посылали своих детей учиться основам теравадан-буддизма. Один из сотни этих детишек решался отвергнуть суету мира и принять монашество. Монах имел право обладать восемью предметами: бритвой для того, чтобы удалять волосы с лица и головы, тремя сменами одежды, иглой, чтобы зашивать дыры на одежде, поясом, деревянной миской и клятвой никогда не класть в нее никакой пищи животного происхождения. Миска является источником его существования, ибо он живет подаяниями.

- Ты упомянула Слепого, - сказал Мун. - Что это за человек?

- Один из людей Волшебника.

- Буддийский монах?

Она улыбнулась.

- Ты шутишь? Конечно, нет. - Она закончила перевязку. Руки у нее были удивительно умелые и нежные. - За всеми тревогами, что выпали на нашу долю, я не успела поблагодарить тебя за то, что спас мне жизнь.

- Ты вернула мне долг, когда спасла мою, - откликнулся Мун.

Она серьезно поглядела на него.

- Никто, кроме тебя, не смог бы уговорить Генерала Киу развязать меня.

- Он, конечно, человек не без слабостей. Если она и уловила шутку, то не выказала этого ничем. - Тут у нас есть немного риса и манго, - сказала она. Ты, наверно, изголодался здесь на монастырской пище?

- Только по свежей информации. Расскажи мне о Волшебнике.

Она подала ему деревянную миску.

- С условием, что ты поешь и вообще будешь вести себя хорошо. - Он услышал шорох ее одежд, когда она присаживалась рядом с ним. - Когда-то я любила его. Он пришел в нашу деревню, набирая людей в свой отряд, и увидал меня. Мне тогда было шестнадцать, и я считала , что за пределами северной Бирмы на свете ничего нет.

Волшебник указал мне на то, что я ошибалась. Он переспал со мной и научил меня ... всему. Во всяком случае, я думала, что всему. Он показал мне мир и намекнул, что когда-нибудь он будет в нем единственным господином. По своей наивности я рассмеялась, в последний раз в своей жизни подумав, что он глупый.

Мун почувствовал глухое раздражение.

- Ты хочешь сказать, что он возомнил себя Мингом Беспощадным?

- Не понимаю.

- Минг Беспощадный - это герой комикса, намеревающийся завоевать мир. Никто не принимает его всерьез, кроме Гордона-Молнии.

- Я думаю, что Волшебника принимать всерьез следует, - заметила Ма Варада.

- Видишь ли, даже правительствам, стоявшим во главе агрессивных государств, не удавалось завоевать мир. Неужели я поверю, что один человек может!

Ма Варада посмотрела на свои руки, которые она держала сложенными на коленях.

- Ну, я полагаю, это зависит от того, что понимать под завоеванием мира. Если ты говоришь о завоевании грубой силой, тогда это невозможно. Но если иметь в виду завоевание посредством накопления капитала, постепенного проникновения в национальные и интернациональные конгломераты через перекупку акций, то очень даже можно. Он, насколько мне известно, уже имеет мощные базы в большинстве промышленно развитых государств мира.

Мун смотрел на нее так, будто она вдруг превратилась в огнедышащего дракона.

- Где ты узнала обо всем этом?

Она улыбнулась.

- А ты сам думаешь, где?

- Волшебник никогда не имел предрасположенности к тому, чтобы делиться чем бы то ни было, тем более, знаниями, - пробормотал он.

- Справедливо, - согласилась она. - Но для меня, я полагаю, он сделал исключение. Я была неразвитым, невежественным ребенком; когда повстречала его. Он забрал меня к себе, стал моим отцом, моим учителем, моим воспитателем, моим богом. Такая у него была причуда. В конце концов он начал чувствовать, что чем больше тайн он доверяет мне, тем более богоподобным становится. 'Кажется, сказал он мне однажды, - я всю жизнь ждал такой возможности'. Я думаю, он имел в виду возможность сформировать из живой глины человека по своему образу и подобию и полностью властвовать над ним.

- А теперь ты предаешь его, - глубокомысленно заметил Мун, хотя он и не был уверен, что Ма Варада сказала ему правду. Если и сказала, то не всю, что в данном случае еще хуже, добавил он про себя.

Она покачала головой.

- Я никогда не предаю, тем более Волшебника. Для него я вещь, и всегда ей была. Просто марионетка: он дергает за веревочки, а я двигаюсь. Я постоянно слышу в душе его подсказки шепотом, что мне делать дальше, как ты слышишь шум ветра в вершинах деревьев. Всегда слышу... И я хочу - я просто должна получить свободу. Я даже не помню своего настоящего имени. Варадой меня назвал Волшебник. Все, что ты видишь сейчас во мне, не мое, а навязанное мне им. Он дал мне возможность функционировать, но не позаботился о том, чтобы наделить меня способностью жить. И теперь я хочу жить, хочу больше всего на свете. И я сделаю все от меня зависящее, чтобы получить автономную жизнь.

Мун был в сомнении, как ему поступить. Он знал, что надо выбираться из Бирмы. Попав в Таиланд, можно сравнительно легко добраться до Бангкока, а там и домой, в Вене. Но без помощи Ма Варады это сделать невозможно. Значит, он должен полностью довериться ей, сообщив ей имена и адреса, которые были для него священными.

Монотонное бормотание монахов на молитве повисло в воздухе предгорий, наполняя его своеобразной аурой, проникающей в каждый угол Сикайна.

Звуки молитв висели в воздухе, как благовония, открывая для него двери, которые он плотно закрыл много лет назад. Ощущение было такое, что монахи словами молитв подсказывали, что ему делать.

- Я здесь уже был. В те годы, когда уже не мог оставаться в Камбодже, сказал Мун, сам удивляясь, зачем он доверяется этой женщине, во власти которой он сейчас полностью находится. - Здесь я поступил в школу и изучал буддизм. Потом жил при пагоде Каунгмудау. Знаешь, та самая с куполом, который, согласно легенде, является копией идеальных грудей любимой жены царя Талуна.

- Очень трудно вообразить тебя монахом, - заметила Ма Варада.

- Я часто преступал заповеди веры, - согласился Мун. - Очень грустно попасть снова сюда, в колыбель буддизма, и почувствовать, как далеко я забрел от благодатной Восьмеричной Тропы.

- Ты был цельным когда-то, - сказала она, - и не ценил этого. - Ее глаза, казалось, излучали свет в полумраке. - Ты потерял то, что я сейчас так отчаянно стремлюсь приобрести. Ты не дурак и не сумасшедший, но, тем не менее, повернулся спиной к жизни. Что тебя заставило это сделать?

- Ярость, - ответил он, поняв это сам впервые в жизни, - и отчаяние.

- А сейчас это прошло? - спросила она, кладя руку ему на грудь, там, где сердце. - Сейчас в тебе это перегорело?

Молитвы, подымаясь из святых обителей, заставляли воздух течь вином и молоком. Все, что наполняет космос, собралось здесь в одном месте, и Мун с тоской подумал о том, что он потерял. Ярость и отчаяние вселили беспокойство в него и сделали его глухим к тишине, дарующей мир его духу. Он позволил втянуть себя в войну сначала французам, потом американцам, покинув единственное место на земле, которое питало его.

- Перегорело, - ответил ин даже с каким-то удивлением в голосе.

Ма Варада улыбнулась и поцеловала его.

- Тогда ты можешь помочь и мне обрести цельность. Я прошла долгий, долгий путь, и он завершится здесь.

Мун смотрел на нее, и в голове его проносились мысли, которые можно было назвать почти молитвами.

- Я знаю здесь кое-кого, - сказал он, приняв наконец решение. - Иди в пагоду Сун У Понья Шин и добейся свидания с настоятелем. Скажи ему, где я нахожусь и что мне нужна помощь. Он сделает все, что надо.