поэтесса... Есть финансовые трудности...

Словом, бедная моя героиня в очередной раз оказалась не нужна. Робкий огонек в конце туннеля, вдруг загоревшись, погас.

Тут-то мне стало ясно, откуда у издателя пристрастие к длинным строчкам. Просто от природы ему свойственна запасливость. Он и нас с Лютиком на всякий случай приветил, а потом этот случай не представился.

И про его 'О!' я все понял. В классицистском театре подобные восклицания просто обязательны. Там это своего рода фигура речи, вводное слово, пустой звук.

Я даже решил, что к цифре 'четыре' он тогда прибавил не ноль, а 'О!'. Так сказать, внес в договор элемент классицистской условности. Тем более что и год он поставил другой. Надо было - 99, а он написал - 98.

И еще мне подумалось вот что.

Как и все советские люди, половину жизни Ольга Ваксель провела в очередях. Но, возможно, самым обидным было для нее ожидание в предбаннике столовой Литфонда.

Сын Арсений - как внук композитора - имел право на посещение этого заведения, а она - нет. Не для нее были эти накрахмаленные скатерти и вежливые официантки!

Все это, конечно, объяснимо.

Кто-то проходит мимо швейцара, не здороваясь, а с кем-то не здоровается швейцар.

Одни самолично едят деликатесы, а другие знают об этом с чужих слов.

Такова существующая реальность.

Стоит ли удивляться тому, что ее судьба опять не складывалась?

Вновь она томилась перед закрытой дверью, наблюдала за входящими и выходящими писателями и их женами.

Что видит наша Золушка через прозрачное стекло? Имена по большей части знаменитые, кумиры публики, литературный бомонд. Все блестит и отсвечивает, подобно обложкам из целлофана.

Ощущение такое, будто смотришь телевизор.

Вот - Александра Маринина, это - Фридрих Незнанский... Генри Миллер, зарубежный гость... Официантка так спешит к нему, словно рассчитывает не на чаевые, а на орден.

Наш издатель тоже явился на этот праздник жизни. Конечно, не в шортах, а при всем параде. Смокинг в комплекте с бабочкой и лакированными ботинками, радиотелефон вместе с многочисленными 'О!'...

Ну что тут скажешь...

Может, опять открыть Мандельштама?

Взять хотя бы стихотворение о Федре.

Начинается оно описанием театра времен классицизма, а завершается туманной строкой, напоминающей фразу гоголевского сумасшедшего.

Говорится здесь о чем-то столь же запредельно-далеком, как 'алжирский дей'.

'Когда бы грек увидел наши игры...'

1996 - 2000

I Здесь и далее неопубликованные тексты О.А. Ваксель (воспоминания и стихи) цитируются по рукописям из архива А.А. Смольевского.

II Неопубликованное письмо М. А. Волошина Ю. Ф. Львовой хранится в Рукописном отделе Российской Национальной библиотеки.

III 'Толмачев,- пишет О. Ваксель в другом месте своих записок,- сценарист Союзкино, остроумный юноша и страшный сплетник'.

IV Первой об интересе Мандельштама к судьбе А. Бозио написала Л. Я. Гинзбург в работе 'Поэтика Осипа Мандельштама'.

V Неопубликованные письма Н.Я. Мандельштам Е. К. Лифшиц хранятся в Рукописном отделе Российской Национальной библиотеки.