Джанет.
– Это вы, миссис Скарлетт? Садитесь.
Джанет, наклонившись, терла разбитое колено. Кэнфилд притаился в тени поблизости.
– Что? Это же не такси… Нет! Я вас не знаю…
– Садитесь! Я отвезу вас домой. Ну, быстренько! – Человек говорил тревожным, но властным тоном. Он взял Джанет Скарлетт за локоть.
– Нет! Нет! Я не хочу! – Она начала вырываться.
Кэнфилд выступил из тени.
– Привет, миссис Скарлетт! Я узнал вас. Чем могу быть полезен?
Господин с ухоженными усами настороженно взглянул на Кэнфилда. Он был раздосадован и зол. Не говоря ни слова, он поспешил к машине и вскочил на сиденье.
– Эй, минутку, мистер! – Кэнфилд подбежал к автомобилю и схватился за ручку дверцы. – Подвезите нас, пожалуйста!
Автомобиль рванул с места, и Кэнфилд, не удержавшись на ногах, с размаху упал. Только по счастливой случайности ему удалось избежать серьезной травмы.
Корчась от боли, он все-таки поднялся.
– Ваш приятель как-то странно себя ведет! – обратился он к Джанет.
Она смотрела на него с благодарностью.
– А я никогда его раньше не видела… По крайней мере, не могу вспомнить… Простите, но я и вашего имени не помню.
– Не стоит извиняться. Мы встречались только раз. Пару недель назад в клубе на Ойстер-Бей.
– О! – Похоже, молодая женщина не хотела вспоминать тот вечер.
– Нас познакомил Крис Ньюленд. Меня зовут Кэнфилд.
– О да…
– Мэтью Кэнфилд. Я из Чикаго.
– Ах да, теперь я вспомнила.
– Пойдемте возьмем такси.
– У вас рука в крови.
– А у вас колено.
– Ну, у меня только ссадина.
– И у меня тоже. Это только на вид страшно.
– Может, лучше все-таки обратиться к врачу?
– Все, что мне надо, – носовой платок да немного льда. Платок на руку, а лед в виски. – Они дошли до угла, и Кэнфилд взял такси. – Вот и все лечение, миссис Скарлетт.
Джанет Скарлетт неуверенно улыбнулась:
– Кажется, эти лекарства и я могу предоставить.
Холл в особняке Алстера Скарлетта был именно таким, каким ему и положено быть: высокие потолки, массивная входная дверь, прямо против двери лестница, ведущая на второй и третий этажи. В простенках – зеркала в золоченых рамах. По обе стороны холла – двухстворчатые стеклянные двери. Левая дверь была открыта, за ней виднелась парадная столовая. Правая, закрытая, дверь явно вела в гостиную. Дорогие восточные ковры на натертом паркете… Да, таким и должен быть холл в доме Алстера Стюарта Скарлетта. Но что поразило скромного следователя – так это нелепое, на его взгляд, сочетание цветов. Обои – цвета дамасской розы – ярко-алые, а на дверях – черные из тяжелого бархата портьеры. Это вульгарное сочетание красного и черного никак не вязалось с изящной французской мебелью.
Джанет Скарлетт заметила недоумение Кэнфилда.
– Режет глаз, не так ли?
– Я не заметил, – вежливо ответил он.
– Мой муж настаивал почему-то на красном, я подобрала портьеры в тон, так он заменил их на черные. А когда я попробовала возражать, закатил мне ужасную сцену. – Она открыла двери, прошла вперед и зажгла настольную лампу.
Кэнфилд последовал за ней в причудливо обставленную огромную гостиную – площадью она была в пять теннисных кортов. И всюду кресла, кушетки, канапе. Силуэты бесчисленных ламп на бесконечных маленьких столиках. Все это было как-то беспорядочно разбросано по огромному пространству, лишь напротив гигантского камина вырисовывался четкий полукруг диванов. Привыкнув к полумраку, Кэнфилд разглядел над камином множество фотографий в черных рамках. Они расходились веером от висевшего в центре какого-то документа в золотой рамке.
Джанет заметила взгляд Кэнфилда, но предпочла ничего не объяснять.
– Здесь напитки и лед, – сказала она, указывая на бар. – Налейте себе сами. Я отлучусь на минутку. Сменю чулки. – И она исчезла в холле.
Кэнфилд подошел к стеклянному столику на колесах и налил два небольших бокала виски. Достал из кармана чистый носовой платок, окунул в ледяную воду и перевязал руку. Потом зажег еще одну лампу, поближе к камину, и стал разглядывать фотографии. И буквально остолбенел.
Фотографии тщательно документировали военную карьеру Алстера Стюарта Скарлетта. От офицерской школы до посадки на корабль, от прибытия во Францию до боевых окопов. Здесь же висели расцвеченные красными и синими линиями карты сражений. И на всех фотографиях Алстер Скарлетт был в центре событий.
Ему и прежде доводилось видеть фотографии Скарлетта, но то были в основном моментальные снимки, сделанные на различных светских раутах или спортивных соревнованиях по теннису, поло или плаванию. На тех снимках он выглядел настоящим денди – магазин «Брукс бразерс» мог гордиться таким клиентом. Здесь же он был запечатлен среди солдат и, что ужасно раздражало Кэнфилда, всегда оказывался на полголовы выше самых рослых своих соратников – военных всех рангов и званий. Неуклюжие ополченцы, предъявляющие оружие для осмотра, усталые сержанты перед строем таких же усталых солдат, опытные полевые командиры, серьезно чему-то внимающие, – и все они служили лишь статистами, фоном для энергичного, стройного лейтенанта. Все они – антураж, удачное обрамление для того, кто дарит их своим общением. На иных фотографиях высокий лейтенант представал в кругу робко улыбающихся офицеров: положив руки им на плечи, он словно уверял их: ничего, старые добрые денечки еще вернутся!
Судя по выражению лиц тех, кого он стремился утешить, они не очень-то верили в возвращение доброго старого времени. Однако сам он излучал бесконечный оптимизм. Холодный, самоуверенный тип, подумал Кэнфилд. В центре в золотой рамке красовался наградной лист. Серебряная звезда за доблесть, проявленную при Мез-Аргонне. Судя по этой экспозиции, Алстер Скарлетт был прирожденным героем, которому крупно повезло: на его век выпала большая война. Тревожило другое – сам факт сей экспозиции. Она была бы более уместна в тихом кабинете отставного генерала, увенчанного полувековой славой, а не здесь, на Пятьдесят четвертой улице, в роскошной гостиной человека, озабоченного исключительно поисками удовольствий.
– Интересное зрелище, не так ли? – Джанет вернулась в гостиную.
– Впечатляющее, если не сказать больше. Да, Алстер Скарлетт – незаурядный человек.
– С этим трудно спорить. А если кто-нибудь и забывал об этом, достаточно было пригласить забывчивого в гостиную.
– Полагаю… Полагаю, эта замечательная экспозиция на тему выигранной войны – не ваша идея? – Он протянул Джанет бокал и заметил, как поспешно она его схватила и как жадно поднесла к губам.
– Естественно, не моя. – Она выпила неразбавленный скоч одним глотком. – Присядьте.
Кэнфилд быстро глотнул виски.
– Позвольте повторить? – Он указал на бокал. Она села на один из диванов возле камина, а он направился к бару.
– Никогда не думал, что ваш муж до такой степени подвержен… военному похмелью. – Он кивнул в сторону камина.
– Очень точное определение: похмелье после большого праздника. А вы философ.
– Вот уж не считал себя таковым. Но я не предполагал, что ваш муж принадлежит к такому типу