сын. Со временем ей стало легче, но не намного. Лишь в присутствии Дассе она чувствовала себя спокойно и уверенно. В его объятиях ей никогда не снились кошмары, а пустая кровать неизменно вызывала уныние.
— Мне предложили выгодный контракт. — Лейти рассказала то, что велел отец.
— Ты будешь работать на СаТррэнов? На баскиров? Невероятно!
— Скорее неизбежно, — поправила она.
— Неизбежно? Почему?
Лейти назвала сумму, которую ей якобы собирался платить Сорннн, и Дассе чуть не посинел от зависти. Молодая женщина с любопытством наблюдала за реакцией бывшего мужа. Может, хоть теперь он обратит на нее внимание? Может, он к ней вернется?
Дассе пригласил ее на ужин, и Лейти оказалась на седьмом небе от счастья.
Вдвойне приятно было оттого, что он повел ее в «Преисподнюю», ресторан с видом на море Крови. Это было одно из немногих мест, которые по-прежнему принадлежали кундалианам. Когда-то в этом здании располагался склад, однако баскирский Консорциум открыл на первом этаже клуб, а на втором и третьем — рестораны, отдав «Преисподнюю» кундалианам. Попасть в ресторан было непросто, но не для приближенного нового звезд-адмирала. Именно здесь они ужинали тем вечером, после которого Дассе оставил жену. Поэтому все, что ассоциировалось со взвод-командиром, имело для Лейти горько-сладкий привкус. В «Преисподней» на столах всегда стояли живые цветы, а мебель была деревянной, без малейшего намека на пластик или металл.
В воде и на гладких корпусах саракконских судов отражались огни Променада. Сами саракконы, высокие, стройные, с украшенными татуировкой черепами, казались частью театральной декорации. Возгласы рыбаков, хриплые крики трактирщиков, вопль кровожадной толпы на калллистоте сливались воедино и смешивались с ароматом жаренного на гриле мяса.
Дассе расспрашивал Лейти о жизни, и на секунду она поверила, что их отношения еще могут наладиться. Однако он и словом не обмолвился о Миирлине, и женщина поняла, что следует признать правду. Дассе привлекали только деньги. Извинившись, Лейти побежала в уборную, где, закрывшись в кабинке, горько зарыдала. Самое страшное было в том, что она по-прежнему любила Дассе все так же сильно и безнадежно. Лейти стала биться головой о дверцу кабинки. Почему у нее все получается так глупо? Ведь глупо верить, что любовь побеждает все, что из ограниченного самовлюбленного кхагггуна она может превратить Дассе в приличного в’орнна?! Почему же она продолжает надеяться, будто за маской равнодушия скрывается доброе и любящее сердце? Лейти была уверена, что она и только она сможет подобрать ключ к непростому характеру Дассе и заставить его снять маску.
Когда Лейти вернулась, то обнаружила, что Дассе уже заказал напитки, совершенно забыв, что она не пьет спиртное. Когда молодая женщина напомнила об этом, взвод-командир попросил не расстраиваться и осушил оба бокала одним залпом. У Лейти захватило дух — Дассе начал пить еще до того, как ушел из семьи.
Так вечер и продолжался — Лейти ела, Дассе пил. Казалось, его совсем не интересует еда. Он не обращал никакого внимания на все попытки бывшей жены его накормить. Дассе жаловался на постоянное безденежье и на Иина Меннуса, который его не ценит, а Лейти внимательно слушала, тщетно надеясь, что бывший супруг сменит тему. Но взвод-командир продолжал жаловаться, и с огромной грустью женщина поняла, что все происходит по давно сложившемуся сценарию, словно резина, которая, как ее ни растягивай, в итоге сжимается в свою обычную длину. Только теперь Лейти осознала истинное положение вещей — любит Дассе ее или нет (если он вообще способен любить), он все равно к ней не вернется. Это так же очевидно, как и то, что на смену ночи приходит день.
Как они оказались в постели, почему она сжимала его в объятиях, изливая свое желание, боль и любовь, было выше ее понимания. Непреложным фактом оставалось то, что после нескольких часов безумного животного секса, делавшего ее счастливой, она проснулась дождливым пепельно-серым утром и увидела, что Дассе ушел.
Лейти хотелось прижать мужа к себе, но вместо этого она смяла простыню, перепачканную их выделениями. Она жадно вдыхала запах его семени, словно последнее напоминание о счастье, с которым не желала расставаться. В глазах закипели непрошеные слезы. Женщина просто не понимала, как Дассе мог быть настолько жестоким, чтобы уйти после того, что произошло. Неужели для мужа она совсем ничего не значит?
Лейти закричала, будто от физической боли. Она пыталась заставить себя ненавидеть Дассе и одновременно понимала, что это невозможно.
— У нас проблемы, — объявил хагошрин.
Они застряли в воздухопроводе, забитом сажей и пеплом, насквозь пропахшем паленым. Сколько рамахан погибли при штурме Среднего дворца? Казалось, эхо до сих пор разносит крики умирающих.
— Ты же хагошрин, — заявила Тигпен, — придумай что-нибудь.
— Элеану охраняют.
— Сколько хааар-кэутов? — спросила Риана.
— Телохранители регента меня бы не остановили. Это не они. — Голос хагошрина стал зловещим. — Элеану охраняет проклятие.
— И что это за проклятие такое? — едко спросила Тигпен. По тону раппы Риана поняла — Тигпен считает, что хагошрин свихнулся.
— Дар Сала-ат, не люблю ходить вокруг да около, в общем, это яд-камень.
— Яд-камень! — Тигпен закричала так громко, что Риана на нее зашикала. — Как, во имя Миины, яд-камень попал к в’орнну? — Усы Тигпен дрожали от волнения.
— Как — нас уже не интересует, — заявил хагошрин. — Гораздо важнее то, что сейчас он настроен на Элеану.
— Что это значит? — спросила Риана. Она уже успокоилась и взяла себя в руки.
— То, что мы в опасности, — заметила Тигпен.
— Раппа права, Дар Сала-ат. — Хагошрин вытянул шею и просунул голову в неширокое отверстие. — Сейчас самое главное — время. — Голос монстра доносился словно издалека. — Спасение Элеаны отходит на второй план.
— Что? — Риана не поверила собственным ушам.
— Это девятый камень, Дар Сала-ат, — проговорило чудовище, — необходимый, чтобы достроить клетку, ту, что убьет Сеелин. Нужно завладеть яд-камнем, а если получится — уничтожить.
Тигпен фыркнула.
— Яд-камень уничтожить невозможно.
Хагошрин поднял кривой желтый коготь.
— Нет можно. Его следует перенести в Иномирье и бросить в пасть белого дракона.
— Чья это Аватара? — спросила Риана.
— Сразу нескольких существ, — объяснил хагошрин. — Она принадлежит архидемону Пэфоросу и троим его детям.
— Но ведь мы их одолели, — проговорила Риана. — В За Хара-ате я заставила демонов убраться в Бездну.
— И все же белый дракон не исчез из Иномирья. Я так уверен, потому что сам его видел.
— Ты умеешь припрыгивать? — изумилась Тигпен. — Не знала, что…
— Раппы знают далеко не все на свете, — хмыкнул хагошрин.
— Хватит спорить, — попросила Риана и полезла вслед за головой монстра. — Ты захватишь яд- камень, а я — Элеану.
Внезапно щупальца обвили ее вокруг талии, не давая пошевелиться.
— Ты ничего не поняла. — Вонючая морда хагошрина приблизилась. — Мне нельзя касаться яд- камня. Это единственная вещь, которая…
— Тогда ты возьмешь Элеану, а я — камень.
Хагошрин глубоко вздохнул и стал протискиваться в узкое отверстие. Риана — следом, и вот они оказались в дворцовом коридоре, темном и душном, в одном из тысячи служебных коридоров,
