. Ввиду их наибольшей древности, наверное, стоит прислушаться к мнению Хакона Станга, связавшего эти имена с германскими племенами и с семантикой красного цвета (см. http:// stratum.ant.md). Хотя, надо сказать, семантика эта в представленном им своде выглядит столь всеобъемлющей, что невольно заставляет вспомнить латинское изречение — «Кто доказывает слишком много, тот ничего не доказывает». (Как особо важный момент отметим здесь процитированное Стангом высказывание аль-Масуди о русах: «Византийцы их зовут Ару-сия, что обозначает Красных».)
В принципе, «хронотопическая» близость росомо-нов и Малоросы вполне позволяет принять постулируемые связи обоих имен как с готами Германариха (IV в.), так и со значением «красноватый». Что до продуктивности подобных значений, то общеизвестен закон традиционной культуры, — чем древнее высказывание, тем оно сильнее воздействует на последующие, хотя для нас уже очевидно, что рассмотренные проблемы невозможно решить сведением всех случаев к единственному прототипу. Разумеется, все это еще слишком общие рассуждения, четкую этимологию привести здесь вряд ли будет возможно[77].
Готское (вернее — германское) культурное влияние на славян относится к наименее разработанным темам из древней истории. Коснемся здесь возможного отражения ее в «Слове о полку Игореве». Но начнем все-таки с рассказа Иордана.
Продолжай, по собственным словам, «сплетать историю происхождения готов» (ср. «свивая… славы» нашего памятника), Иордан пишет о короле Амале Винитарии: «он двинул войско в пределы антов… и распял короля их Божа с сыновьями его и с семьюдесятью старейшинами для устрашения, чтобы трупы распятых удвоили страх покоренных». Как и в случае с «росомонами», есть все основания подозревать автора в недопонимании источников и в неуклюжих попытках «рационально» объяснить недопонятое; не забудем, что Иордан замыкал информационную цепочку «устный эпос — Аблабий — Кассиодор».
Кажется немного странным, что имя Винитарий — Vuinitharius — означает «воина венетов», по этой причине некоторые ученые, дабы соблюсти «логичность» (т. е. вполне в духе Иордана), предпочитали толковать его как «Победителя»/«Потрошителя» венетов. Но и с «антами» дело обстоит не так просто. Анты, современники Иордана (VI в.), — это уже славяне, точнее, славянизированные потомки так называемой черняховской культуры, последняя же — изначально скифо-сарматская с сильным наслоением пшеворской и вельбарской археологических культур, в которых значительная военно-организационная составляющая принадлежала германцам. Большинство исследователей сходится во мнении, что этимология «антов» иранская и означает «окраинные, пограничные жители» (равнозначно «украинцам», прус, «галиндам» и герм, «маркоманнам»), но это сегодняшнее понимание, а в ту эпоху, у бесписьменных народов, имена играли не только формальную этноопределяющую роль.
Прославившиеся своими завоеваниями народы в глазах потомков выглядели героями-великанами: готы, гунны, вандалы, авары. Немецкое Hũne, гунн, означало — «великан», аналогичное значение у др. — англ. Ent, ант; сюда же — болг. диалект, елини (т. е. эллины), слав, обры, армян. огузы в менгрельском алан — «герой», киммерийцы стали означать в кавказских языках «богатырей, гигантов» (ос. gumeri, груз, gmiri; ср. рус. кумир), древний парфянин — это среднеперс. (=пехлевийский) пахлаван, «герой», тадж. партавон, казах, пелуан, «богатырь» и т. д. (также, с переносом семантики на каменные надгробия и изваяния, рус. болван и тюрк, балбал). То, что готы в своем «Drang nach Osten» победили неких спалов (соотносимых со слав, «исполинами»)[78], венетов и антов, первоначально могло иметь не столько исторический, сколько героико-эпический смысл.
В драматическом распятии Божа (Boz) вряд ли стоит искать нечто принципиально отличающееся от романтической казни Сунильды. Е.Ч. Скржинская и О.Н. Трубачев читают имя как славянское «Вождь» (хотя формально ближе было бы — «Бог»), но еще академик Шахматов связал его с Бусом «Слова». Соглашаясь с последним, можно отметить, что автор «Слова» гораздо лучше понимал, о чем пишет, нежели Иордан.
Учтем два важных момента: во-первых, форма «бусови» — это издательская конъюнктура первоначального «босуви», а во-вторых, у латинских и греческих авторов эпохи Иордана чередование B/V/U в начале написания иноязычных имен не редкость. «Босый волк» и «босуви враны» непременные спутники Одина-Водана (готский Wodz, букв. «Неистовый»)[79], который, кстати, принес самого себя в жертву на Мировом древе согласно германскому мифу, а «время Босово», которое поют «готские красные девы», — это время побед на территории Асгарда (мира асов-богов близ рек «Танаквисль», Дон-Танаис и «Данп», Днепр), откуда Один привел свой народ в Скандинавию[80].
Эстетика «Слова» при всей своей уникальности в русской литературе естественно вписывается в эстетику мирового и, в частности, западноевропейского эпоса[81]. Но вернемся к Босу/Бусу и рассмотрим еще ряд вариантов. Привязка имени к тюркскому boz «серый» (откуда рус. бусый, то же; возможно, его «народное» переосмысление в выражении босый волк, т. е. босой; ср. укр. босий «белоногий») все же не дает ничего, кроме дополнительной путаницы и взаимных отсылок по кругу (см. М. Фасмер, I).
Более интересным должно показаться сближение с киевской топонимикой: приток Лыбеди — Бусовка, здесь же Бусова гора и Бусово поле. Историк В. Янович («День» № 54, 23.03.2002; http://www.day.kiev.ua/rus) считает, что на этом месте с готских времен находились крепость Самбатас и древняя верфь, где славяне помогали готам строить корабли-«бусы». Но и признание полного фиаско науки в данном вопросе не позволяет принять такую фантастическую гипотезу. Помимо того, что термин восходит к др. — сканд. bussa «большое судно» (т. е. к более позднему периоду), примеры подобных названий неизвестны. Другое дело, значительное количество сходных славянских топонимов: Bus, Busa, Busy, Buskiej, Buskiewicz, Bushora, Busov, Busovaca, Busal, Busko и другие (не меньше и топонимов на «Bos»; где-то это другая огласовка, а где-то другой корень).
Здесь возможен различный генезис, например, от слав, бусел «аист» (польск. bus, укр. бусько), или влияние герм, booth «палатка», busch «куст; чаща», busen «залив; устье» и т. п., но скандинавизмы отпадают, а антропонимичность плохо просматривается. В данном случае проще всего принять терминологию «Божьего поля / волка / града / горы» и т. п. (с моментом табуированности или инокультурности конкретного имени), и, несомненно, что уже в древние времена так и понимали многие названия сами носители языка… Но, несомненно и то, что здесь имел место случай обобщения и упрощения семантики названий и имен неодинакового происхождения.
В целом, перед нами весьма сложная смысловая языковая картина, которую никак нельзя объяснить с помощью единственной этимологии. Очевидно лишь то, что эта номинация, наряду с другими, — итог освоения соседних территорий (в эпоху тотальной славянской экспансии из региона культуры Прага-Корчак), а не частный случай истории Киева.
Впрочем, и в локальной истории можно иногда разглядеть черты истории мировой. И Киев тут не исключение. Эта географическая область в разные времена оказывалась на краю многих культур. Здесь находилась северная окраина трипольской культуры (средиземноморской расы), разделявшая лесных жителей Древней Европы и праиндоевропейскую днепро-донецкую культуру, здесь проходила условная граница между прабалтами и иранцами, между балтийскими племенами раннего средневековья и скифо- сарматской, по происхождению, Черняховской культурой.
Наконец, еще до образования Киевской Руси сюда дотянулся восточный край культуры Прага-Корчак, а несколько веков спустя здесь была крайняя западная область хазарского данничества. Одним словом — «анты».
Вот что пишет о происхождении украинской народности Т.Н. Алексеева («Антропологический состав восточнославянских народов и проблема их происхождения»//«Этногенез финноугорских народов по данным антропологии». М.: Наука, 1974): «Украинцы… связаны в своем генезисе со средневековыми тиверцами, уличами и древлянами… В то же время, учитывая их антропологическое сходство с полянами, можно сделать заключение, что в сложении физического облика украинского народа принимали участие элементы дославянского субстрата… поляне представляют собой непосредственных потомков черняховцев, которые… обнаруживают антропологическую преемственность со скифами лесной полосы». Значение германского фактора в формировании Черняховской культуры подробно рассмотрено в работах петербургского профессора М.Б. Щукина (см. http://stratum.ant.md),[82] а смысловая (как минимум) перекличка между парами древляне — поляне и тервинги — гревтунги вроде бы никем не подвергалась сомнению.]