ночной птицы. Каждую секунду мы ожидали услышать выстрел, но ничего не слышали, не видели. Только колышущиеся под ветром травы, только темнеющее над головой небо…
И вдруг мы увидели лошадь, понуро щипавшую траву на плато близ истока ручья Степной Собаки.
Рядом лежал мертвец. Ветер задувал ему под рубашку и теребил концы шейного платка. Я сразу же узнал его. Джонни Вард был хорошим ковбоем… Когда я последний раз видел его, он работал на ранчо неподалеку Икалаки.
Пуля вошла под левую лопатку и вышла над карманом рубашки. Судя по всему, в Джонни стреляли с очень близкого расстояния.
Он был славным парнем, и смерть не обезобразила его. Джонни лежал у наших ног, и ветер теребил его черные кудри. Я вспомнил, что где-то на Востоке у него была семья.
Глава 7
Мы ехали к хижине в полном молчании.
Ни один нормальный человек, и я в том числе, не станет легкомысленно относиться к смерти другого человека. Тем более, что Джонни Вард был еще очень молод. Естественно, когда я увидел бездыханное тело на холодной земле, мне стало не по себе. Но еще больше я встревожился несколько минут спустя, когда обнаружил неподалеку следы лошади в мокасинах.
Джонни убили выстрелом в спину и, по моим соображениям, стреляли с расстояния семидесяти футов, не более. Внимательно изучив следы на земле, я пришел к выводу, что куда бы Джонни ни направлялся, он явно не торопился.
Когда всю жизнь учишься разбирать следы, начинаешь видеть куда больше, чем может увидеть любой непосвященный. Хотя у меня практически не было оснований для подобных догадок, но я готов поклясться: Джонни Вард не ждал этого выстрела.
Кто бы ни стрелял в него, это было хладнокровное и коварное убийство. Убийца знал свое дело. Первый же выстрел оказался смертельным.
Когда мы вернулись в лагерь, хижина была пуста, и, похоже, за время нашего отсутствия в нее никто не заходил. Ни разговаривать, ни готовить нам не хотелось, поэтому мы поужинали оставшимися от завтрака лепешками и печеными бобами. Потом я отправился осмотреть брод, однако никаких следов не обнаружил.
И вот, стоя у ручья Повешенной Женщины и прислушиваясь к журчанию воды, я вдруг осознал, что нам с Эдди больше нечего ждать неприятностей. Они уже начались, мы уже по уши увязли…
Что и говорить, сознание того, что в любой момент можешь последовать прямиком за Джонни Вардом, дает богатую пищу для размышлений. Вард был отличным парнем и хорошим наездником. Если живут на свете честные парни, то Джонни, несомненно, был одним из них. Он и погиб-то, видимо, из-за того, что кому-то очень не понравилась его честность. Во всяком случае, такого я придерживался мнения.
А если вдруг случится, что я последую за Джонни, то уже через несколько дней обо мне и думать забудут. Вспоминать меня будет некому. И тут поневоле призадумаешься — а чего ты достиг в этой жизни?
Когда я вернулся в хижину, Эдди читал какую-то старую газету. Он поднял на меня глаза.
— Ты думаешь, этого парня убил тот же, кто стрелял в дверь?
— Нет, ни в коем случае. Тот, кто убил Джонни, не стал бы тратить зря пули. Он залег бы в засаде и поджидал — чтобы бить наверняка, с близкого расстояния. И вот что, Эдди, — добавил я. — Мы имеем дело с безжалостным, хладнокровным убийцей. Если увидишь человека, который едет на лошади, обутой в мокасины, не поворачивайся к нему спиной, кем бы он ни оказался.
Несколько минут Эдди молчал. Потом спросил:
— Ты собираешься отвезти труп в город?
— Угу. Может, задержусь там на время расследования. Сдается мне, неделю, а то и больше ты будешь предоставлен сам себе.
— За меня не беспокойся, — отозвался Эдди. — Поезжай и занимайся своими делами.
Когда я въехал с телом Джонни на Мэйн-стрит, вокруг толпился народ. Одним из первых на глаза мне попался Гранвилл Стюарт, следом за ним — Билл Джастин.
Узнав имя покойника, Джастин несказанно удивился:
— Джонни Вард? Но я слыхал, что он сгоняет скот где-то на Вишневом ручье.
Я коротко рассказал все, что знал сам. Вокруг меня собралась кучка любопытных. Чуть поодаль стоял какой-то человек, показавшийся мне знакомым. Только я никак не мог его припомнить. Стюарт что-то спросил у меня, а когда я ответил и начал озираться по сторонам, тот человек уже исчез.
Я вдруг сообразил, кого он мне напоминает. Что-то в его облике заставляло вспомнить о Ван Боккелене. Но ведь того я в последний раз видел в Дакоте…
На следующий день было проведено дознание, и я дал свои показания. Иными словами, рассказал то, что считал нужным рассказать. В глубине души я был совершенно уверен, что виновен тот, кто ездил на лошади в мокасинах. Но для большинства горожан это означало бы «индейцы», а мне вовсе не хотелось вызвать всеобщую панику. Начались бы сплошные разговоры да пересуды, а потом кто-нибудь непременно учинит карательный набег. Индейцы бы в свою очередь схватились за томагавки, — и вот мы и глазом не успели бы моргнуть, как разразилась бы кровопролитная война. Сам-то я не сомневался: тот всадник мог быть кем угодно, но только не индейцем. Так что о мокасинах я умолчал. Рассказал лишь о том, как нашел труп. И еще добавил, что, судя по всему, Джонни Варда застрелил человек, которого он знал и с которым перед этим беседовал…
Правда, я таки немного проболтался, о чем тотчас же и пожалел. Меня спросили, смогу ли я опознать следы убийцы, если увижу их вновь, а я возьми да и брякни, что скорее всего смогу.
Этими словами я просто сам на себя мишень навесил, не хуже чем в тире.
В комнате, где проходило следствие, присутствовало несколько незнакомых мне мужчин, которые мне не понравились. Правда, одного из чужаков я знал. Это был Джим Фарго.
Я поселился в доме напротив платной конюшни. Там сдавались комнаты внаем. Вечером после следствия, повинуясь внезапному побуждению, я как можно тише передвинул кровать к противоположной стене. По счастью, это была легонькая раскладушка, так что поднять ее л бесшумно перенести не представляло никакого труда. Я уже снял сапоги и начал раздеваться, когда снова вспомнил незнакомцев, присутствовавших на дознании. И тут до меня наконец-то дошло, что один из них был Дустером Вименом. Тем самым, который ссудил мне десять долларов и представлял интересы Тома Гетти в Дакоте.
Если бы не усталость, я бы немедленно оседлал коня и махнул за холмы.
Я уже говорил, что не мастак по части кольтов. Но с тех пор, как Джастин оставил нам оружие, я не расставался ни с шестизарядником, ни с винчестером. И когда все же вытянулся на койке, то положил свой арсенал рядом с собой.
Ночной город постепенно затихал. По мостовой прогромыхали чьи-то шаги. Внизу хлопнула дверь; подгулявший ковбой споткнулся и громко выругался. Наконец все звуки стихли, и я погрузился в сон.
Внезапно ночь взорвалась грохотом выстрела. Я резко поднялся, сжимая в руке револьвер. В следующее мгновение вторая пуля глухо ударилась в стену. Я, не мешкая, выстрелил в ответ.
Наступило секундное затишье, сменившееся ревом голосов. Из коридора доносились негодующие возгласы, сопровождавшиеся яростными ударами в мою дверь. Я спустил ноги на пол, встал и открыл. На пороге стояли владелец дома и дежурный полицейский: позади них толпились мужчины.
— Что здесь стряслось? — заорал полицейский.
— Кто-то стрелял в меня, — объяснил я. — Я проснулся и выпалил в ответ.
Они вошли в комнату и осветили стену фонарем. В стене зияло два отверстия. Не передвинь я кровать, обе пули вонзились бы в меня.
— Ты переставил кровать, — заметил владелец дома. — Ты что же, ждал этого?
— Ваш постоялец за перегородкой жутко храпит, — пожал я плечами, — поэтому мне пришлось отодвинуться.
Как ни странно, они мне поверили. Большинство из них меня знали, и они никак не могли взять в толк: зачем кому-то понадобилось стрелять в такого безобидного малого? Да и сам я терялся в догадках… Ну кому я мог помешать?
Когда все ушли, я передвинул кровать обратно и снова улегся. Но прежде чем задремать, довольно
