Но его никто не слушал. Как следует намяв ему бока, все принялись мазать его глиной. А Перчик снова запел:

Мажьте гуще, мажьте вязче, О других чтоб думал чаще, Чтоб от лени не рассохся, От безделья не задохся, Чтоб не лопнул ото сна — Смазка крепкая нужна.

Боб Бобыч брыкался руками и ногами. По-щенячьи визжал. Угрожал Перчику расправой. Но Перчик не обращал на это никакого внимания. Только допев песенку до конца, он оказал:

— Теперь положите его на землю и отойдите в сторону. Все так и сделали.

Боб Бобыч кряхтел, стонал и плевался.

— Надеюсь, вы убедились в нашем послушании? — шутливо по-клонился Перчик лежащему Бобу. — Мы сделали всё, что вы прика-зали. Схватили, помяли и намазали. Есть ли другие указания?

Боб Бобыч молчал, опасливо поглядывал на улыбающихся друзей Перчика. Потом он тихонько приподнялся с земли и, схватив портфель и трость, кинулся со всех ног наутёк. За ним семенила Бобиха, улепётывали бобята. А вслед им хохотали и свистели плотники, каменщики, маляры.

Рано начинался трудовой день у Кукурузинки и её друзей. Солнце ещё только поднялось над землёй, а на бугре уже кипела работа. Слышались весёлые голоса, смех, песня. Вдруг стало тихо-тихо. Все повернулись в одну сторону и замерли в изумлении.

Посередине дороги, переваливаясь с боку на бок, медленно вышагивала пузатая Тыква. Она вела на цепи огромного Скорпиона. Тот щёлкал клешнями, угрожающе размахивал ядовитым хвостом. Хвост

у Скорпиона длинный, загнутый крючком. А на конце крючка жало. В нём спрятан смертоносный яд. Следом за тыквой двигался обоз с её добром. К каждой телеге было привязано ещё по одному Скорпиону. Они царапали клешнями землю, норовя ужалить прохожих. Позади обоза выступал муж Тыквы — Жан Баклажан. Он тоже был толстый, но высокий, в длинном тёмно-синем кафтане нараспашку. Жан дремал на ходу и шаркал по земле сапогами, поднимая клубы коричневой пыли.

— Вот так пополнение! — сказал Перчик, сдвигая на макушкукрасный колпак, и направился было к Тыкве.

Но та, увидев его, завопила:

— Стой! Ни с места! Дубиной угощу. Скорпиона опущу. Не ше-велись!

Скорпионы, заслышав голос хозяйки, как будто взбесились. Они защёлкали клешнями, зашипели и нацелили ядовитые хвосты прямо на Перчика. А Тыква пуще прежнего махала руками и кричала:

— Не шевелись! Не подходи! Не тронь!

— Кто она? — удивлённо опросила Кукурузинка. Послышались дребезжание счётов и надтреснутый голос Репь

Репьёвича:

Шестью шесть — тридцать шесть. В каждом доме мусор есть. В каждом поле есть сорняк. Может, скажете, не так?

Значит, она — сорняк? — повернулась Кукурузинка к Репь Репьёвичу. — Почему?

У неё жаднющий глаз — это раз. Очень лживые слова — это два. Всех обманет, всё продаст, недовесит, недодаст.

Пока новосёлы обсуждали это событие, Жан разгрузил имущество. Тыква сидела на камне, наблюдала за Жаном и поминутно вздыхала:

— Охо-хо-хо! Охо-хо-хо!

Тут перед ней появился Навозный Жук. Он был большой и грязный. Скорпионы накинулись было на Навозного Жука, да Тыква их отогнала.

Отползи подальше, — сказала она Навозному Жуку. — От тебя плохо пахнет. Зачем ты приполз?

Тебе на новом месте нужен дом…

И сад, — добавила Тыква.

Вот видишь — и сад…

И рынок, — снова вставила Тыква.

Всё ясно, — захихикал Навозный Жук. — Ты ж торговка, а торговки без рынка не живут. Значит, тебе нужны дом, сад и рынок. А нам денежки. Знаешь нашу песенку?

Где же я наберусь пятаков? — забеспокоилась Тыква.

Ну и сиди на своём добре, — сказал Навозный Жук. — Сама ты не будешь работать: толста и ленива. Жан тоже ничего не сделает: он на ходу спит. А новосёлы ни за какие деньги не будут строить тебе ни дом, ни рынок. Они бездельникам не помогают. Прощай.

Куда ты? — всполошилась Тыква. — Веди своих жуков, и стройте. Да как следует. Я заплачу.

— Сначала срядимся, — деловито предложил Навозный Жук. И они стали рядиться.

Навозный Жук и в самом деле за каждый шаг требовал пятак. Сделал кирпич — пятак. Поднёс к месту стройки — опять пятак. Положил кирпич в стену — снова пятак. И так за всё — пятак, пятак, пятак…

Тыква бранилась, спорила, кричала и даже плакала от жадности. Ничего не помогло. Пришлось ей раскошеливаться. Получив деньги, Навозный Жук уполз и скоро вернулся с целой сворой жуков. Они в несколько дней выстроили большой-пребольшой дом, такой же круглый и пузатый, как сама Тыква. Вокруг дома разбили сад. Дом и сад обнесли высоченным забором. Потом на месте, облюбованном Тыквой, навозные жуки построили крытый рынок.

Когда для Тыквы было всё построено, навозные жуки уползли невесть куда. Больше их никто не видел.

Ночью прошёл сильный дождь. Все недостроенные дома размокли и развалились. Потоки дождевой воды подхватили стекольщика Маковку и понесли неведомо куда. Если бы плотник Орешек вовремя не подоспел на выручку, стекольщик наверняка погиб бы в мутных дождевых волнах.

Наутро новосёлы собрались подле размытых и разрушенных домов. Вид у всех был унылый.

— Придётся начинать сначала, — грустно сказал плотник Орешек.

А ночью опять может пойти дождь и всё размоет, — проворчал стекольщик Маковка.

Сколько ни хандри — дом не гриб, сам не вырастет. — Пахтачок сдвинул на макушку пушистую шляпу. — Надо работать!

Верно! Дождь не дождь, а строиться надо! — весело закричал Перчик. — Чего носы повесили? Ну? — Перчик первым скинул свою ярко-красную куртку…

Погодите, тут надо подумать, — сказала Кукурузинка, дёрнув себя за рыжую косичку.

Потом она нахмурила выпуклый лоб, наморщила носик-пуговку, опустила длинные жёлтые ресницы и задумалась.

— Я, кажется, кое-что придумала, — сказала она немного пого-дя. — Будем все вместе строить один