меня обслуживают, но нога отказывается служить, трудно поспевать повсюду. — Он утрамбовывал табак в трубке. — Так, значит, вы сыновья Сэкетта. Я пару раз слышал о вас и знал, что рано или поздно мы встретимся.

В эту минуту в комнату вошла красивая мексиканка с подносом, на котором стояли чашки и кофейник.

— Это Хуана, моя жена. Мы женаты почти девятнадцать лет.

Мы поспешно вскочили и поклонились Хуане. Она смущенно улыбнулась — мягкая, красивая и очень застенчивая женщина.

— Мы хотим выяснить, что случилось с отцом, — объяснил я. — Наша мама постарела, и ей хочется узнать, где и как он умер.

Несколько мгновений Петигрю молча курил.

— Это не так-то легко выяснить, как вы думаете. Я получил удар по голове, и память стала меня подводить. Я хорошо помню Бастона и Суона — один из них, наверное, и ударил меня.

Моего коня напугали — должно быть, ударили или обожгли чем-то, не знаю. Он всегда был очень пуглив, и когда его ударили, он отскочил в сторону и упал. Это было последнее, что я запомнил, а когда через несколько дней пришел в себя, то увидел, что лежу в сугробе, а у костра сидит вот тот старый мексиканец — это дедушка моей Хуаны, — который ухаживал за мной, как за ребенком.

Он очень хороший человек. Он спас мне жизнь, и я подумал, что нигде не найду людей лучше, чем в этих краях, и решил тут поселиться. Купил это ранчо у родственников Хуаны и зажил как человек.

— Значит, у вас были деньги?

Петигрю смущенно улыбнулся, опустил глаза на свою трубку и, прежде чем ответить, затянулся два раза. Потом сказал:

— Да, у меня было с собой немного денег. Они не знали об этом, а то непременно забрали бы.

— А когда вы последний раз видели отца?

Петигрю поерзал на своем кожаном стуле.

— Он довел нас до перевала Волчий ручей, но там начались неприятности. Ваш отец был очень спокойным человеком, занимался своими делами и не лез в чужие, но все замечал. Он прекрасно ладил с Пьером Бонтамом. Француз был хорошим человеком, довольно капризным, но сильным, готовым всегда выполнить свою долю работы и даже часть чужой. Все было хорошо, пока мы не поднялись в горы и не достигли Волчьего ручья.

У Бонтама была карта, — но вы ведь знаете, если карта составлена небрежно, от нее проку мало. Она не стоит даже спички, чтобы ее сжечь.

Тот, кто составил эту карту, сделал это второпях — он либо не знал, как наносить на карту горные хребты, либо собирался вернуться туда еще раз и доделать работу.

Мы нашли несколько ориентиров, указанных на карте. Но одно дерево, без которого не найдешь, где зарыто золото, упало и сгнило. Скала, указанная на карте, в действительности имела совсем другие очертания. Оказывается, она раскололась, и наш отец нашел обломок ее на дне каньона. Словом, как мы ни старались, золота мы так и не нашли.

Я поссорился с Бастоном и решил вернуться назад. Я спускался с гор, когда пару дней спустя Суон и Бастон догнали меня. Они сказали, что тоже отказались от поисков.

Оррин сидел, уставившись в огонь, и внимательно слушал. Поставив чашку на стол, он спросил:

— Значит, вы не знаете, что случилось с отцом?

— Нет, сэр, не знаю.

Я не поверил ему. Он явно что-то скрывал, и, как мне показалось, довольно много. Словом, я решил немного нажать на него.

— Мы пытаемся узнать, что случилось с отцом, ради нашей матери, — начал я. — Она уже старая женщина, и жить ей осталось недолго, поэтому мы хотим, чтобы она обрела, наконец, покой, зная, что ее муж ушел раньше нее, чтобы проложить ей дорогу. Мы не можем уехать, не выяснив все до конца, и мы будем заниматься поисками до тех пор, пока не узнаем, как умер отец и где его могила.

— Прошло столько времени, вы ничего не сможете найти, — пробормотал Петигрю, не поднимая глаз от своей чашки. — В горах следы исчезают очень быстро.

— Не скажите. Однажды я нашел в пещере скелет волка, который, должно быть, пролежал там долгие годы. Мы с братом умеем читать следы и найдем то, что ищем.

Дело в том, что несколько лет назад я жил какое-то время в Валлеситос. За мной там до сих пор числятся несколько участков.

Петигрю поднял на меня удивленный взгляд.

— Так, значит, вы тот самый Сэкетт? Я слыхал, дело там дошло до перестрелки.

— Я отстаивал свои права. Я приехал туда первым, а уехал последним.

Чувствовалось, что Петигрю нервничает, у меня появилось ощущение, что он хочет, чтобы мы поскорее ушли. До моего уха несколько раз донесся звук шагов на кухне, и я подумал, что Хуана, наверное, тоже кое-что знает.

Наконец я встал, за мной встал Оррин, и мы в сопровождении Иуды и Тинкера направились к двери.

— Один совет, мистер Петигрю, — сказал я. — Если у вас была ссора с Бастоном и Суоном, то держите под рукой оружие.

Он быстро взглянул на меня и резко спросил:

— Это еще почему?

— Потому что они скачут вслед за нами. Не знаю, с чего это им вздумалось вернуться сюда, но они возвращаются. Может быть, думают, что забыли здесь что-то, и наверняка они будут задавать вопросы.

— Что?! — Петигрю резко вскочил и покачнулся. В глазах его я заметил животный страх. — Они едут сюда?

— Они будут здесь через пару дней, а может быть, и раньше. Да, они возвращаются, и на вашем месте я бы скрылся куда-нибудь, прихватив с собой жену. И лучше ничего им не оставлять, а то, не дай Бог, заберут.

Мы вернулись в Сан-Луи и постарались выяснить, не появились ли в городе Андре Бастон и Суон, но их не было.

Однако, выходя из закусочной, я увидел у корраля подозрительного типа. Заметив, что я смотрю на него, он резко отвернулся, что и привлекло мое внимание. Кажется, это был один из ковбоев, сопровождавших Чарли Мак-Кера.

Это заставило меня задуматься. Мак-Кер был крутой парень, привыкший сметать все на своем пути. Столкнувшись с нами, он проиграл, так, может быть, теперь решил отыграться?

Если он хочет отомстить Тайрелу, тем хуже для него. За брата я не боялся — Тайрел не тот человек, с которым легко справиться. Он справедлив и никогда не ищет ссор, но из любой заварушки всегда выходит победителем.

Если Чарли Мак-Кер решил свести счеты с Тайрелом, могу ему только посочувствовать… Ему и его парням. Пастухи-мексиканцы, работавшие у Тайрела, любили его и по одному его слову готовы пойти за ним в огонь и в воду.

Конечно тот парень, которого я видел, — если это действительно был он, — мог просто приехать в город по своим делам, но все-таки лучше сохранять бдительность и не подставлять спину.

Мы собирались выехать на рассвете и направиться в горы, поэтому все улеглись пораньше.

Я снова сходил в корраль, чтобы убедиться, что все спокойно. Было тихо. Дом погрузился в темноту — там все спали. Завидев меня, лошади тихонько заржали — они знали, что я всегда приношу им угощение. На этот раз я угостил их морковкой и стоял у ограды, слушая, как они ей похрустывают. Вдруг до моего уха донеся стук копыт. Кто бы это?

Я был вооружен, поэтому отступил в тень и, присев, спрятался за столбом ограды.

Всадник перешел из галопа на шаг, въехал во двор ранчо и, поколебавшись немного, спешился и привязал коня. Это была женщина.

Я вышел из-за ограды и сказал: