показалось, что я видел это перед самым взрывом, но тогда я просто не поверил своим глазам...
В одном из окон было выбито стекло; несколько осколков, подхваченных ночным ветром, лежало на ковре.
— Чокнутый. — Кроукер запихал револьвер в кобуру. — Этот тип чокнутый... или самоубийца. — Металлическая дверь приоткрылась, и Кроукер махнул рукой. — Идите вниз, — сказал он сержанту с всклокоченной шевелюрой. — Посмотрите, что там осталось от этого ублюдка и можно ли его отскрести от тротуара.
Николас подошел к окну и выглянул наружу. Кроукер встал рядом с ним.
— Отсюда ни черта не видно, кроме проклятых огней. — Кроукер имел в виду вращающиеся маячки на полицейских машинах.
Подошел Томкин, отряхивая свой костюм; впрочем, он уже превратился в жалкое тряпье.
Кроукер вышел из комнаты, даже не посмотрев на Томкина.
— Ник. — Впервые в жизни Томкину было так трудно говорить; его ноги подкашивались. — С ним покончено?
Николас молча смотрел в окно. Он видел движущиеся фигурки людей; зажглись огни. Нашли тело.
— Ты спас мне жизнь. — Томкин откашлялся. — Я тебе очень благодарен.
Может, Николас не слышал, что он сказал этому сумасшедшему. Да он был просто не в своем уме, когда решился на эту сделку. Томкин остро, до боли, сознавал, что был бы сейчас мертв, если бы не Линнер. Он оказался у Николаса долгу, и это было ему неприятно. Томкин чувствовал, как в нем закипает гнев, и на какой-то миг испытал к себе отвращение. Точно так же, как тогда, много лет назад, когда он, потный и задыхающийся, оторвался от неподвижного тела своей дочери, в то лето, насыщенное солнечным зноем и шумом прибоя.
Спустившись вниз, Николас увидел, что тело уже помещено в пластиковый мешок. Он захотел взглянуть на него, перед тем как мешок погрузят в машину скорой помощи — одну из целой вереницы машин, выстроившихся перед зданием. Молодая розовощекая блондинка, помощник патологоанатома, вопросительно посмотрела на Кроукера. Он согласно кивнул.
— После такого падения мало что осталось, — заметил Кроукер.
Он был прав. Лицо Сайго превратилось в сплошную кровавую массу. Одно плечо было раздроблено; шея неестественно вывернута.
— Ноги — прямо как студень, ни одной целой косточки, — продолжал Кроукер, словно смакуя свои слова. — Верно, доктор? Женщина устало кивнула.
— Уберите труп, — сказала она. — У меня здесь еще много работы.
Она отвернулась, и Николас увидел, как из здания одного за другим выносят на носилках полицейских.
Кроукер, бледный и осунувшийся, провожал их глазами.
— Четверо убитых, Ник. — Его голос был хриплым. — Еще двоих пока не нашли, и несколько приходят в себя после газа. Господи, твой приятель Сайго убивает людей словно семечки щелкает. — Кроукер потер лицо руками. — Я рад, что все это кончилось. Ты не представляешь, как я рад.
— Мне жаль, что так получилось.
— Только не говори: “Я же тебя предупреждал”.
— У меня этого и в мыслях не было. Я сам рад, что все позади. Я хочу жить своей жизнью, хочу увидеть Жюстину.
— Почему он выпрыгнул?
— Он был воином. Он жил для того, чтобы умереть в бою.
— Я не понимаю этой философии. Николас невозмутимо пожал плечами. — Это не имеет значения. — Он посмотрел по сторонам. — Вы нашли его
— Его — что?
— Меч.
— Пока нет. Но он где-то здесь, мы найдем.
— Это не так уж важно.
Взгляд Кроукера скользнул через плечо Николаса.
— Кажется, твой босс тебя ждет.
Николас обернулся и ответил с улыбкой:
— Ты хочешь сказать, бывший босс.
Томкин, в потрепанном костюме, стоял у своего лимузина. Шофер Том услужливо держал дверцу. Сирены громко оплакивали мертвых, и ночь казалась светлой в огнях фар.
— Послушай, — Кроукер отвел Николаса на несколько шагов в сторону. — Я хочу, чтобы ты был в курсе. Я дождался того звонка и теперь знаю, где найти женщину, которая была в квартире Анджелы Дидион в день убийства.
Николас посмотрел на Кроукера, потом оглянулся на Томкина, который молча дожидался его у лимузина.
— Значит, ты этого не оставишь?
— Не могу. Пойми, я должен его прижать. Это дело чести; кроме меня, никто не сможет это сделать.
— Но ты уверен, что у тебя в руках действительно что-то серьезное?
Глаза Кроукера потемнели; на его лице, казалось, прибавилось морщин, но, возможно, все дело было в освещении. Он пересказал Николасу свой разговор с осведомителем.
— Ты что, думаешь, я просто трепал языком? Я пока не выяснил, кто там еще крутится вокруг этой девки, но готов биться об заклад: это Фрэнк. Ты видел его в последние дни? Нет? Почему бы тебе не поинтересоваться у своего бывшего шефа?
— Ты ничего не можешь утверждать, пока не поговоришь с этой женщиной, верно?
— Верно. Именно поэтому я сейчас же лечу во Флориду. Разумеется, для начальства я в отпуске.
— Надеюсь, ты понимаешь, на что идешь.
С громким воем сирены отъехала последняя машина скорой помощи; ее красный маячок на мгновение выхватил Николаса и Кроукера из полумрака, и снова опустилась ночь.
— Мне странно слышать это от тебя, Ник.
— Ник! Ты идешь? — послышался голос Томкина.
— Еще минуту, — ответил Николас не оборачиваясь. — Ты увидишь Гелду перед отъездом? — спросил он у Кроукера.
— Нет времени. Я ей позвоню. — Лейтенант посмотрел себе под ноги. — Просто скажу ей, что у меня все в порядке.
Николас уже собрался уходить, когда Кроукер окликнул его:
— Слушай, ты должен сделать то же самое. Жюстина, наверно, места себе не находит.
Увидев приближающегося Николаса, Томкин нырнул в лимузин. Том дождался, пока Николас сядет в машину и захлопнул за ним дверь.
Все ночные звуки отступили в тишине салона; успокаивающе гудел мотор, и кондиционер дарил долгожданную прохладу.
У полиции было еще много работы. Николас видел через окно, как Кроукер разговаривает с молоденьким патрульным: он отрицательно покачал головой и показал рукой на вход в здание.
— Я благодарен тебе. Ник. — Томкин облокотился на спинку заднего сидения, поглаживая ее толстыми пальцами. — И это не пустые слова. Завтра ты придешь ко мне и получишь чек — больше, чем мы договаривались. Ты это заслужил.
Николас молчал; у него на коленях лежал меч в ножнах. Он откинул голову и закрыл глаза.
— И мы сможем обсудить, — продолжал Томкин, — твою дальнейшую работу в фирме.
— Мне это ни к чему, — сказал Николас. — Также, как и ваша благодарность.
— Я бы на твоем месте подумал. — В глубоком голосе Томкина звучало дружелюбие. — Твои замечательные способности могли бы мне пригодиться. — Томкин замолчал; Николас, даже с закрытыми глазами, знал, что Томкин пристально на него смотрит. — Ты не хотел бы вернуться в Японию?
Николас открыл глаза и посмотрел прямо перед собой, на пластиковую перегородку.
