По обе стороны дороги тянулся черный базальт — древний лавовый поток, смятый и разбитый многочисленными трещинами, занесенными песком и пылью.

Время остановилось, все думали только об одном — когда же следующая остановка, когда наконец упадет на землю спасительная вечерняя прохлада.

Килкенни уже не доверял компасу. Горные породы, в которых содержится много железа, могли повлиять на его показания, а из-за многочисленных поворотов и объездов он уже давно перестал ориентироваться.

Дорога пропала. На плотно утрамбованном песке и гравии колея вдруг исчезла. Должно быть, ветер уже давным-давно занес все остатки дороги. Килкенни остановил коня и подождал, пока к нему подъедет Куинс.

— Дорога вела в этом направлении. Так? — Килкенни по казал рукой на запад. — Значит, и будем ехать в этом направлении до тех пор, пока нам почему-либо не придется свернуть.

Килкенни прикрикнул на коня, и они двинулись дальше. Солнце медленно уходило за вершины гор, спускалась долгожданная прохлада. Куинс снова подъехал к Лэнсу.

— Мулы совсем измотаны, Килкенни. Надо останавливаться.

— Знаю. Я ищу место для привала. Ведь те, кто здесь проехал, тоже останавливались на привал, вот я и хочу найти то место: может, след от костра или каменное кострище.

— Лучше все-таки остановиться.

— Чуть попозже.

И Килкенни поехал дальше. Фургон, трогаясь с места, жалобно скрипнул, словно протестуя против такого решения.

Они не проехали и пятидесяти ярдов, как Килкенни нашел то, что искал. У крутого обрыва дорога резко поворачивала направо и спускалась вниз, в долину размерами добрых четы ре акра, укрытую со всех сторон скалами. Лишь в одном месте скалы расступались — там, где когда-то протекала река. Река давно уже пересохла, но из скалы просачивалась тоненькая струйка воды и падала в небольшое углубление — всего несколько дюймов в глубину и несколько футов в диаметре.

Килкенни двинулся вниз, за ним — все остальные. В окружении черных базальтовых скал высотой без малого четырнадцать — пятнадцать футов Килкенни увидел кострище — почерневший камень с остатками углей, еще не полностью занесенных белой пылью. В углу под защитой скал приткнулась небольшая поленница дров.

— Они везли их с собой, — заметил Бартрам. — Здесь на целые мили ни единого дерева.

— Когда будем возвращаться, — сказал Килкенни, — мы тоже захватим с собой немного дров и оставим здесь.

Они распрягли мулов и, позволив им немного поваляться в пыли, подвели к воде. Килкенни попробовал ее и сказал:

— Хорошая вода. Правда, чуть солоноватая.

Бартрам вытащил затычку у одного из бочонков.

— Сварю-ка я кофе.

Куинс разложил небольшой костер, Барт поставил на него кофейник и принялся готовить ужин. Куинс растянулся на земле, глядя на звезды.

Килкенни взял свой винчестер.

— Пойдем, Джек, осмотрим местность.

Солнце село, на землю опустились сумерки. Килкенни и Джек медленно объезжали небольшую долинку. Время от времени им попадались углубления в скалах — когда-то здесь протекала река. Было еще не настолько темно, чтобы не заметить следов, но следы им не попадались. Это было угрюмое, пустынное место.

В одном из углублений Килкенни заметил индейские письмена.

— Очень старые письмена, — сказал он. — Возможно, сделаны еще до появления белых. — Он огляделся. — Здесь есть вода и укрытие от солнца и ветра. Могу поклясться, что люди и звери тысячелетиями приходили в эту долину.

— А вы можете прочитать, что здесь написано?

— Я? Нет… вряд ли. Правда, я могу догадаться, что означают некоторые знаки, они похожи на буквы из языка жестов.

Он показал на рисунок раскрытой человеческой ладони.

— Вот этот знак может иметь несколько значений. Вполне возможно, человек хотел показать, что у него тоже есть Руки. Что он может хватать, трогать, ощупывать.

— А как вы думаете, когда в последний раз здесь были люди?

Килкенни пожал плечами.

— Помнишь ту сосну, что преграждала нам путь? Такое огромное дерево живет не менее семидесяти лет, а может и больше. Молодым сосенкам вокруг него, я думаю, лет по десять или даже больше. Мне кажется, что эту дорогу построили или использовали где-то в пятидесятых годах нашего века, а до этого здесь, скорее всего, проходила индейская тропа.

На рассвете путники снова тронулись в путь. Не успели они отъехать от стоянки, как налетел сильный ветер и на землю упали несколько капель дождя. Впрочем, дождь на этом и кончился, зато ветер не прекращался весь день, и вскоре воздух наполнился белой пылью — она забивала горло, не давая дышать, слепила, покрывала одежду.

По-прежнему стояла изнурительная жара. Они не думали ни о семьях, ни о продуктах — лишь бы скорее пересечь эту чертову пустыню.

Килкенни уже не доверял показаниям компаса, однако его конь уверенно шел вперед, словно его вела какая-то неведомая сила. Измученные невыносимой жарой, усталые, они двигались вперед, думая только об одном — сколько же еще предстоит пройти, прежде чем придет конец этому путешествию.

Килкенни остановил коня и стал вглядываться в белую мглу, пытаясь найти хоть какой-нибудь ориентир, хоть какую-нибудь зацепку для глаза.

Конь его нетерпеливо переступал ногами, а потом вдруг, не дожидаясь команды седока, пошел дальше. Килкенни не стал его останавливать. Должно быть, они ходят по кругу; однако у него появилось такое ощущение, что дорога пошла потихоньку в гору, поскольку он слегка наклонился в седле — на это была вся надежда. Вдруг конь остановился, и Килкенни увидел впереди черную скалу. Она высилась перед ними, темная, совершенно отвесная, а у подножия лежал слой пыли, который, как показалось Килкенни, был чуть тоньше, чем везде.

Мулы подошли ближе, и Лэнс крикнул:

— Стойте пока здесь! Я поищу дорогу.

Куинс покачал головой.

— Сначала немного отдохни, конь пусть тоже отдохнет. Дорога была тяжелой.

Килкенни спешился и, взяв кусок мешковины, протер ноздри коню, а потом и мулам. Бартрам делал то же самое.

Вытащив из фургона бочонок с водой, они напоили сначала лошадей, потом мулов. На это ушло два бочонка. Отдохнув полчаса, Килкенни поднялся на ноги — он не мог усидеть, ведь желанная цель так близка.

— Мы пересекли пустыню, — сказал он Бартраму, — теперь нужно перевалить через гору.

Оставив коня отдыхать, Килкенни двинулся вдоль скалы, перелезая через камни и упавшие стволы деревьев. Была в нем какая-то внутренняя сила, которая побуждала его идти вперед, даже когда все чувства подсказывали, что лучше подождать и отдохнуть. Не успел он пройти и трехсот ярдов, как увидел то, что искал. Килкенни остановился, боясь поверить собственным глазам — перед ним лежала тропа, которая, петляя, взбиралась на гору. Удивительно, как им удалось, несмотря на многочисленные повороты, не потерять верное направление и добраться до того места, которое они искали.

Когда путники достигли вершины, на землю опустились сумерки. Они свернули с дороги и остановились среди сосен, зажгли костерок, сварили кофе и разогрели еду. Рядом раскинулась небольшая долинка, куда они пустили пастись стреноженных лошадей. По краю этой долинки протекал ручеек, бравший свое начало от родника. Он образовал маленькую заводь, берега которой поросли травой.