могли. Если все, что рассказал отец об этом ларце – о тех усилиях, какие предпринимались могущественными людьми и правительствами всего мира, чтобы завладеть им, – если в этом была хотя бы доля истины, то «Зоркий корпус» проскочил в дамки! Теперь они неуязвимы.

Отец сказал, что подготовит список. Ха, отцу не стоит утруждать себя: список уже готов. Семерка из «Зоркого корпуса» получит доступ к ларцу, получит власть над ларцом. А он, Эндрю Фонтин, получит власть над «Зорким корпусом»!

Черт побери, от этого с ума можно сойти! Но факты не лгут, отец не лжет. Тот, в чьи руки попадут эти документы, этот пергамент, написанный в римской тюрьме, получит возможность предъявить миру немыслимые требования. Белое пятно в истории, фрагмент, утаенный от человечества из неодолимого страха. Эти откровения окажутся невыносимыми для людей. Что же, страх – великая сила. Как и смерть. Даже больше.

«Запомните: содержимое этого ларца представляет смертельную опасность для всего цивилизованного мира…»

Шаги, предпринятые влиятельными людьми – в мирное и в военное время, – лишь подтверждают предположение отца. И вот теперь другие влиятельные люди под водительством одного весьма отважного человека найдут ларец и смогут определить судьбу человечества последней четверти двадцатого века. Надо теперь думать такими категориями, большими историческими периодами – в масштабах, недоступных разумению простых смертных. Его талант, его опыт, его подготовка – все теперь имеет значение. Все неразрывно взаимосвязано. Он готов взвалить на себя неподъемное бремя ответственности. Он избран для этого, и ему предстоит это доказать, когда он обнаружит ларец в глубине Итальянских Альп.

А Эдриена необходимо нейтрализовать. Это просто: его брат слабак, он нерешителен, он ему не соперник. Надо просто ему помешать. Он проникнет к нему в гостиничный номер – и все.

Эндрю двинулся по тропинке Рок-Крик-парка. Вдали виднелись несколько пешеходов. Этот парк в вечернее время не место для прогулок. Где же Грин? Его квартира ближе к парку, чем аэропорт. А Грин попросил его поторопиться.

Эндрю взял левее и вышел на лужайку. Закурил. Не следует стоять в свете фонаря. Он увидит Грина на тропинке.

– Фонтин!

Майор, вздрогнув, обернулся. В двадцати ярдах от него за деревом стоял Мартин Грин. В штатском. В левой руке он держал атташе-кейс.

– Мартин? Какого черта…

– Иди сюда, – приказал капитан сурово.

Эндрю поспешно подошел к дереву.

– Что такое?

– Все пропало, Фонтин. Все полетело к черту. Я тебе обзвонился. Со вчерашнего утра!

– Я был в Нью-Йорке. Что случилось?

– Пятеро наших офицеров сидят в карцере в Сайгоне. Догадайся – кто?

– Что? Но ведь повестка не выписана!

– Никому эта повестка и не понадобилась. Генеральная инспекция нагрянула как снег на голову. Они обложили нас со всех сторон. По моим подсчетам, через двенадцать часов они меня вычислят. А ты уже под колпаком.

– Погоди! Постой! Но это же черт знает что! Они же пока не предъявили нам обвинения!

– И я единственный, кому это на руку. Ты же не упоминал моего имени там, в Сайгоне?

– Конечно, нет. Я лишь сказал, что у нас есть свой человек.

– А им больше ничего и не надо. Они меня вычислят!

– Но как?

– Масса способов. Возьмут регистрационные журналы и сверят отметки о моих приходах-уходах с твоими отметками – это первое, что приходит на ум. Что-то там произошло. Кто-то нас провалил. – Взгляд Грина блуждал.

Эндрю дышал ровно, спокойно глядя на капитана.

– Нет, не там, – сказал он мягко. – Здесь. Вечером в среду.

Грин вскинул голову.

– А что вечером в среду?

– Этот черномазый адвокат Невинс. Ты, идиот несчастный, подстроил его убийство. Мой брат обвинил меня! Обвинил нас! Он поверил мне, потому что я сам так думал. Это было слишком глупо! – Майор говорил яростным шепотом. Только так он удержался, чтобы не наброситься на собеседника.

Грин ответил тихо и надменно:

– Вывод правильный, но исходные посылки неверны. Что я подстроил – да, так я заполучил чемоданчик этого гада, где лежала «телега» на нас. Но цепочка была столь длинной, что исполнители даже и не подозревают о моем существовании. И чтобы тебе уж все было известно, скажу, что сегодня их поймали в Западной Вирджинии. Они просто отмывали деньги, принадлежащие некой компании, которая давно уже в розыске, – их ищут за мошенничество. Мы тут ни при чем… Нет, Фонтин, дело не во мне. Что бы там ни было, мы погорели во Вьетнаме. И, я полагаю, провалил все ты.

Эндрю замотал головой:

– Это невозможно. Я все сделал…

– Перестань. Не будем терять время. Мне это уже безразлично, потому что я выхожу из игры. В камере хранения аэропорта Далласа стоит мой чемодан, а в кармане у меня билет до Тель-Авива – в один конец. Но я окажу тебе последнюю услугу. Когда все провалилось, я позвонил приятелям в Генеральную инспекцию – они мне кое-чем обязаны. Так вот, этот рапорт Барстоу, из-за которого мы в штаны наложили, не самое главное.

– Что ты хочешь сказать?

– Помнишь запрос о тебе из конгресса? Грек, о котором ты слыхом не слыхивал…

– Дакакос?

– Верно. Теодор Дакакос. В Генинспекции это называется «проба Дакакоса». Это он. Никто не знает, каким образом, но именно этот грек получал все данные о деятельности «Зоркого корпуса». И он переправлял каждую бумажку в Генинспекцию.

«Теодор Дакакос, – подумал Эндрю. – Теодор Дакакос, сын грека-машиниста, убитого тридцать лет назад на миланской сортировочной станции монахом, который приходился ему братом».

Сколько отважных людей предпринимало попытку завладеть ларцом из Константинополя! Майор вдруг совершенно успокоился.

– Спасибо за информацию, – сказал он.

Грин помахал в воздухе атташе-кейсом.

– Кстати, я съездил в Балтимор.

– Балтиморские сведения – одни из самых ценных, – сказал Фонтин.

– Там, куда я направляюсь, может понадобиться наше «железо».[17] Эти бумажки помогут мне переправить кое-что из Вьетнама в долину Негев.

– Вполне вероятно.

Грин поколебался, прежде чем спросить:

– Не хочешь со мной? Мы тебя можем спрятать. Это лучший для тебя выход.

– У меня есть выход еще лучше.

– Перестань себя обманывать, Фонтин! Воспользуйся своими знаменитыми деньжатами и сваливай отсюда побыстрее. Купи себе убежище. Твое дело кончено.

– Ошибаешься. Только начинается.

Июньская гроза еще больше замедлила движение транспорта на улицах Вашингтона. Это был один из тех потопов без единого просвета, когда пешеходы передвигаются бросками: подъезд – навес – подъезд. А автомобильные «дворники» не справляются с пеленой воды, застилающей лобовое стекло.

Эдриен сидел на заднем сиденье такси и размышлял о троих людях. Барбара. Дакакос. Брат.

Барбара в Бостоне, возможно, сидит сейчас в библиотечном архиве и ищет интересующие его сведения