Перв-капитан Квенн долго не мог заставить себя похоронить щенка. Еще больше времени ушло на то, чтобы разобраться в своих чувствах. Во-первых, он был кхагггуном и умел не только убивать, но и исполнять приказы, беспрекословно подчиняясь командиру. Во-вторых, слово «верность» не было для Квенна пустым звуком. То, что регент был баскиром и убил его щенка, ничего не меняло. Правитель захотел его проучить, и он должен быть благодарен. Квенн был благодарен. Тогда почему он так долго не мог похоронить щенка? Потому что рыдал над маленьким остывающим телом. Потому что щенок казался таким беспомощным и не мог защититься от кинжала регента. Наверное, поэтому правитель и решил на этом примере показать, что животным не место в его апартаментах.

С тех пор как Курган Стогггул убил щенка, во рту перв-капитана появилась горечь, лекарства против которой он не знал. Хуже того, он не мог перестать рыдать. Для кхагггуна подобное состояние просто унизительно. Кто из его товарищей мог понять и разделить его любовь к животным? Никто. Разве что заводчик ищеек.

Заводчика звали Тонг. Многие приятели Квенна издевались над Тонгом за его спиной, считая, что он похоронил себя заживо. Разве это жизнь? Так говорили кхагггуны, которые думали, будто знают все на свете. А перв-капитан Квенн считал их настоящими идиотами.

Тонга он нашел во дворе в окружении собак. Одна из сук только что ощенилась, и заводчик возился с малышами.

Увидев перв-капитана Квенна, Тонг поднялся. «Наверное, пришел пожаловаться на щенков, которых я продал регенту».

— Роды были непростые. Пришлось помогать, — начал Тонг, вытирая руки, — но посмотри на щенков!

— Он умер! — выпалил перв-капитан Квенн. — Регент перерезал ему горло, чтобы проучить меня!

— Ба! — всплеснул руками Тонг. — Жалко, хороший был пес, верный!

Перв-капитан Квенн тут же отвернулся. Он снова вспомнил щенка, и его вырвало завтраком и остатками вчерашнего ужина. Именно тогда Квенн впервые испытал злость, от которой ему было так горько.

Тонг сделал вид, что ничего не заметил.

— Думаю, сейчас самое время выпить.

Квенн позволил Тонгу отвести себя в бар — заведение самого последнего сорта, с жирными стенами и грязным полом. В этом баре работали такие лооорм, которыми брезговал даже Тонг. По крайней мере на это надеялся перв-капитан.

Тонг заказал весеннего меда, который оказался на удивление густым и ароматным.

— Жизнь полна сюрпризов, правда, перв-капитан? — Заводчик вытер пену с верхней губы. — Пять лет назад я служил у флот-адмирала Пнина, а сегодня помогал щениться своей любимой суке. Даже не знаю, что доставляло мне большее удовольствие.

— Звучит совсем не по-кхагггунски.

— Знаете, перв-капитан Квенн, по-моему, вы еще менее кхагггун, чем я.

— Почему?

— Во-первых, вы любите собак. — Резкий голос Тонга напоминал перв-капитану гул глеевых мельниц. — Во-вторых, вы служите у баскира.

— Этот баскир — регент.

— Тем не менее, несмотря на всю его доблесть на калллистоте и кхагггунские словечки, он не кхагггун. И никогда им не станет.

— Пусть. Он — регент и заслуживает уважения.

Тонг отхлебнул меда.

— Когда я был мальчишкой, а это было очень давно, мы не знали, что такое мир. Мы летали с планеты на планету, покоряли, убивали. Иногда убивали нас. В те времена кхагггуны пользовались настоящим почетом. Без нас даже гэргонам пришлось бы несладко. С тех пор все изменилось. И для нас, и для гэргонов.

Перв-капитану Квенну пришлось согласиться. После того, как погибли его псы, оба по вине регента, краски жизни поблекли.

— Знаете, а он ведь мог и не делать этого.

Перв-капитан сделал большой глоток и чуть не подавился медом.

— Что?

— Я говорю, щенок — живое существо, у регента не было причины лишать его жизни.

Кое-кто расценил бы эти слова как предательство, например, Курган Стогггул. Перв-капитан Квенн понимал, что тоже должен так считать. Однако никакого предательства в словах Тонга он не чувствовал.

— Вам не кажется, что правитель мог проучить вас и по-другому?

Истинная правда. Кургану не следовало убивать щенка. Чем больше Квенн над этим думал, тем больше вопросов у него возникало. Теперь он сомневался не только в регенте, но и в самом себе.

— Вы хорошо знали своего отца, перв-капитан?

— Нет, почти не знал. Он не интересовался детьми.

— Жаль. — Тонг поднял руку, и им принесли новую порцию меда. Похоже, его здесь отлично знали. — Я своего отца очень любил. Так сильно, как ни одно живое существо, за исключением собак. Теперь они моя семья. — Тонг взял кубок обеими руками, и Квенн увидел, что ладони у заводчика распухшие и покрытые шрамами. — У меня было пять братьев, и все они погибли в бою с центофеннни. Жуткая бойня! А мы так и не увидели ни одного центофеннни в лицо. — Осушив вторую кружку, Тонг принялся за третью. — Ничего не поделаешь, война есть война, — пожал плечами заводчик. — Мой отец очень любил музыку. Всякую, без разбора. Представляете? Перед боем он обожал слушать песни врага. Он всегда говорил, что о противнике можно судить по его музыке. В ней есть своя логика, как и в математике, поэтому он так ею восхищался. Отец хорошо понимал всех, с кем сражался. Конечно, за исключением центофеннни. Их вообще никто не понимает. — Тонг снова покачал головой. — Мои собаки любят музыку. Представляете? У меня есть всякая, я сохранил отцовскую коллекцию. Когда я проигрываю его записи, он будто возвращается ко мне, и мы слушаем вместе.

Перв-капитану Квенну было не по себе. С одной стороны, он завидовал Тонгу, ведь в его жизни не было ни любящего отца, ни пяти братьев, а с другой — понимал, как горько остаться одному.

— Зачем вы пришли ко мне, перв-капитан?

Квенн отвернулся, облизнув пересохшие губы.

— Вам ведь не нужен другой щенок? Дело ведь не в этом?

Квенн промолчал, и Тонг решил ему помочь.

— Отец разочаровал меня всего один раз. — Тонг смотрел в кружку с золотистым медом. — Лишь однажды он сделал то, чего не должен был делать, — взял мой старый ионный меч и деактивировал. —