Джилл сам придет ко мне. И я узнаю его, как узнает и узловая точка. Приборы прореагируют на него точно так же, как он реагирует на них. И поэтому, как ты понимаешь, мне незачем его искать. В то же время...

— В то же время, — вставил Гыс У Кальк, — я не намерен ждать. Если эти существа догадаются о нашей цели, то вполне могут попытаться остановить нас. А атомная радиация вредна для нас ничуть не меньше, чем для них и для их мира! Вернее, нашего мира, когда он им станет. Поэтому, невелика разница, ты ли отправишься искать Спенсера Джилла, или он сам к тебе явится: работа будет идти своим чередом. Наше расписание не принимает в расчет твое.

— Понятно, — сказал Сит. — Но он явится, будь уверен. Однако я приму твой добрый совет и синтезирую форму для данной среды, просто на всякий случай. Потому что мне очень не хотелось бы, чтобы Джилл или его мир умерли, не зная, что за это, по крайней мере частично, в ответе я. Мне требуется твое разрешение на пользование трансматом? Мобильность весьма важна, так как я не могу быть уверен, какую из узловых точек он посетит первой. Приборы в каждой точке сообщат мне, находился ли он поблизости или нет.

— Пользуйся трансматом сколько угодно, — интонация Калька была эквивалентна пожатию плечами. — Только помни: ггуддны-контролеры других узловых точек сами себе начальство. Как я заправляю здесь, так они заправляют там. И ты как новоприбывший должен будешь спрашивать их согласия на любой вид деятельности, хотя, если столкнешься с трудностями, всегда можешь сослаться на меня. Ведь в рамках данного синтезатора — я занимаю положение Верховного ггуддна.

— Едва ли нужно напоминать об этом, — насмешливо бросил Сит.

— А по моему мнению, нужно! — отозвался Гыс У Кальк. — В качестве фона-наблюдателя ты нарушил правила, рискнул всем и проиграл. Какие же у ггудднов гарантии, что твоя честолюбивая, оппортунистическая натура сколько-нибудь изменилась за четыре года изоляции на том астероиде, куда тебя поместили фоны?

Нельзя сказать, чтобы мы хотели видеть тебя другим, как ты понимаешь. Твоя потребность свести счеты с этим человеком, с этим Спенсером Джиллом вполне понятна.

Но я требую от тебя подумать вот о чем. Фоны известны своим милосердием тогда, когда находят обитателей разных миров достойными, они склонны к снисходительности, позволяя неполноценным расам существовать и самим решать свою судьбу. Но мы — ггуддны. Ггуддны не приемлют такой позиции: неполноценный есть неполноценный, а сильный всегда прав. И там, где снисходительность фонов требует от них всего лишь изгнать такого предателя, как ты, правосудие ггудднов действует куда решительнее. На борту этого синтезатора у меня есть камера сдерживания, которую я могу охладить до половины градуса от абсолютного нуля. И я могу понизить в ней температуру... медленно.

Этот бит информации, это предупреждение Кальк выдал с ледяной отвлеченностью, достойной той самой камеры. Сит задрожал, представив себе, как его тепловая энергия давным-давно истощилась, движение его молекул замедлилось до почти полной неподвижности и материя перешла в эфирные газы и так уменьшилась в объеме, как если бы являлась... ничем.

— Именно, — подтвердил Кальк.

И Сит тихо удалился...

Джилл спал плохо и в шесть часов утра уже выполз из постели, думая, что встал только он. Но в кухне уже хозяйничал Джек Тарнболл. Он делал кофе и выглядел весьма неважно.

— Завтракать будешь? — Джилл налил себе кружку из согретого Тарнболлом кофейника.

— Спасибо, хватит и кофе! — резко отказался тот. — Если съем что-то — меня, вероятно, вывернет наизнанку.

Джилл не собирался страдать от вспышек приятеля, вызванных воздержанием.

— Вот и хорошо, — в тон ответил он. — В любом случае, в холодильнике только вчерашняя индейка.

Тарнболл понял намек, и его раздражение стало еще больше.

— Я чувствую себя, словно я — один из кукурузных хлопьев, — проворчал он. — Я имею в виду — физически. Если ты польешь меня молоком, я, вероятно, лопну!

— Ты сможешь справиться со своим состоянием? — Джилл не испытывал ни малейшего сочувствия и даже демонстрировал это. — По-моему, вчера вечером мы уже расставили точки над i. Надеюсь, мне не придется теперь отмечать уровень спиртного в бутылках из бара?

Тарнболл ответил ему наполовину несчастным, наполовину вопросительным, но вполне мрачным взглядом.

— Что значит все это дерьмо, Спенсер? Ты что, из любителей обрывать лапки паукам?

— Джек, — сказал Джилл, — я почти всю ночь не спал, ломая голову над новой проблемой. И ни к чему не пришел. Во всяком случае, ни к чему хорошему. Мне думается, что нам, возможно, снова придется ей заняться, как в прошлый раз, а это означает, что нам придется быть чертовски собранными и подтянутыми. А ты сейчас, по правде говоря, выглядишь примерно таким же подтянутым, как промежность шлюхи. — Он встал, прошел в столовую, вернулся с бутылкой виски и поставил ее на кухонный стол прямо под носом у Тарнболла. Агент посмотрел на бутылку, глаза его были красными, потом он перевел взгляд на Спенсера.

— Выбирать — тебе, — уведомил его Джилл. — И сейчас. Я могу вызвать тебе такси, ты берешь бутылку и к вечеру, или когда ты там успеешь, возвращаешься в тот бар в Берлине. Либо ты можешь оставить бутылку в покое и забыть о ней на время работы. Что скажешь, Джек?

Агент отвел взгляд, закурил сигарету (она заметно дрожала в его губах) и приоткрыл рот, собираясь сказать нечто, чего на самом деле не хотели услышать ни он, ни Джилл... И тут, словно из ниоткуда, появилась в гневно взвихрившемся халате Анжела и заявила:

— Яичница с беконом! Я намерена приготовить ее, и вы оба ее съедите! Ты... — она набросилась на Тарнболла, — можешь перестать жалеть себя. А ты... — на этот раз — на Джилла, — можешь прекратить стращать.

Бога ради, мы же были командой. И хорошей! Мы помогали друг другу, мы не третировали друг друга, не плевали друг другу в лицо! — Она схватила бутылку, таким же вихрем вылетела из кухни и миг спустя вернулась, по-прежнему очень рассерженная, и рванула на себя дверцу холодильника. Нижняя губа у нее дрожала. — А так как все мы чувствуем себя весьма переполненными командным духом, то скажет ли мне хоть кто-нибудь, где этот чертов четвертый член команды?

— А? — отозвался ошеломленный ее стремительностью Джилл, он словно получил оплеуху.

Но тут Джек Тарнболл проснулся по-настоящему. Надвигающиеся события были для него последним и единственным способом отступить от края пропасти. Нельзя было упустить этот момент.

— Барни... э-э, кажется, хотел помочиться, — запинаясь, объяснил он. — Вот я и выпустил его.

Когда Анжела направилась к двери, могучий агент посмотрел на Джилла и с оправдывающимся видом пожал плечами:

— Эй, ребята. Теперь... теперь все будет в порядке, обещаю. Я даже гарантирую это, Спенсер, Анжела права: мы — команда или можем ею быть. Точь-в-точь как прежде.

Джилл все это уже слышал, он кивнул и ничего не сказал. А тут вошел Барни и проделал весь ритуал: подошел к каждому, виляя хвостом, и облизал. В результате Анжела достала ему из холодильника какую-то снедь.

Это была та самая вчерашняя индейка, которую пес уплел с удовольствием.

Вышедшее солнце разогнало туман, когда в голове Джилла только-только наметился план, скажем, первая его часть.

Зазвонил телефон. Спенсер взялся за трубку и кисло предсказал:

— Уэйт — держу пари! Как все-таки мило с его стороны, что он на столь долгий срок оставил нас в покое!

В трубке раздался настойчивый голос:

— Спенсер? Вы смотрите утренние новости?

— А следует? — Джилл чувствовал напряжение в тоне собеседника и пытался не заразиться им. Жестом он указал Тарнболлу в сторону телевизора. Агент включил агрегат, и Спенсер спросил:

— Что стряслось, Джордж?