Погребенная конструкция к этому времени уже вибрировала и стучала в своем кургане из земли и обломков скалы, издавая звук, очень похожий на механический предсмертный хрип. Фактически им-то он и являлся.

Потому что когда Джилл с остальными повернулись, чтобы уйти, конструкция вдруг затихла, и покачивающийся хвост рухнул поверх кучи.

А тем временем Джилл подобрал объемистый механизм жала с иглой. Джордж Уэйт нес сумку-баул. Спенсер отдал ему на сохранение глаз с жалом и повернулся к спецагенту:

— Так о чем еще ты хотел мне рассказать?

— Миранда расскажет это лучше, — Тарнболл повел их в лес, туда же, куда показывало жало скорпиона. — Но пока она рассказывает, нам лучше шагать, не задерживаясь. Как мне представляется, скорпион теперь — всего лишь груда утиля, и рано или поздно какие-то другие конструкции заявятся, чтобы произвести уборку. Ты ведь именно это и сказал, не так ли? Я имею в виду, порядок именно такой?

— Верно, — подтвердил Джилл. — Во всяком случае, я так думаю.

И тогда Миранда рассказала им о так называемом алтарном камне в лесу, о большом кольце в центре плиты и о том, как она, наконец, вспомнила его во сне.

— Уверена, что это кольцо — дверной молоток, — закончила она.

— Это имеет смысл, — сказал Джилл. — Ну, если в Доме Дверей вообще что-либо имеет смысл. Но Роды находились именно там, так что, вероятно, именно оттуда они и взялись. Равно, как и скорпион: он вышел из леса примерно с того же направления. И его жало — по-моему, это антенна — тоже было нацелено в ту сторону.

Фред Стэннерсли выглядел озадаченным.

— Но разве это не означает, что, воспользовавшись той дверью, мы опять войдем в синтезатор?

— Не обязательно, — возразил Джилл. — Нам лишь известно — или скоро выяснится — что это, вероятно, дверь. Но куда именно она приведет, будет зависеть от программы Сита. Он пока двигал нас взад-вперед между мирами, созданными из наших самых страшных кошмаров или приспособленными симулировать их. Но мы еще не все побывали там. Нами еще не исследованы кошмары Джорджа, Джека и твои собственные. Так что, похоже, ответственным за новый мир должен оказаться один из вас.

— Мои кошмары... о них вам лучше не знать, — сразу же заявил Тарнболл, останавливаясь, чтобы оглянуться со своего места в голове цепочки, где он прорубал своим новым оружием из клешни дорогу в невысоком подлеске. — Как, по-вашему, вы преуспеете на войне в Афганистане? Или в затерроризированном бомбами ИРА Белфасте?

— Что же касается вашего покорного слуги, — сказал Стэннерсли, — то я даже не уверен, что у меня есть кошмары!

— А я уверен, что у меня точно нет, — заявил Уэйт. — Поверьте, я хотел бы помочь, но едва способен вспомнить хоть один сон.

— Значит, нам, возможно, лучше всего ставить на тебя, — уведомил его Джилл.

А Миранда высказалась так:

— Если бы это зависело от меня, если бы на кону стояла только моя жизнь, то я бы предложила: давайте заставим Сита самого заявиться к нам. А мы тем временем сможем наслаждаться удобствами этого места. Но я знаю, что пока мы прохлаждаемся тут, где-то умирают люди. И мы тоже, полагаю, умрем в конечном итоге.

— Я понимаю твои чувства, — сказала Анжела, — и разделяю их. Я бы с удовольствием провела то недолгое время, какое у меня, возможно, осталось, в этом месте со Спенсером. Но я знаю, что Сит ни на минуту не оставит нас в покое, уж на это-то можно смело рассчитывать. И в то же время настоящий мир по-прежнему никуда не делся там, снаружи.

— По-прежнему там, снаружи, — повторил Джилл, — по-прежнему катится в пропасть, и по-прежнему способен уцелеть. Но только в том случае, если мы продолжим идти. Поддаться сейчас... это конец. Всему.

— Но мы, конечно же, не можем сдаться и не сдадимся, — проворчал Джек Тарнболл. А затем, меняя тему:

— Гляньте-ка, следы с прошлой ночи. Наши следы. Еще сто ярдов или около того, и мы найдем поляну и камень. Так что ступай-ка вперед, Барни — поразнюхай, парень!

Пес занял место в голове колонны и запрыгал среди деревьев, ведя их напрямик к намеченной цели.

А затем пришло время решать...

Они сидели на поляне и почти не разговаривали. Главным образом, набираясь духу, подозревал Джилл. А он сидел один (хотя и не слишком далеко от Анжелы, которая достаточно разбиралась, чтобы в нужный момент оставить его в покое) с искусственным глазом и комбинацией жала и антенны, если данное устройство ими являлось. Да, эти предметы являлись машинами или частями машин, а Джилл умел обращаться с механическими штуками, имел странное взаимопонимание с ними. Но это были «мертвые» машины, и его эмпатия пребывала в упадке.

Внутри отрезанного глаза вогнутая, тарелкообразная поверхность (своего рода линза, полагал Джилл) отражала перевернутое изображение его собственного лица, хмурый взгляд. Оно ничего ему не сказало, лишь подтвердило, что это глаз. У Спенсера пока не нашлось времени, чтобы найти способ разобрать глаз и внимательно изучить его внутреннее устройство. Он это сделает позже. Только поняв такие «меньшие» сложности, он мог сгармонироваться с большей тайной, известной как синтезатор.

Что же касается объемистой части цилиндрического жала, то Джилл считал, что там заключена не только антенна, но и пеленгатор, а, возможно, и «проводник» для передаваемой лучом фонской энергии. Это был «умный», гибкий металл. Его можно даже заставить течь как вода, да притом еще и вверх по склону, если только он сможет проявить свой талант. Но как добиться полной сосредоточенности, если спокойствие, тишина и уединение кажутся почти забытой роскошью?

Да, антенна или приемник, для энергии, передаваемой лучом из синтезатора. Антенна... которая работала даже сейчас!

Джилл чуть не выронил эту штуку и едва не вскочил на ноги. Но нет, на самом-то деле она не работала, всего лишь... что, резонировала? Может быть, реагировала на какое-то невидимое присутствие? Это походило на гудение тонкого бокала в ответ на звук камертона. И все же лишь миг назад она была в его руках мертвой — и по-прежнему выглядела мертвой для любого, кроме Спенсера Джилла. И с каждым мгновением вибрации становились интенсивней.

Тут инстинкт поднял его на ноги, он задергался, как марионетка. Пораженная Анжела и остальная команда последовали его примеру. Он скомандовал:

— Прочь от этой плиты, — горло у Джилла сделалось сухими как пыль. — Прочь от этой проклятой двери! И как можно быстрей и бесшумней! За мной в лес! — Конечно же, бежать следовало в лес на этой стороне поляны, максимально удаленной от их прежнего лагеря в пещерах у подножья утеса.

Они последовали за ним, ни о чем не спрашивая, пока не оказались глубоко в подлеске, где Джилл пригнулся к земле у огромного ствола упавшего дерева. И покуда он изо всех сил пытался сосредоточиться на этой антенне, приказать устройству «умолкнуть», его сбитые с толку коллеги тоже присели за замшелым стволом там, где тот врос в землю. Затем Джиллу удалось добиться успеха, или же антенна сама испустила дух и лежала у него на ладони уже бездействующей. Он лишь едва-едва успел.

— Что случилось? — захотел узнать Тарнболл.

Джилл прижал палец к губам, делая знак: «Ни звука! Что-то происходит».

Со стороны поляны донеслось громыхание, и земля затряслась у них под пятками. Они пригнулись еще ниже и, прищурясь, выглядывали из-за шершавого изгиба своего покрытого корой барьера. Люди увидели смерч, промчавшийся по периметру заслоняемой теперь деревьями поляны. Затем внезапно ветер прекратился... и массивной плиты стало не видно, она, казалось, просто исчезла, — Поглядите! — прошипел Джилл. И не успел он договорить, как громыхание раздалось вновь, а земля опять затряслась, взметнулись гейзеры из почвы, листьев и прутьев, взлетая высоко в воздух. И когда пыль улеглась, огромная плита вернулась на место, и возникли два серо-голубых, покрытых хитиновой броней конструкции скорпионов!

Джиллу не пришлось больше ни о чем предупреждать, не требовалось открывать рот. Все семеро, как один, затаили дыхание; даже Барни, которого крепко держал Кину Сун, перестал вилять хвостом.