В небольшой комнате у тлеющего камина сидел сам российский посол. За прошедшие годы он мало изменился. Одет все также щеголевато, чисто выбрит, благоухает духами. Но на лбу прибавилось морщин, взгляд стал суровым. Все же веселая ямочка на подбородке осталась, а уголки губ, как и раньше, таили усмешку.

— Здравствуй, Иван, — негромко произнес Андрей Артамонович. — Рад видеть тебя живым и здоровым. Возмужал ты, плотников сын, сразу можно в гвардейский полк записать, в первую шеренгу поставить. Рассказывай, где тебя носило?

Слушал внимательно, порой удивленно поднимал брови. Задавал короткие вопросы и только качал головой. Под конец рассказа любезная улыбка исчезла с его губ.

— Андрей Артамонович, помогите вернуться домой, — закончил Иван. — Знаний и опыта на чужой стороне набрался, пора и Отечеству послужить. Сейчас меня на новую службу определили, чтобы воевал тайно, под чужим флагом. Сунут куда-нибудь, куда своих посылать жалко, да и бросят. Им победа, а мне в чужом пиру похмелье. На Руси, как я слышал, государь Петр Алексеевич построил флот, и наши корабли уже вышли в море.

— Ты, Иван, на английской службе преуспел, чин получил немалый. А дома придется начинать с рядовых постов, и оплата будет поменьше.

— В Англии хорошо живется тому, кто имеет сильную родню и поместья. Простым людям приходится трудно, каждый заботится о себе сам. Вчера видел знакомого боцмана. Стоит на площади, шея и руки в колодках, а над головой надпись — «Лентяй». Оказалось, уволили из флота по болезни, дали смешную пенсию, а потом загнали в работный дом. Там по 12 часов в день трепал пеньку. За то, что не смог выполнить урок, выставили старика у позорного столба. Заплатил за него штраф, только знаю, что скоро он опять там окажется…

Иван замолчал. Не стал вспоминать других моряков, списанных на берег по разным причинам. Да и не расскажешь всего. Одному на чужой стороне порой приходится очень тяжело. И страшно! Ну да послу этого не понять, он лицо казенное. За ним Держава!

— Не приведи Господь заболеть, руку или ногу потерять! — вырвалось у Ивана. — Дома-то хоть милостыню подадут, а здесь такое запрещено. О свободах и правах на всех углах кричат, а наделе ходи с опаской, власти хвали, о своих мыслях молчи…

— Ну, положим, длинные языки и на Москве укорачивают, да и с бродягами разговор короткий, — усмехнулся посол. — Англичане народ веселый, после работы не прочь выпить, поплясать и на кулачках подраться. Это королева Анна возлюбила тишину и благопристойность. По воскресениям все увеселительные заведения закрыты, даже катание на лодках осуждается. Но женщину можно понять. Парламент постановил, что после ее смерти на британский престол вступит ганноверский курфюрст Георг Людвиг, внучатый племянник Карла I. Этого князька Анна люто ненавидит, называет «немецким медведем». Издевается над тем, что в своей крохотной столице он построил дворец — жалкую копию Версаля, а сам трясется над каждым медяком. В Ганновере[57] все сделки свыше 12 фунтов заключаются только с письменного разрешения самого Георга.

— И этот крохобор станет английским королем?

— Если выживет кто-то из детей Анны, то не станет. Но хотя королева и рожает чуть ли не каждый год, ее дети умирают один за другим. Муж Анны, датский принц, всем чужой. Он, конечно, получил почетную должность лорда-адмирала, но кроме охоты и выпивки ничем не интересуется. Кстати, верно, что он еще возглавляет и секретную службу Адмиралтейства?

Вопрос не смутил Ивана. Хочешь вернуться домой — сослужи службу Отечеству.

— Всеми тайными делами ведает секретарь Филипп Стефенс, о нем мало знаю. В нашу контору почти все заграничные письма приходят на имя торговца Брайана. Все они передаются мистеру Дефо.

— Какому Дефо? Тому, что издает газету «Обозрение»? — глаза Андрея Артамоновича азартно блеснули.

— Того самого. В иностранных делах он разбирается отлично.

— Ну и новость! — воскликнул посол. — А ты знаешь историю самого мистера Даниеля Дефо? Нет? Тогда послушай.

Рассказывать посол умел, говорил кратко и ясно, словно по книге читал. Оказалось, что в молодости мистер Дефо участвовал в мятеже против тогдашнего короля. Бунтовщиков разгромили и перевешали, а он, один из немногих, получил помилование. Стал виноторговцем и побывал в соседних странах. Вернулся и принялся писать статьи в газетах. Не боялся высказываться о таких делах, какие обсуждают только шепотом в темных углах. За эти писания опять чуть не попал на виселицу. Обошлось и на этот раз, но три дня у позорного столба Дефо простоял.

— Чем же он провинился? — полюбопытствовал Иван.

— Написал поэму «Чистопородный англичанин» и очень обидел тех, кто в годы гражданской войны и политических перемен разбогател и занял место древних фамилий. Сегодня эти новые дворяне кичатся деньгами и титулами, считают себя основой британской нации.

— Чем же все кончилось?

— За верность Дефо британской короне поручился спикер палаты общин парламента Роберт Гарлей. Ныне он министр двора и статс-секретарь. Нашлись деньги для издания «Обозрения», где Дефо стал полным хозяином. Газета идет нарасхват, пишет хлестко, народ ей верит. А еще он предложил создать особую службу для наблюдения за настроением жителей Англии и стал ее руководителем. Сейчас она имеет 60 отделений и действует по всей стране. Его газета и многочисленные письма читателей отличное прикрытие для такой службы. А теперь, как ты говоришь, он стал получать письма и от зарубежных читателей. Ведь имя торговца Брайана является одним из обозначений британской внешней разведки. Она находится под наблюдением статс-секретаря, который хотя и любит выпить, но имеет острый ум и умеет молчать. Его агенты обосновались во всех столицах и главных портах Европы. Он и Дефо не только связаны тайной работой, они еще страстные любители лошадей. Все это ты, Иван, должен знать. Тебе работать с такими начальниками.

— Как вам, Андрей Артамонович, все это удалось узнать?

— Учимся, Ваня. Это раньше наши послы при европейских дворах не знали как шагу ступить, бродили словно в темном лесу. Поэтому еще в Москве им давался строгий наказ, как себя вести. Чтобы переговоры вели осторожно, сами держались смирно и чужих обычаев не нарушали. Еще им напоминали, чтобы за столом у иноземного государя сидели вежливо и не упивались, речи вели разумные, не бесчестили бы царское имя. Конечно, в Посольском приказе были и такие мастера, как дьяк Андрей Щелкалов, боярин Афанасий Ордин-Нащокин или князь Василий Голицын. Они дела вели искусно, так что все иностранцы дивились их уму и тонкому обращению.

— Европейцев больше всего удивляет, что наши люди держатся скопом, с чужими боятся вступать в разговор. Словно сами недавно вышли из осажденной крепости.

— Так мало кто из наших знает иностранные языки и чужие обычаи. Вот при правительнице Софье[58] случилось нашим послам заехать в Париж. Просили Францию заключить союз с Россией и Австрией, чтобы вместе воевать с турками. Того бояре посольские не ведали, что австрийский император французскому королю лютый враг, а с султаном французы издавна дружат и ведут прибыльную торговлю. Потом всех министров и придворных насмешили тем, что наивно вздумали свое предложение подкрепить ссылками на Евангелие. Это в тайных-то переговорах. Да еще начали в Париже торговать мехами, которые провезли через таможню беспошлинно как посольский груз. Кончилось это тем, что московских послов попросили немедленно покинуть Францию. Нам же в такое глупое положение никак нельзя попасть. Работаем по-новому, многое надо увидеть, понять, запомнить. В Россию донесения шлем по четыре раза в месяц!

— Что происходит дома? О войне со шведами говорят разное, упоминают о бунтах и мятежах. А уж газеты пишут такое, что тошно читать.

— Смел ты, Ваня. Такие вопросы задавать опасно, — Андрей Артамонович внимательно посмотрел на гостя. — Ну да Лондон не Москва, этот разговор Я сам начал.

Посол задумчиво шевелил угли в камине. Слышно было, как ветер завывает в трубе и дождь стучит в окно. Глухо пробили часы.

— Час поздний. Поужинаем, Ваня, — предложил Андрей Артамонович. — У нас разговор еще не кончен.