под разными звездами, даже когда меняются каждый в отдельности – меняются «невпопад», словно в «противофазе». В такой стране, как Россия, это влечет за собой самые роковые последствия.
Труп России к тому времени уже начинал коченеть, несмотря на огонь пятилеток и энтузиазм «пробудившихся масс». Массы на двадцать минут мог согреть для утренней зарядки марш на музыку Ш. из нашумевшего кинофильма, но и там пелось про «прохладу». Двенадцать блоковских «апостолов» породили миллионы «идущих следом» последователей, истово верующих в мир без Прекрасного и просто без подобия морали и культуры.
Даже вообразить трудно сегодня, что в те поры называлось «моральным» и чем диктовались такие «моральные» нормы. Только что Крупская и Коллонтай призывали жить в «городе Солнца» веселым стадом, отринув семью – ячейку буржуйского общества. Пришел семинарист и…
За «аморалку» выгоняли из партии, ломали об колено партии жизнь, могли выдать и волчий билет, и плюнуть тоже могли. Кто-то жил тайком и в двоеженстве, – иным сходило с рук: «Ты бы тоже был непрочь, а? Завидно, Лаврентий!». Люди работали до полуночи, пока горело окошко за кремлевской стеной, семейную жизнь потеснила жизнь общественная, и это стало нормой и никого не удивляло. Не жили, не разводились, платили алименты. Заводили вторую семью – не расписывались. Только это все не годилось для композитора, он хотел играть и жить по правилам. Ему бы простили. Даже рады были бы. Но он принял их «заповеди» и эту пуританскую мораль, потому что она не противоречила его установкам: моногамия, семья, долг, как было сказано.
Мораль в стране к тому моменту была вывернута наизнанку, и не один раз.
Это как-то легко в России привилось. Тому способствовала муравьиная работа по строительству новых пирамид Пятилеток да медленно остывающая агрессивность боевых муравьиных разновидностей, пока они дожидались скорого применения бойцовских навыков уже на внешней, международной арене. Со временем осыпались и пирамиды и боевой азарт потускнел. Но и то и другое все-таки вскорости пригодилось.
Новая Вера претерпела положенную Реформацию, и, как это и бывает при реформациях, – эта Новая Вера сохранила лишь главный стержень: презрение к культуре и пренебрежение ко всякой религии и морали, за исключением готентотской – первобытные ритуалы и старый хлам прописей на скрижалях подновленного Абсолютизма.
Под культурой понимали официоз. Его оформляли в античных традициях музы Полигимнии. В чести оказались Мавзолеи и шпили. Тенора и Басы, Хоры и Кордебалет. И уж после – Примадонны и Примы, Лемешев и Козловский! Пирогов с Михайловым! Две Оперы для услаждения в двух Столицах – Царской, Сенатской и Приказной, Лубянской. Как памятник поверженному Царству, театром Кабуки цвел Балет во славу некоронованного Грозного Царя. Заодно и театр «Но» – МХТ, – где уцелевшие вельможи, играя смердов «на дне», развлекали сына сапожника, окруженного свитой из кухаркиных детей… Были еще в то время актеры для изображения персонажей «белой гвардии» в полюбившейся семинаристу пьесе про семью «врагов народа» Турбиных. Вывез из-под носа Свободы господин Алексеев свой выводок, хотя и поредевший… Вот до какого «Искусства» дожили! Чего же удивляться, что пятиться так непросто?!
Ценилось данное физической природой – тело, горло, связки, ноги. Дискоболы на сцене и в нишах на площади Свердлова, она же Охотный ряд…. Тот факт, что Природа дает и душу, было забыто. Живое дыхание исчезло, пришло насыщение кислородом через пение или крик «Ура»!
Интересно отметить, какой стереотип гражданина тогда выработался! Им стал простой, бесхитростный человек. Он был «сырьевой», глубинный, первоэлементный, то есть тоже почти «гениальный». Заметили это Пастернак и Платонов. Он был совсем «не тронут распадом» – не задет ни образованием, ни цивилизацией. О воспитании в старом понимании речи вообще не шло.
Герой начавшейся в России эпохи был нетронут, дик, и в этом смысле все женщины этого общества были условно «девственными», хотя сама девственность для мужа вообще не сохранялась по предписанию.
Он, конечно, этот герой еще не был «Новым Человеком», он был взят целиком из народа таким, каким в народе и сохранился. Каким жил, пахал, воевал и дезертировал в 17-м. Каким его получила и принялась дальше сохранять, лелеять и пестовать власть. Если уж когда и был он «новым», «новорожденным», так это когда выгнали его из лесов, пытались окрестить, загнав в воду, а потом запрягли в воловью упряжку, чтобы кнутом из воловьих жил заставлять работать. Кстати, те, кто заставлял, были самые худшие из этого же народа. Родились они в России, исторгнутые чревом народным, с запозданием. Петр Первый пришел только в канун XVIII века. С ним и пришли Новые люди.
Ходят слухи, что подобно Возрождению Каролингов, было на Руси тоже свое какое-то очень раннее Возрождение, от которого остались Старцы и Скиты, да Остромирово Евангелие с «Апостолом». Еще до сих пор стоят Храмы, но живых людей все это не задело настолько, чтобы они «обновились». Вот тут-то и достаточно прислушаться: пение в монастырях еще можно услышать, музыки же вы не услышите. Пока не заиграли немецкие музыканты на ассамблеях Петра.
Позже пришли Итальянская Опера, Французский балет и одноименная Комедия, а позже – Шиллер с Гете под горячую руку Гнедича… Вот и ищи Новых Людей!
Когда они появились в Европе, их назвали Людьми Возрождения. Когда на триста лет позже у нас, – их назвали «лишними». Не зря Чаадаев все порывался принять католичество! А Чацкий взбудоражил не одну барышню без приданного призраком, который ему уже мерещился в Европе, где оскорбленному сердцу время от времени приходиться спасаться!!
Но ведь, чтобы были «лишние», требовались и «нелишние», кто бы пахал да сеял. Вот так в противовес и сохранился тот «девственный» человек, угаданный Платоновым. Которого так «правдиво» описал Тургенев, дав ему в наставники Рудина да болгарина Инсарова, «профи» от революции, ибо Базаров и революцию считал не без основания глупостью.
Тут и настал его час! Пробил! Он ринулся в город, на Растеряеву улицу. Потом – в окопы, а оттуда – «на дно» и еще в роман того же Пешкова «Мать». Как он оказался не похож на Герасима, даже если учесть, что тот не простил барыне утопления Муму! Он и сшиб колокола, проткнул животы попам, изнасиловал их жен и дочек, плюнул на присягу и пришел в город из окопов самовольно за землицей и тем, «что Бог пошлет».
Бог, конечно, послал.
Рыть большой Котлован будущего!
Федор Достоевский против графа Толстого. Отец Достоевского был убит своими крестьянами за жестокое с ними обращение. Граф-помещик следил долгое время за исправным исполнением яснополянскими крестьянами податного долга и не препятствовал порке. (Порол ли сам, интересно? Отчего так в «Исповеди» каялся?) Не сумел оградить от острога за порубку трех дубов провинившихся крестьян. Уступил Софье Андреевне могучий дуб русской литературы. «Эх, барин, что ж ты, против бабы не устоял?» – это глас народа, который рубить чужое грехом не считает, а слушать «бабу» считает последним делом. «Учить» ее надо, бабу! Будь хоть Софья Берс, хоть Святая София!
Отчетливо вызрел на Руси и враг такого народа: им становился всякий, кто сохранил ум, подцепил образование, нахватался воспитания из старорежимных времен или, Боже упаси, иностранных рук. Любой, кто зачастил в библиотеки, на уроки музыки, в консерваторию или церковь, читал «не по-нашему», автоматически становился годным для назначения его врагом народа. Произошло чудо: все общество восстало против тех, кто «больно умный», «очки надел», или «надел шляпу», «разговорился». Щедрой рукой мели таких, и никто не то что не удивлялся, наоборот, всякий спешил помочь, подсказать, пальцем ткнуть в еще не обнаруженные властями гнездовья. Безо всякой ненависти. Просто правила хотя и были не писаны, их надо было соблюдать. Геноцид был развязан по признакам, с которыми люди рождались. Один – тупым, другой – острым. Ненависти не оставалось места. Точнее – ее было так много, что ничего кроме нее не осталось, и пришлось ненависть называть по-другому: «классовым чутьем» или еще какой-то глупостью из их языка – новояза. Осуществлялся отбор. Конечно, отдельно стоял вопрос о лидерах: тиранах-вождях и гениях. Они возникают сами по себе, стихийно, их не назначишь, как не назначишь потоп, будь ты хоть сам Навуходоносор. Рано или поздно им предстояло столкнуться, именно, встать против друг-друга. Это произойдет, конечно, к тому и ведем мы эту историю.
Пока же репрессии против обнаружившихся в изобилии врагов ширились и набирали силу. Колоссальная, скрытая до поры, вырвавшаяся наружу энергия масс слепо направлялась туда, куда ее направил Злой Гений этой земли и призванный им злой гений уже с маленькой буквы. Иные склонны вместо слова «злой» ставить слово «добрый»! Как говорится,
