любой другой судья, а не Сазерленд, его наверняка обжаловали бы в Верховном суде.
– Вскоре после процесса мне позвонил Гувер и пригласил пожаловать к нему. Больше из любопытства, чем по какой-либо другой причине, я решил принять его высокомерное приглашение. И вот во время нашей встречи я услышал такое, во что отказываешься верить. На рабочем столе высшего в стране должностного лица, в обязанности которого входило соблюдение законности, были разложены досье на ведущих лидеров негритянского движения – Кинга, Абернети, Уилкинса, Роуэна, Фармера. Это были целые тома, набитые всевозможной мерзостью: лживые слухи, ничем не подтвержденные сплетни, записи телефонных разговоров, причем отредактированные таким образом, что отдельные слова и фразы, вырванные из контекста, звучали как подстрекательские призывы. Из этих материалов следовало, что негритянские лидеры – люди, которые не ставят ни во что юридические законы общества, презирают его философию, нарушают общепринятые нормы морали.
Я был вне себя от ярости. Как может такое учреждение, как ФБР, заниматься шантажом! Но Гуверу, видимо, не раз приходилось встречаться с подобной реакцией. Он абсолютно спокойно переждал, пока я излил свой гнев, а потом злобно заявил, что если я и дальше буду мешать ему, то все эти сведения он предаст гласности. Пострадают лидеры и их семьи, движению за гражданские права негров будет нанесен непоправимый ущерб. А в самом конце беседы Гувер вдруг заявил: «Мы ведь с вами не хотим еще одного Часона, господин судья, не так ли?»
– Часон… – тихо повторил Питер. – Так вот где вы впервые услышали это название!
Сидевший рядом с водителем негр внимательно изучил с помощью крошечного фонарика дорожную карту, повернулся к судье и что-то сказал ему на ашанти. Сазерленд кивнул и ответил ему на том же странном языке.
– Мы в полутора милях от бензоколонки, – обратился он к Питеру. – За четверть мили от нее остановимся. Прошу иметь в виду, что эти ребята – отличные разведчики. В Юго-Восточной Азии они освоили ночное патрулирование и приобрели соответствующие знания и навыки. Для этой цели, как правило, привлекали негров, поскольку там чаще убивали. Если мы заметим, что О’Брайен не один, или обнаружим ловушку, немедленно поворачиваем назад. Женщина будет убита на ваших глазах.
У Ченселора сразу пересохло в горле. Все кончено. Это надо было предвидеть. Он сам приговорил Элисон к смерти. За свою жизнь он любил двух женщин и стал причиной гибели обеих. Он принялся лихорадочно соображать: сейчас они останутся с Сазерлендом наедине, тогда он попытается справиться с ним. Это единственный шанс.
– Как же О’Брайен сможет прихватить кого-то с собой, ведь вы сами говорили, что, где бы он ни появился, вам тут же все будет известно? – спросил Ченселор судью.
– Вроде бы так. Он полностью изолирован.
– Тогда зачем нам останавливаться и тратить понапрасну время?
– Я видел, как действовал О’Брайен вчера утром в бухте. Мужество и находчивость следует уважать. Мы сделаем это из предосторожности.
Машина затормозила, и стало ясно, что нападение на Сазерленда осуществить не удастся. Сидевший за рулем негр вышел из машины, открыл дверцу и быстрым движением надел на запястье Ченселора наручники, пристегнув другой конец к дверной ручке. От последовавшего при этом толчка Питер почувствовал такую сильнейшую боль в плече, что у него перехватило дыхание.
– Оставляю вас наедине с вашими мыслями, господин Ченселор, – бросил судья, выходя из машины.
Двое молодых негров исчезли в темноте.
Сорок пять минут ожидания показались Питеру вечностью. Он пытался представить себе, какую тактику изберет О’Брайен, но, чем больше думал об этом, тем мрачнее виделись ему перспективы.
Наконец разведчики вернулись. По их мокрым от пота лицам чувствовалось, что им пришлось пробежать немалое расстояние. Один из негров открыл левую дверцу, и Сазерленд сел в машину.
– Кажется, господин О’Брайен сдержал слово. Он ждет нас в машине с включенным мотором, которая стоит посередине дороги и хорошо просматривается со всех сторон. На расстоянии ближайших трех миль от бензоколонки никого нет.
Оцепеневший от страха и слабости Ченселор потерял способность соображать.
Своими неумелыми, дилетантскими действиями он завлек Куина в ловушку. Это конец!
«Континенталь» тронулся с места. Доехав до перекрестка, водитель плавно затормозил. Сидевший справа от него негр вышел из машины, открыл заднюю дверцу и отомкнул наручники, Питер помахал в воздухе рукой, пытаясь восстановить кровообращение. Тут же заныло раненое плечо, но теперь это уже не имело значения.
– Садитесь за руль, господин Ченселор! Теперь вы поведете машину. Мои друзья спрячутся на заднем сиденье. Имейте в виду, они вооружены. Если начнете своевольничать, женщина умрет.
Выйдя вместе с Питером из машины, Сазерленд встал около дверцы лицом к нему.
– Вы совершаете ошибку и знаете это, – сказал Питер.
– А вы впадаете в крайности, что, как известно, ни к чему хорошему привести не может. Между нами нет правых и виноватых. Мы оба – жертвы затянувшегося кризиса. Никто из нас в этом не виноват, мы оба оказались втянутыми в нашу борьбу.
– Это точка зрения юриста?
– Нет, господин Ченселор, это точка зрения негра. Прежде чем стать судьей, я уже был негром.
Повернувшись, Сазерленд зашагал прочь. Посмотрев ему вслед, Питер сел за руль и захлопнул дверцу. «Все кончено. О господи! Если ты существуешь, пошли мне быструю смерть. У меня не хватит мужества ждать ее долго…»
Повернув на перекрестке направо, Ченселор повел машину к бензоколонке, расположенной на левой стороне дороги. Ее тускло освещала одна-единственная лампочка, висевшая на фонарном столбе.
– Поезжайте помедленнее! – раздалась тихая команда сзади.
– Какая разница?
– Делай, как тебе говорят.
Ченселор почувствовал, как в затылок ему уткнулся ствол пистолета. Он притормозил, и «Континенталь» стал медленно приближаться к машине О’Брайена. Видна была выходящая из выхлопной трубы и вьющаяся в ночном воздухе струйка газа, передние фары освещали проселочную дорогу. Питер насторожился. Теперь фары «Континенталя» были направлены прямо в заднее стекло стоявшей впереди машины – в ней никого не было.
– Его там нет, – прошептал Питер.
– Он сидит на полу, – подсказал низкий голос справа.
– Выходи и иди к той машине! – скомандовал другой.
Питер выключил мотор, открыл дверцу и вышел на дорогу. На какое-то мгновение невольно закрыл глаза: наверное, как только покажется Куин, последует выстрел в затылок. Он не обманывался насчет данных ему обещаний. Сазерленд пощадит Элисон, но никакого телефонного разговора с ней не будет. Судья не пойдет на такой риск.
О’Брайен из машины не выходил.
– Куин! – позвал Ченселор.
Ответа не последовало.
«Что ты делаешь, О’Брайен? – мысленно заклинал Питер. – Это же конец!»
И опять тишина.
Он двинулся в сторону автомобиля. В висках бешено пульсировала кровь, и боль отдавалась в горле. К шуму работавшего вхолостую мотора примешивались какие-то ночные звуки. Легкий ветер кружил по асфальту сухие листья. В любую секунду Куин может показаться, и тогда последуют выстрелы. Услышит ли он, Питер, их перед смертью? Он подошел к окошку водителя – в машине никого не было.
– Ченселор, ложись! – раздался из темноты крик.
Внезапно ночь взорвалась ревом мощного мотора. Слева, из-за бензоколонки, вырвались слепящие фары. Машина, набирая скорость, помчалась прямо на серебристый «Континенталь». Потом распахнулась дверца водителя, оттуда выбросился человек и покатился прямо по асфальту.
Сильнейший удар! И почти одновременно заскрежетал металл, зазвенело разбитое стекло, раздались