Лэтем и Стэнли Витковски привезли бесчувственное тело лжекурьера в дом полковника на рю Диан. Войдя через черный ход, они подняли нациста на грузовом лифте и втащили в квартиру Витковски.

– Мы действуем неофициально, и это bardzo dobrze, – сказал Витковски, опуская вместе с Дру несостоявшегося убийцу на кушетку.

– Что?

– Это значит «очень хорошо». Гарри бы понял: он говорил по-польски.

– Прошу прощения.

– Ничего. Сегодня ты все сделал правильно… Ну, пора разбудить этого кота и вытрясти из него душу, чтоб он заговорил.

– Как же мы это сделаем?

– Ты куришь?

– Вообще-то пытаюсь бросить.

– У тебя есть сигаретка?

– У меня есть при себе немного… на крайний случай, сам понимаешь.

– Раскури одну и дай мне. – Полковник начал хлопать нео по щекам; когда убийца заморгал и открыл глаза, Витковски взял у Лэтема раскуренную сигарету. – Там в баре стоит бутылка минеральной воды, принеси ее сюда.

– Вот, возьми.

– Эй, Junge![65] – закричал Витковски, плеснув водой в лицо нациста; тот широко раскрыл глаза. – Не закрывай свои голубенькие глазки, парень, потому что я сейчас выжгу их, о’кей? – Полковник поднес горящую сигарету к его левому глазному яблоку.

– А-а-а-а! – закричал наци. – Пожалуйста, nеin!

– Ты хочешь сказать, что не такой уж храбрец? Черт побери, вы уничтожали мой народ, выжигали людям глаза, а потом сжигали целиком. А ты боишься лишиться одного глаза… тогда придется лишиться и второго! – Горящая сигарета коснулась влажной оболочки глазного яблока.

– А-а-а-а-ай!

Полковник медленно отвел сигарету.

– В этом глазу зрение может вернуться, но только при хорошем лечении. Ну, а если я сделаю то же самое со вторым, это уже будет похуже, потому что я прожгу сетчатку. Видит бог, даже я не вынес бы такой боли, не говоря уж о слепоте. – Витковски поднес сигарету к правому глазу к стряхнул с нее в глаз пепел. – Вот так, вермахт, чуешь?

– Nein… nein! Нет! Спрашивайте, что хотите, только не делайте этого!

Через несколько минут нацисту дали мешочек со льдом, и он приложил его к левому глазу. Полковник снова заговорил:

– Ты понял, что я сделаю, Герман, или как тебя там зовут. То же, что и вы, ублюдки, делали пятьдесят лет назад, когда убили моих деда и бабку в Освенциме. Так что я положу тебя снова на эти подушки и не только выжгу тебе глаза, но и отрежу яйца. А потом отпущу и посмотрю, как ты пойдешь по улице!

– Успокойся, Стэнли. – Лэтем схватил Витковски за плечо.

– Заткнись, молокосос! Мои родные прятали евреев и за это пошли в газовую камеру!

– Ладно, ладно, но сейчас нам нужна информация.

– Верно… верно. – Глубоко вздохнув, полковник заговорил спокойнее: – Я забылся… Ты не можешь вообразить, как я ненавижу этих ублюдков.

– Очень даже могу, Стэнли. Они убили моего брата. Допроси его, пожалуйста.

– Так, кто же ты, откуда и от кого?

– Я – военнопленный, и с меня нечего спрашивать…

Витковски с размаху ударил нациста по лицу. Золотое армейское кольцо до крови рассекло его губы.

– Война действительно идет вовсю, подонок, но она не объявлена, и у тебя нет права ни на что, кроме того, что я для тебя придумаю. Не сомневайся, приятным это не будет. – Полковник взглянул на Лэтема. – Вон там на столе лежит штык от старого карабина – обычно я взрезаю им конверты. Будь добр, дай мне его. Посмотрим, как он взрезает горло, – ведь ты же знаешь, что для этого он и предназначен.

Дру подал полковнику клинок, насаженный на короткую рукоятку. Между тем Витковски ощупывал шею испуганного нациста.

– Возьмите, доктор.

– Любопытно, что ты так сказал, – заметил старый ветеран разведки. – Только вчера я думал о своей матери – она всегда мечтала, чтобы я стал врачом… и именно хирургом. А она, если уж к чему-то прицепится, повторяет это тысячу раз. «У тебя большие сильные руки, стань хирургом, они хорошо зарабатывают». Посмотрим, есть ли у меня к этому способности. – Полковник ткнул фашиста пальцем в мягкую ямку над грудиной. – Похоже, это удобное место для начала, – заметил он, направляя туда кончик клинка. – Мягкое, как желе, а ты знаешь, как легко входит в него нож. А это, черт возьми, настоящий нож. О’кей, сделаем первый надрез… Ну, как это звучит? «Надрез».

– Nein! – пронзительно закричал фашист и забился, когда по его шее побежала струйка крови. – Чего вы от меня хотите? Я ничего не знаю, делаю только то, что прикажут!

– Кто отдает тебе приказы?

– Не знаю! Мне звонят по телефону… мужчина, иногда женщина… Они называют кодовую цифру, и я должен выполнить приказ.

– Этого мало, подонок…

– Он говорит правду, Стэнли, – быстро вмешался Лэтем, останавливая Витковски. – На днях тот шофер сказал мне то же самое, почти слово в слово.

– Какой же приказ ты получил сегодня? – спросил полковник, и наци вскрикнул, почувствовав, что нож все сильнее давит на его горло. – Сегодня! – рявкнул Витковски.

– Убить его, ja, убить предателя, но обязательно забрать тело и сжечь.

– Сжечь? – воскликнул Дру.

– Ja, отрезать голову и тоже сжечь, но в другом месте, подальше от тела.

– Подальше?.. – Дру не сводил глаз с дрожавшего от ужаса нациста.

– Клянусь, это все, что я знаю!

– Черта с два это все! – взревел полковник, и кровь из-под ножа побежала быстрее. – Я допрашивал сотни таких, как ты, мерзавец, и я знаю все. По глазам вижу, что ты не все сказал! Убийство – дело нехитрое, а вот остальное потруднее: ведь гораздо опаснее возить труп, отрезать ему голову и все сжигать. Это уж чересчур даже для вас, психопатов. Так что же ты от нас скрыл? Говори или сейчас подохнешь!