Это совсем не похоже на простуду. У нее кашель, причем влажный и такой сильный, словно легкие пытаются исторгнуть массу мокроты, которая скопилась глубоко в бронхах.

– Наверное, вы подхватили это под кустом, – замечает он.

Она отвечает ему недоуменным взглядом.

– Разве вы не сказали, что спите под кустом в парке?

– Ах, да!

– Я бы порекомендовал эвкалиптовое масло, – говорит он. – Ложечку эвкалиптового масла на кастрюлю кипящей воды. Нужно вдыхать пар. Творит чудеса!

– Эвкалиптовое масло! – восклицает она. – Я сто лет не слышала об эвкалиптовом масле. В наши дни люди пользуются ингаляторами. У меня в сумке есть такой. Совершенно бесполезен. Моей панацеей был «Бальзам монаха», но теперь я не могу найти его в аптеках.

– Его можно купить в загородных аптеках. Можно купить и в Аделаиде.

– В самом деле? Как говорят наши американские друзья, это клево.

Он достанет для нее эвкалиптовое масло. Вскипятит кастрюлю воды. Он даже пороется в своей аптечке – а вдруг у него там есть «Бальзам монаха». Ей стоит лишь попросить. Но она не просит.

Они сидят на балконе за бутылкой вина. Темно, дует сильный ветер. Если она действительно больна, ей бы лучше уйти с балкона в комнату. Но она не скрывает своего отвращения к этой квартире. «Ваше баварское похоронное бюро» – так назвала она его квартиру вчера. И вообще он ей не нянька.

– Ни слова от Драго? Никаких новостей от Йокичей? – осведомляется она.

– Ни слова. Я написал письмо, которое еще нужно отправить.

– Письмо! Еще одно письмо! Что же это, игра в шахматы по почте? Два дня, чтобы ваше послание дошло до Марияны, два дня, чтобы пришел ответ. Да мы просто скончаемся от скуки, пока дождемся решения! Сейчас не век эпистолярного романа, Пол. Отправляйтесь с ней повидаться! Посмотрите ей в лицо! встройте настоящую сцену! Топайте ногами! (Я говорю в метафорическом смысле.) Орите! Скажите: «Я не позволю так с собой обращаться!» Вот как ведут себя нормальные люди, такие, как Мирослав и Марияна. Жизнь – это не обмен дипломатическими нотами. Аи contraire [27], жизнь – это драма, жизнь – это действие, действие и страсть! Вы, с вашим французским происхождением, конечно же это знаете. Будьте вежливы, если хотите, вежливость не повредит, но не за счет страстей. Подумайте о французском театре. Подумайте о Расине. Невозможно быть более французским, чем Расин. Пьесы Расина написаны не о людях, которые, сгорбившись, сидят в уголке, планируя и вычисляя. У Расина конфронтация, одна огромная тирада сталкивается с другой. Она бредит? Что вызвало эту вспышку?

– Если в мире есть место для «Бальзама монаха», – говорит он, – то найдется место и для старомодных писем. По крайней мере, если письмо неудачное, его можно разорвать и начать с начала. В отличие от речей. В отличие от взрыва страстей, которые необратимы. Уж вам-то это должно быть известно.

– Мне?

– Да, вам. Вы же, конечно, не набрасываете первую же мысль, которая приходит вам в голову, и не отправляете по почте вашему издателю. Наверняка дожидаетесь вторых мыслей. Наверняка исправляете. И не заключается ли писательское мастерство во вторых мыслях, в третьих мыслях, и так далее? Как говорится, семь раз отмерь…

– Это действительно так. Что такое писательское ремесло? Вторые мысли в степени п. Но кто вы такой, чтобы читать мне лекции о вторых мыслях? Если бы вы были верны своему черепашьему характеру, если бы ждали вторых мыслей, если бы так глупо и необратимо не объяснились в любви своей домработнице, мы бы с вами сейчас не оказались в таком плачевном положении. Вы бы спокойно сидели в своей прелестной квартире в ожидании визитов леди в темных очках, а я могла бы вернуться в Мельбурн. Но теперь уже слишком поздно. Нам ничего не остается, кроме как держаться скрепя сердце и ждать, куда нас вывезет черный конь.

– Почему вы называете меня черепахой?

– Потому что вы сто лет принюхиваетесь к воздуху, прежде чем высунуть голову наружу. Потому что каждый шаг стоит вам усилий. Я не прошу вас становиться зайцем, Пол. Я только умоляю заглянуть в ваше сердце и посмотреть, не найдется ли в рамках вашего черепашьего характера, в рамках вашего черепашьего диапазона страсти какого-нибудь способа ускорить ваше ухаживание за Марияной – если вы действительно собираетесь за ней ухаживать. Помните, Пол, именно страсть правит миром. Вы должны это знать. При отсутствии страсти мир стал бы пустым и бесформенным. Подумайте о Дон Кихоте. «Дон Кихот» – это книга не о человеке, сидящем в качалке и ноющем о скуке в Ламанче, а о человеке, который надевает на голову таз, забирается на спи ну своей верной старой клячи и отправляется на великие дела. Эмма Руо, Эмма Бовари, накупает роскошные платья, хотя понятия не имеет, как за них расплатиться. Мы живем всего один раз, говорит Алонсо, говорит Эмма, так давайте же закружимся в вихре! Закружитесь в вихре. Пол. Посмотрим, на что вы способны.

– Посмотрим, на что я способен, чтобы вы могли вывести меня в книге?

– Чтобы кто-нибудь где-нибудь смог вывести вас в книге. Чтобы кто-нибудь' захотел вывести вас в книге. Кто-нибудь, кто угодно – не только я. Чтобы вас стоило вывести в книге. Наряду с Алонсо и Эммой. Становитесь главным, Пол. Живите как герой. Вот чему учит нас классика. Будьте главным героем. А иначе для чего жить? Давайте же, сделайте что-нибудь. Сделайте что угодно. Удивите меня. Вам не приходило в голову, что если ваша жизнь становится с каждым днем все более скучной, монотонной и ограниченной, так это из-за того, что вы почти не выходите из этой проклятой квартиры? Представьте: где-то в джунглях в штате Махараштра в этот самый момент тигр открывает свои янтарные глаза и совершенно о вас не думает! Ему ровным счетом наплевать на вас и на любого другого обитателя Конистон-Террас. Когда вы последний раз совершали прогулку под звездным небом? Я знаю, вы потеряли ногу и вам трудно передвигаться. Но в определенном возрасте все мы теряем ногу, более или менее. Ваша утраченная нога всего лишь знак, символ или симптом – я никогда не помню, что именно, – того, что стареешь, становишься старым и неинтересным. Так какой смысл жаловаться? Вот послушайте: