильней, но, так как он был по натуре добродушный человек, он не стал бузить. Ведь это были пограничники, а не частные лица, и Джаватхан не мог пригрозить им налоговой проверкой. А устраивать стрельбу из-за такого пустяка ему показалось чересчур.

Вечером Джаватхан поехал в ресторан «Эльдорадо», но возле ресторана стояли машины полпреда и федеральная охрана, и они сказали Джаватхану, что ресторан закрыт на спецобслуживание. Впрочем, тут подоспела охрана ресторана, и Аскерова с поклоном пропустили.

Никакого спецобслуживания в ресторане не было, там сидела обычная публика, разве что без отъявленных ваххабитов, а у окна был накрыт длинный стол, и за ним сидел беловолосый и голубоглазый австрияк, окруженный чиновниками из полпредства. Справа от австрияка сидела переводчица, и это Джаватхану до крайности не понравилось.

Во-первых, переводчица была в платье с короткими рукавами, а Джаватхану Аскерову не нравилось, когда мусульманские девушки ходят в платьях с короткими рукавами. Во-вторых, переводчица смеялась и шутила с австрияком, и он наливал ей вино в высокий, на тонкой ножке бокал, а Джаватхану не нравилось, когда мусульманские девушки пьют вино в компании иностранцев. И в-третьих, переводчица была троюродной сестрой Аскерова, и он никак не мог допустить, чтобы завтра по всему городу рассказывали, что сестра замминистра по налогам и сборам пила вино вместе с иностранцем. Джаватхан не мог позволить, чтобы про него рассказывали такие порочащие слухи.

Поэтому Джаватхан дождался, когда оркестр заиграл что-то томное и иностранец с переводчицей поднялись со стульев и стали танцевать, и подошел к Нарижат.