прочим, тоже странным образом вызывал в ней это чувство.

- Мне кажется, эта идея Муна обучать тебя боевым искусствам была вполне здравой.

- Это упрощенческий подход.

- Да? А я думал, реалистический. Сутан наклонила голову. - Как твоя жена реагирует на твой эмоциональный дефицит?

- Я неженат.

- Ну тогда твоя подружка. - Она взглянула на него. - Уж подружка-то у тебя в Нью-Йорке есть, надеюсь?

- Подружка? - переспросил он, подумав про Диану. - Не знаю.

Она рассмеялась. - Ну и ответ! Что ты имеешь в виду под своим 'не знаю'?

- Да есть кое-кто, - сказал он нерешительно, - но я не уверен...

- В ней или в себе?

Он допил и поставил чашку на стол.

- Пойдем. Здесь становится слишком людно.

- Как в Нью-Йорке, верно? - Она удержала его за руку. - Сядь, пожалуйста. Ты ведь сам сказал, что мы - люди посторонние по отношению друг к другу. И поэтому нет такого, что мы постеснялись бы сказать. - Она засмеялась. - Ты не знаешь меня достаточно для того, чтобы обижаться на мои слова, а я не знаю тебя достаточно для того, чтобы лгать, щадя твои чувства.

Сив снова уселся на свое место. В соседней с ними кабинке женщина в черном шелковом платье фирмы 'Шанель' и в шапочке из шкуры леопарда, пришпиленной к ее светлым волосам при помощи бриллиантовой броши, поедала устрицы. Она даже не потрудилась снять перчаток.

- В Нью-Йорке все совсем по-другому, - заметил Сив. Когда им принесли еще кофе, он рассказал о Диане, закончив так:

- Я никогда не умел устанавливать отношения с девушками. Работа отнимает у меня слишком большую часть жизни.

- Очень удобная отговорка.

- Что?

- Я говорю, очень удобно пользоваться этим аргументом, чтобы порвать отношения, когда они становятся слишком серьезными или обременительными.

- Да нет, ты меня не поняла. Все совсем не так.

- Не так? Еще скажешь, что не дорожишь своим холостяцким комфортом?

- Полицейский, особенно такой, как я, не знает, что такое комфорт. Частенько мне приходится проводить ночь на переднем сидении машины. Я ем холодную и склизкую жареную картошку и пью кофе такой густой и черный, что ты могла бы использовать его вместо туши для ресниц.

- Я не говорю про твою работу, - возразила Сутан. - Я говорю про тебя самого. Я думаю, ты испытываешь дискомфорт, когда замечаешь, что кто-то рядом с тобой испытывает сильные чувства.

- Господи, да я даже не знаю, что такое сильные чувства, - признался он.

- Перестань обманывать сам себя! Это знает каждый. Вопрос только в том, предпочтет он показать это или нет.

- Откуда это ты все знаешь?

- Я удивлена, что ты об этом спрашиваешь, - ответила она. - Любить двух братьев - это настоящая школа для воспитания чувств.

Группа подростков ввалилась в двери и метрдотель указал им кабинку, где можно сесть. Через минуту оттуда валил дым, как от погребального костра.

Сив долгое время сидел уставившись на них, а может, просто в пустоту. Наконец он повернулся к Сутан.

- По правде говоря, я боюсь.

- Боишься запутаться в отношениях? Все боятся. Он покачал головой. - Да нет, не этого. Во всяком случае, не главным образом этого. - Он оглянулся вокруг, ища глазами официанта. - Я хочу чего-нибудь выпить. - Он заказал виски и опрокинул себе в рот одним залпом. - Знаешь, чего я больше всего боюсь? Смерти.

- Это просто смешно, - сказала она. - С твоей-то профессией! Тогда тебе лучше бы быть бухгалтером или библиотекарем.

- Возможно. Но тогда я не мог бы жить в согласии с самим собой.

- Ага, понятно. Ты, значит, стал полицейским, чтобы доказать себе, что ты не трус.

Он кивнул.

- В каком-то смысле. - Он вспомнил о своем отце. Может, доказать это тебе, пап, подумал он. - Во всяком случае, в армию я записался именно поэтому. А когда вернулся домой, мне казалось логичным продолжать службу.

- Но при чем здесь твоя девушка?

- Видишь ли, достаточно скверно жить в страхе одному. А уж с семьей...

- А может, именно семья прогонит твой страх, - сказала Сутан. - Тебе такое в голову никогда не приходило? Семья ведь является продолжением жизни, даже после смерти.

Сив почувствовал, как тепло выпитого виски разливается по всему телу. Женщина в платье фирмы 'Шанель' закончила свои устрицы. Теперь Сив заметил, что рядом с ней сидит кудрявый карликовый пудель, неподвижный, как изваяние, преданно глядя на хозяйку.

На другой стороне комнаты подростки совсем потерялись в сигаретном дыму. Потом двое из них - девочки в майках и юбках цвета полыни вынырнули из дымовой завесы и начали по очереди бросать друг дружку в рок-н-ролле в походе между рядами столиков. Официанты в белых смокингах степенно и с невероятным присутствием духа отступали на шаг, когда полынная ракета проносилась мимо. За свою службу они и не такое видали.

Сив закрыл глаза.

- Давай вернемся в отель? Что-то голова разболелась.

Когда Аликс открыла глаза, она увидела незнакомое лицо. Последнее, что она запомнила перед предшествуемым этому провалом, было ощущение, что ее везут на каталке, уже наполовину отключившуюся, в операционную комнату. Ощущение белизны и стерильности, сверкающие инструменты, анастезатор, приводимый в действие гигантским двигателем, пульсирующим, как бьющееся сердце.

А потом все тот же сон о том, как она бесконечно падает, падает... И чем ниже она падает, тем страшнее становится, потому что все сильнее убеждение, что ей не пережить конца падения. Потому что чем ниже она, тем стремительнее ее падение и тем ближе его конец.

И вот в сумрачном, неземном свете она видит Дика, стоящего на выступе скалы, мимо которой она падает. Она кричит ему что-то, он поворачивается к ней, улыбается, и она проносится мимо.

Она страшно кричит.

И вот внизу, на другом выступе, стоит Кристофер. Он расставил руки и она знает, что у него есть и сила, и решительность, чтобы попытаться поймать ее. Он не боится, как боялся Дик, что она своим весом и инерцией падения увлечет и его за собой в бездну.

Он улыбается, его расставленные руки все ближе и ближе. Теперь она почти уверена, что спасена. Почти до самого последнего момента уверена, - до того момента, когда он вдруг отдергивает руки.

Нет! - кричит она. Нет!

Падает.

Быстрее и быстрее, пока...

- Аликс, вы слышите меня? - спрашивает ее Макс Стейнер.

Аликс замигала глазами, пытаясь вспомнить имя которое можно было бы связать с этим незнакомым лицом.

- Я знаю вас? - спрашивает она.

Она видит, что на лице его появляется выражение, которое можно понять, как нечто среднее между озабоченностью и восторгом.

- Боже мой! - восклицает он. - Надо скорее позвать доктора. Вы заговорили!

Она неуверенно протягивает к нему руки. Все кажется еще таким нереальным. Она все еще продолжает