один, правда? Никто не ходит в горы один. И конечно же возникает вопрос, что произошло с теми, кто ушел с Пьером? Кто-нибудь из них вернулся назад или нет? — С этими словами Оррин протянул Андре руку. — Приятно было поболтать с вами, мистер Бастон, может быть, когда-нибудь встретимся да поговорим по душам.

Сказав это, Оррин уселся на свое место, а Андре Бастон отошел от стола супругов Ла Круа.

Старик, лицо которого теперь посерело, подавленно сидел за столом. Его жена взглянула на Оррина и произнесла:

— Спасибо вам, большое спасибо. Вы спасли ему жизнь. Бастоны нас терпеть не могут, а Андре — известный в городе дуэлянт.

— Неужели? — Оррин взглянул на Андре, который усаживался за свой столик. — А не был ли он с Пьером, когда тот ушел в горы?

На мгновение наступило молчание, а затем женщина мягко сказала:

— Мы должны идти, мсье. Уже поздно, и мой муж устал.

Ла Круа медленно встал. На мгновение Оррину показалось, что он сейчас упадет, но старик распрямил плечи и взглянул на Оррина:

— Я не уверен, но думаю, что да.

Встал и Оррин:

— Приятно было побеседовать с вами. Если я могу чем-нибудь помочь…

— Благодарю вас.

Оррин сел, глядя, как они медленно удаляются, двое прекрасных, гордых супругов.

Неожиданно он услышал женский голос:

— Мистер Сэкетт? Я — Фанни Бастон, и мой дядя очень сожалеет, что вел себя так неучтиво. Он был уверен, что Ла Круа произнес его имя.

Оррин Сэкетт взглянул в глаза Фанни. Такой прекрасной девушки он еще не встречал. Он быстро поднялся и сказал:

— Его ошибка вполне простительна.

— Мы должны загладить свою вину. Нам бы не хотелось, чтобы вы покинули Новый Орлеан, считая нас негостеприимными. — Она накрыла его руку своей. — Мистер Сэкетт, приходите к нам поужинать. В четверг вечером вас устроит?

— Конечно, — ответил Оррин, — с удовольствием.

Вернувшись за свой столик, Фанни взглянула на брата и дядю.

— Ну вот! — сказала она. — Теперь все будет зависеть от вас. Интересно, что все-таки нужно этому Сэкетту?

Мы, Сэкетты, ездили в Новый Орлеан с самого его основания. Но в этот раз я вовсе не собирался любоваться огнями большого города и танцевать фанданго, нет, я должен был помочь Оррину напасть на след.

След был холодный — двадцатилетней давности, и оставил его наш собственный отец.

Отец наш был, что называется, непоседой, а в старости его стали манить горы. Он умел добывать пушнину и всегда находил общий язык с индейцами. Отец дважды ходил в Скалистые горы, а из третьего похода не вернулся. В те суровые времена это было в порядке вещей — многие уходили на Запад и больше их никто не видел, разве только попадался кому-нибудь на глаза знакомый скальп на поясе случайно встреченного индейца.

Мы знали, что такое горные дороги, и, по нашему представлению, отец упал с лошади где-нибудь на высокогорном плато и умер от жажды или, оказавшись без пороха и пуль, попал в плен к индейцам. На Западе такие вещи случаются сплошь и рядом, и мы, сыновья, давно смирились со смертью отца. Но не наша мать.

Она старела и все чаще и чаще вспоминала отца и задавалась вопросом, что с ним произошло. Она без конца твердила, что он живет где-нибудь в горах, искалеченный и одинокий, без помощи и без заботы или терпит лишения в плену у индейцев. По ночам ее мучила бессонница и она сидела в старом кресле-качалке и думала об отце.

Нам все это представлялось маловероятным. Отец прекрасно знал природу и привык обходиться малым, а если бы он попал в плен к индейцам, то со временем наверняка нашел бы способ убежать. Мы были уверены: будь отец жив, он в любом случае вернулся бы домой.

В настоящее время наша семья жила в штате Нью-Мексико. Тайрел собирался продать принадлежавшие ему участки земли вблизи Мора и переехать на Запад, в новый город Шалако. Оррин был занят своей адвокатской практикой, но он сказал, что может ненадолго оторваться и отправиться на розыски отца, а я был свободен и мог ехать куда угодно. Кроме того, за меня некому было волноваться, разве что матери.

— Я отправлюсь в Новый Орлеан, Телль, — сказал мне Оррин. — Посмотрю, не остались ли там какие- нибудь документы. Надеюсь, что к тому времени, когда ты туда приедешь, я буду знать, откуда начинать поиски.

Перед отъездом Оррина мы уселись втроем с мамой и попросили ее рассказать, что делал отец в последние дни перед отъездом, — может, ее рассказ поможет нам понять, куда он направился. Скалистые горы — это ведь не один хребет, а огромная горная страна. Она состоит из сотен хребтов, так с какого же нам искать?

Может быть, начать с Черных гор или Больших Поясов? А может, с массивов Абсарока, Савач или Сангре-де-Христос? Или обследовать Грин-Хорнс или Биг-Хорн, Винд-Риверз, Сан-Хуан, Ла-Плату, Нидлз, Моголлон, Юинтас, горы Крейзи или Самиш? А как насчет хребтов Абайос, Хенрис, Пелонсиллос, Чирикауасс или Снейк? И какую пустыню лучше пересечь — пустыню Черных скал или Цветных? А может быть, поискать на дне Чертова каньона?

Можно ли найти одного человека там, где без труда затеряется целая армия?

Новый Орлеан лежал в стороне от тех рек, где бобры строят свои плотины и где на них ставят капканы, но наш путь должен был начаться отсюда, поскольку отец уехал с Кумберландских гор в Теннесси именно в Новый Орлеан.

В городах я чувствую себя неуютно. Здесь не найдешь чужой след по зарубкам на деревьях, а люди привыкли скрывать свое истинное лицо. Ты принимаешь их за одно, а они, оказывается, совсем другое.

Зато Оррин чувствует себя в городе как рыба в воде. Он ориентируется там с такой же легкостью, с какой я нахожу следы мустанга в прерии. Конечно, Оррин не хуже меня умеет читать следы, а что касается меткости в стрельбе, то тут он не уступит ни мне, ни Тайрелу. Однако он еще с отрочества пристрастился к книгам по юриспруденции и в своей седельной сумке повсюду таскал с собой томик Блэкстоуна и погружался в него, как только выдавалась свободная минутка. Оррин — красивый мужчина с гордой осанкой, а когда он начинает говорить, даже скалы и деревья прислушиваются к его словам. Наши предки происходили из Англии и Уэльса, и Оррин пошел в уэльскую родню, в которой все говорили как пели.

Словом, Новый Орлеан был мне знаком. Мы, Сэкетты, вместе с другими жителями штатов Кентукки и Теннесси с незапамятных времен сплавляли сюда лес по Миссисипи, но те места в Новом Орлеане, которые я знал лучше всего, вроде «Ранчо 101» Билли Филипса, «Зал красного дерева» Лулу Уайт, «Пятидолларовый дом» и «Французский» или «Танцзал» Мерфи на улице Галлатэн. Мне приходилось заходить в них, чтобы разбудить подгулявших парней, когда нужно было возвращаться обратно.

Но даже чтобы просто зайти в эти притоны, нужно иметь вместо кожи панцирь. Я не любил там бывать, но если сплавляешь лес в компании крутых ребят, то волей-неволей познакомишься с такими местами, где собираются отбросы общества. Мне часто приходилось принимать участие в драках, которые вспыхивали в этих притонах по малейшему пустяку, а драки эти были не для хлюпиков. Настоящие кулачные бои, в которых проламывались черепа, и если кому-то не удавалось устоять на ногах, то на нем можно было ставить крест.

Отель «Святой Карл» поразил меня своей роскошью, ведь я прежде никогда не бывал в подобных заведениях. И в своем запыленном костюме и сапогах я совсем не был похож на постояльца этого отеля.

Клерк, волосы которого были так сильно напомажены, что производили впечатление облизанного