— Ты действительно хочешь ей помочь.

Микаэль кивнул.

Хольгер Пальмгрен придвинул к нему лицо.

— Опиши диван в ее гостиной!

Микаэль улыбнулся в ответ.

— В то время, когда я бывал у нее, там стоял старый, потертый и продавленный экземпляр, который в каком-то смысле мог претендовать на звание антикварной редкости. На мой взгляд, эта вещь была сделана в пятидесятые годы — две бесформенные подушки, обтянутые коричневой материей с желтым узором, в паре мест протертой до дыр, так что набивка торчала наружу.

Хольгер Пальмгрен неожиданно расхохотался — этот хохот был похож на собачий лай. Он перевел взгляд на доктора Сиварнандана.

— Во всяком случае, он бывал в ее квартире. Скажите, доктор, нельзя ли устроить так, чтобы я мог угостить моего посетителя чашкой кофе?

— Разумеется, — сказал доктор Сиварнандан, встал и вышел из комнаты.

С порога он обернулся и на прощанье кивнул Микаэлю.

— Александр Залаченко, — произнес Хольгер Пальмгрен, как только дверь за доктором закрылась.

Микаэль вытаращил глаза.

— Вам известно это имя?

Хольгер Пальмгрен кивнул.

— Лисбет сказала мне, как его зовут. Думаю, надо рассказать тебе эту историю, прежде чем кто- нибудь… если я вдруг неожиданно умру, что не так уж невероятно.

— Лисбет? Откуда она вообще могла знать что-то о его существовании?

— Он отец Лисбет.

В первую минуту Микаэль даже не понял, что сказал Хольгер Пальмгрен. Затем до него дошло.

— Что вы такое говорите?

— Залаченко приехал сюда в семидесятые годы. Он искал политического убежища. Что там была за история, я так до конца и не понял, так как Лисбет была очень скупа на информацию. А об этом она вообще не желала говорить.

Согласно метрике Лисбет, отец — неизвестен, вспомнил Микаэль.

— Залаченко — отец Лисбет! — повторил он вслух.

— Однажды она рассказала мне. Это было примерно за месяц до моего удара. Но одно я понял из ее рассказа: Залаченко прибыл сюда в начале семидесятых. Он встретил мать Лисбет в семьдесят седьмом году. Они сошлись, и на свет появились две девочки.

— Две?

— Лисбет и ее сестра Камилла. Они были близнецы.

— Господи! Вы хотите сказать, что она существует как бы в двух экземплярах?

— Они получились очень разными. Но это другая история. Мать Лисбет звали Агнета София Шёландер. Ей было семнадцать лет, когда она встретила Залаченко. Я не знаю подробностей о том, как они встретились, но из того, что я знаю, я понял, что она была совершенно несамостоятельной девочкой, так что стала легкой добычей для немолодого и опытного мужчины. Он произвел на нее большое впечатление, и, по-видимому, она в него по уши влюбилась.

— Понятно.

— Залаченко оказался очень малосимпатичной личностью. Ведь он был гораздо старше ее. Я думаю, что он просто искал покладистую женщину, и больше ничего.

— Думаю, вы правы.

— Она, разумеется, строила разные воздушные замки, мечтала о будущем, но он был нисколько не заинтересован в супружестве. Они так и не поженились, но в семьдесят девятом году она сменила фамилию Шёландер на Саландер. Вероятно, так она хотела выразить, что они — одна семья.

— Это в каком же смысле?

— Зала — Заландер.

— Господи боже мой! — воскликнул Микаэль.

— Я все это сопоставил незадолго до того, как заболеть. Она имела право взять такую фамилию, потому что ее мать, бабушка Лисбет, действительно носила фамилию Саландер. Дальнейшие события показали, что Залаченко оказался законченным психопатом. Он пил и жестоко избивал Агнету. Насколько я это себе представляю, все избиения постоянно происходили на глазах у детей. Сколько Лисбет себя помнила, Залаченко регулярно у них появлялся. Иногда он надолго исчезал, а потом снова возникал на Лундагатан. И каждый раз все происходило одинаково. Залаченко приходил за сексом и для того, чтобы пьянствовать, и каждый раз дело кончалось тем, что он всячески измывался над Агнетой. Лисбет Саландер сообщила такие подробности, из которых видно, что речь шла не только о физических издевательствах. Он был вооружен, злобен и имел садистские наклонности. Как я понял, с годами это только усугублялось. В восьмидесятые годы вся жизнь матери Лисбет проходила в страхе.

— Он и детей бил?

— Нет. Дочери его, очевидно, совершенно не интересовали. Он их почти не замечал. Когда приходил Залаченко, матушка отсылала их в маленькую комнату и не разрешала выходить оттуда без спросу. Несколько раз он поддавал Лисбет или ее сестре, но это были единичные случаи, главным образом если они ему мешали или путались под ногами. Вся его злоба была направлена против матери.

— Какая мерзость! Бедная Лисбет!

Хольгер Пальмгрен кивнул.

— Все это Лисбет мне рассказала примерно за месяц до того, как со мной случился удар. Она тогда впервые открыто заговорила о пережитом. Я как раз задумал положить конец всем этим глупостям вроде дурацкого судебного постановления о признании ее недееспособной. Лисбет ничуть не глупее нас с тобой, и я готовился подать в гражданский суд на новое рассмотрение ее дела. Но тут случился удар… А очнувшись, я увидел, что нахожусь здесь.

Он развел руками. В дверь постучала сиделка и подала кофе. Пальмгрен молча переждал, пока она не ушла.

— В этом деле есть вещи, которые мне непонятны. Агнете Саландер приходилось обращаться в больницу десятки раз. Я читал ее медицинскую карту. Было совершенно очевидно, что она подвергается грубому физическому насилию, так что должны были бы вмешаться социальные службы. Но этого не случилось. Лисбет и Камилла оставались в приюте, пока мать находилась в больнице, но как только ее выписывали, она отправлялась домой и все повторялось по новой. Это можно объяснить только так, что все социальные службы оказались несостоятельны, а Агнета была слишком запугана, так что могла только сидеть и ждать своего мучителя. Затем кое-что произошло. Лисбет называет это «Весь Этот Кошмар».

— Что же случилось?

— Залаченко не показывался несколько месяцев. Лисбет исполнилось двенадцать лет. Она уже начала думать, что он исчез навсегда. Разумеется, это было не так. Однажды он опять вернулся. Сначала Агнета заперла Лисбет и ее сестру в маленькой комнате. Затем у них с Залаченко был секс. Затем он начал над ней издеваться. Ему нравилось ее мучить. Но на этот раз в запертой комнате сидели уже не маленькие дети… Дочери реагировали на это по-разному. Камилла панически испугалась, как бы кто-нибудь не узнал о том, что происходит у них дома. Она вытеснила все случившееся из сознания и делала вид, что не замечает, как бьют ее маму. После очередной отвратительной сцены Камилла выходила из комнаты и обнимала папочку, делая вид, будто ничего не случилось.

— Это был ее способ защиты.

— Да, конечно. Но Лисбет была из другого теста. В тот раз она остановила избиение. Она вышла на кухню, взяла нож и всадила его Залаченко в плечо. Она пять раз ткнула его лезвием, прежде чем ему удалось отобрать у нее нож и стукнуть кулаком. Раны были неглубокие, но крови пролилось много, как из зарезанной свиньи, и он убрался от них.

— Узнаю Лисбет!

Пальмгрен вдруг захохотал.