– Интересно, что…
– Я не закончил, – сказал Грин. – Я позвонил помощнику этого Шандора и спросил его, чем это ты так заинтересовал конгрессмена. Он проверил какие-то бумаги и сообщил, что запрос направил приятель Шандора, некто по имени Дакакос. Теодор Дакакос.
– Это еще кто?
– Греческий судовладелец. Из вашего круга. Миллионер.
– Дакакос? Первый раз слышу.
– Эти греки шустрые ребята. Может, у него для тебя подарочек? Маленькая яхточка или собственный батальончик?
Фонтин поморщился.
– Дакакос? Я сам могу купить себе яхту. И получу батальон, если захочу.
– Ты и батальон можешь купить, – сказал Грин и выбрался из-за стола. – Ну, желаю удачной командировки. Позвони, когда вернешься.
– А ты что собираешься делать?
– Разнюхать все, что можно, об этой черномазой сволочи, которую зовут Невинс.
Грин зашагал к выходу. Эндрю посидел еще минут пять. Ему надо заехать домой и вернуться на работу. Его самолет улетает в половине второго.
Дакакос. Теодор Дакакос.
Кто же это?
Эдриен встал с кровати, сначала опустив на пол правую ногу, потом левую. Он старался не шуметь, чтобы не разбудить Барбару. Она спала, но у нее чуткий сон.
Было половина десятого вечера. Он встретил ее в аэропорту около пяти. Она отменила семинары в четверг и пятницу. Барбара была слишком взволнована, чтобы заниматься со скучающими студентами из летней школы.
Она получила возможность ассистировать крупному антропологу Саркису Хертепияну в Чикагском университете. Хертепиян в настоящее время занимался изучением результатов раскопок в районе Асуанской плотины. Барбара была в восторге, и ей захотелось немедленно отправиться в Вашингтон и рассказать о своей удаче Эдриену. Когда в ее жизни все шло как нужно, она была очень энергична: ученый, ни на минуту не утрачивающий способности удивляться…
Странно. Ведь и он, и Барбара выбрали профессию из чувства противоречия. Его профессиональная биография началась с уличных беспорядков в Сан-Франциско, ее – со скандальной истории, происшедшей с ее матерью, которую лишили законного места работы в колледже только потому, что она была матерью. Женщине с ребенком было отказано в праве занять высокую должность в университетской иерархии. И тем не менее и Эдриен, и Барбара нашли себе в жизни дело, которое погасило в их душах обиду и гнев.
Это их тоже связывало.
Он бесшумно пересек комнату и сел в кресло. Его взгляд упал на кейс, лежащий на столике. Ночью он никогда не оставлял его в гостиной. Джим Невинс предупреждал, чтобы он был осторожен. Невинс был немного сдвинут на подобных мелочах.
Невинс тоже выбрал свою профессию из чувства противоречия. Это чувство иногда ему мешало. Это было не просто разочарование негра, пытающегося преодолеть расовые барьеры, но и гнев адвоката, который постоянно сталкивался с фактами несправедливости и беззакония в городе, где рождалось законодательство.
Но ничто не злило Невинса более, чем существование этого «Зоркого корпуса». Группа офицеров, возомнивших себя «элитой», ради собственной выгоды скрывает улики, разоблачающие коррупцию в армии, – опаснее этого адвокат ничего даже представить себе не мог.
Когда он прочел в списке имя майора Эндрю Фонтина, то попросил Эдриена выйти из игры. Эдриен давно уже стал одним из его ближайших друзей, и он не мог допустить, чтобы хоть что-то помешало привлечь «Зоркий корпус» к ответственности.
Все-таки братья есть братья. Пусть даже они и белые…
– Ты такой серьезный. И такой голый. – Барбара откинула светло-каштановые волосы с лица и повернулась на бок, обняв подушку.
– Извини. Я тебя разбудил?
– Да нет, что ты! Я же просто дремала.
– Поправочка. Твой храп был слышен, наверное, на Капитолийском холме.
– Ты бесстыдно лжешь. Который час?
– Без двадцати десять, – ответил он, поглядев на часы.
Она села в постели и потянулась. Простыня упала ей на колени, ее красивые полные груди плавно разошлись. Он не мог оторвать глаз от колыхнувшихся сосков и почувствовал, что в нем растет желание. Она, увидев его взгляд, улыбнулась и завернулась в простыню, прислонившись спиной к изголовью кровати.
– Будем разговаривать, – заявила она решительно. – У нас в запасе три дня, чтобы довести друг друга до изнеможения. Пока ты будешь отсутствовать днем, охотясь за своими медведями, я буду наводить марафет, как верная наложница. Удовольствие гарантируется!
– Слушай, тебе бы надо заняться тем, чем занимают себя далекие от науки дамы. Просиживай часами в салоне «Элизабет Арден», принимай молочные ванны, закусывай джин шоколадными конфетами. Ты же вымоталась – отдыхай!
– Давай поговорим не обо мне, – улыбнулась Барбара. – Я и так проболтала о себе всю ночь – почти. Расскажи лучше, что тут происходит? Или ты не можешь? Уверена: Джим Невинс считает, что твой номер прослушивается.
Эдриен расхохотался и скрестил ноги. Он потянулся за сигаретами и зажигалкой, лежащими на столике у кресла.
– Присущая Джиму мания заговоров неискоренима. Он больше не оставляет у себя на рабочем столе досье. Он носит все важные бумаги в кейсе. У него самый пухлый кейс в Вашингтоне, – усмехнулся Эдриен.
– Но почему?
– Он не хочет снимать копии с документов. Считает, что ребята, сидящие этажом выше, тут же отберут у него половину дел, если узнают, как продвигается его расследование.
– Поразительно!
– Страшно!
Зазвонил телефон. Эдриен быстро встал с кресла и подошел к тумбочке.
Это была мать. Она не могла скрыть волнения.
– Мне только что звонил отец.
– Что значит «звонил»?
– В прошлый понедельник он вылетел в Париж. И оттуда отправился в Милан…
– В Милан? Зачем?
– Он тебе сам все расскажет. Он хочет, чтобы вы с Эндрю приехали к нам в воскресенье.
– Погоди. – Эдриен стал лихорадочно соображать. – Вряд ли я смогу.
– Ты должен.
– Ты не понимаешь, а по телефону я не могу тебе объяснить. Энди не захочет меня видеть. И я тоже не очень-то хочу его видеть. Я даже думаю, что при нынешних обстоятельствах это было бы неразумно.
– Что ты такое говоришь? – Голос матери внезапно стал холодным. – Что ты натворил?
Эдриен ответил не сразу:
– У нас разные позиции в одном… споре.
– Что бы там ни было, это не имеет значения! Отец хочет, чтобы вы оба приехали. – Она едва сдерживалась. – С ним что-то случилось! С ним случилось что-то ужасное! Он едва мог говорить.
В трубке раздалось несколько щелчков, после чего к линии подключилась телефонистка отеля.
– Мистер Фонтин, извините, что я вас прерываю, но вас срочно вызывают.
– О Боже! – прошептала мать. – Виктор…
– Если это касается отца, я тебе перезвоню, обещаю, – сказал Эдриен. – Спасибо, мисс, я поговорю…