В школе Авель привык к тому, что, переходя в каждый следующий класс, он воспринимался учителями как продолжение Каина. Они поначалу ждали от него той же серьезности, сосредоточенности, стремления вникнуть в предмет и быть первым в этом предмете, знать столько же, сколько учитель, а то и больше. Однако время шло, а Авель не делал блестящих докладов, особенно по биологии, по которой Каин занимал первые места на городских, районных и всей страны олимпиадах.

Каин любил биологию, а Авель ботанику — но никто об этом не знал. Авелю было стыдно показать кому-то, что он тоже интересуется разделом биологии, от него ведь немедленно потребовали бы участия в олимпиаде или бы просто осмеяли.

Родители относились к Авелю как к растению, создавали ему тепличные условия, кормили, поили, грели иногда своим присутствием, но не более, а вот Каин стал их подлинной страстью. В четвертом классе ему купили первый микроскоп, потом были еще, более мощные, более «научные». С замиранием сердца Адам следил, как его сын режет мышей, вынимает из них органы, которые затем рассматривает в свой микроскоп и делает странные записи.

Каин любил животных, но по-своему, пытаясь узнать, как они устроены и по каким принципам функционируют. Когда по окончании школы Каина просто, без всяких вступительных испытаний, взяли в ветеринарный институт, никто не удивился. Нет, вру, один человек удивился — Ева. Какой еще может быть институт, когда ее сын в шестнадцать лет практически профессор?

Институт стал для Каина домом. Он жил в лабораториях, где можно было разбирать животных побольше и микроскопы стояли мощнее, делал открытие за открытием, его записи, с разрешения, конечно, цитировались на лекциях, куда он, понятное дело, получил право не ходить.

Ректор возлагал на Каина большие надежды, уже трижды иностранные ученые приезжали смотреть его работы. Каин стал такой же неотъемлемой гордостью института, как парадная лестница и не имеющие в мире аналогов лаборатории по изучению влияния электричества на живые организмы.

Но сам Каин оставался несчастным, зная, что должен достичь чего-то, что еще никому в мире не удавалось.

С самых ранних лет он пытался понять, что значит «вдохнуть жизнь». Когда ему было четыре года, его собаку сбила машина. Каин сидел над ней и ждал, пока она встанет, не давал ее закопать, пытался открыть ей пасть и дышать в нее, так как слышал, что жизнь можно вдохнуть. Вдохнули же ее в Адама, и в Еву, и в самого Каина.

С этих пор прошло много времени.

Каину казалось, что то, что делает он, может делать любой идиот, если не поленится, а вот создать жизнь — это будет выдающимся открытием. Каин был несчастным, потому что ему не удавалось открыть секрет жизни.

Но вернемся к Авелю. Он уже было смирился со своим положением «героя из массовки», но в старших классах положение ухудшилось по довольно прозаической причине — денежной. Адам и Ева трудились в поте лица своего, как им и было положено, но хватало только «на хлеб насущный». Главным приоритетом продолжала оставаться жизнь Каина, и Авелю постоянно мягко отказывали в карманных деньгах. Авель был братом спокойным и решил проблему по-своему — пошел работать в соседние теплицы, где выращивали помидоры, огурцы, зелень. Там он добывал себе скромные деньги, которых как раз хватало на девчонок, дискотеки, поездки за город и прочие мелкие радости. Родители смотрели на все это без удовольствия, но и без огорчения. Едва ли они вообще что-либо замечали.

Хотя никому не было до этого дела, но Авель стал счастливым. Друзья, работа, где он проводил много времени с растениями и знал о них все — особенно об огурцах и помидорах, — ему не было никакого дела до того, что кому-то нет дела до него.

Шло время. Небо благосклонно улыбалось Авелю и грозно хмурилось над Каином. Странная штука: когда Авель выходил из дома — погода становилась хорошей, над этим даже шутили соседи, но стоило только Каину высунуться из лаборатории, как сразу начинался дождь или просто грозовые тучи затягивали небо. Словно сам Бог невзлюбил Каина.

Итак, Каин стал великим ученым, но вдруг на него перестали обращать внимание. Все привыкли к его гениальности и даже стали немного по этому поводу раздражаться.

Раньше одна его работа была поразительнее другой, а теперь они были все просто одинаково интересными и вертелись вокруг одной темы — возникновения жизни. Каин исследовал зарождение жизни с такой исступленной настойчивостью, что постепенно стал наводить скуку на своих коллег — как соотечественников, так и иностранцев. Все были просто уверены, что он найдет секрет зарождения жизни, нужно только подождать. И все ждали, потихоньку занимаясь своими делами, периодически поглядывая на Каина.

— Как наш чудотворец? — начинали пустой разговор сотрудники разных отделов.

— Как всегда, — прикуривая, отвечал тот, кто занимал помещение ближе к Каину.

— Ищет?

— Да, работает по двадцать часов, не выходит из лабораторий, там же спит и, как всегда, не ест.

— Значит, все нормально. А как твой сын? Выздоровел?

— Да, простая простуда. Поедешь на дачу в эти выходные?

— Да.

— Слушай, возьми мою жену, у нас кролики подросли, надо их туда отвезти.

— Хорошо, завтра заеду. Ну пока.

— Пока.

Таков был типичный разговор коллег Каина. Однако то, что Каин ничего не ел, требует пояснения.

Сказать, что он совсем ничего не ел, было бы неправдой. Он питался особым составом, который вводил себе прямо в желудок. Он изобрел этот состав еще на первом курсе. Оптимальный набор веществ и микроэлементов для живого организма, синтезируемый из водорослей. Этой его разработкой тогда сильно интересовались аэрокосмические ученые как возможным питанием для астронавтов. Это стало первым значительным международным успехом Каина. Пожать его юную гениальную руку съехалась уйма авторитетов, но гений был одинаково несчастным и тогда, и теперь.

Однажды Авель пришел к брату и попросил у него какой-нибудь подкормки для растений. Каин нервно посмотрел на него, но не отказал. Быстро нацарапал на листе бумаги какую-то формулу и кинул лаборантке, затем опять воткнулся в компьютер, где анализировал данные о смерти человека. Казалось, он заметил приход и уход брата, как муху, проползшую по монитору.

Каин считал, что возникновение жизни — это процесс, обратный смерти, и если «запустить» все этапы умирания от последнего к первому, то просто обязана возникнуть жизнь. Поэтому Каин изучал процесс смерти. Каждый агонизирующий бомж в местных больницах был для него кладом. Он специально ездил в отделения скорой помощи, чтобы наблюдать агонию наркоманов, в дома престарелых, чтобы наблюдать смерть от старости, в родильные дома — наблюдать смерть детей. Каин знал о смерти все: как она начинается, что угасает в первую очередь, что во вторую, детально описал, как умирает клетка за клеткой. Но не хватало первого и последнего звена — он знал, КАК живое превращается в неживое, он знал, от ЧЕГО это может быть, но не знал ПОЧЕМУ.

Авель с жалостью посмотрел на брата. Каин — высокий и худой, с всклокоченными грязными волосами, с черными кругами вокруг глаз, в полутемной тесной комнате без окон, наполненной множеством стеклянных и металлических предметов, сгорбившийся над экраном, одетый в белый балахон с пуговицами, вдруг показался ему таким жалким. Просто до слез.

— Каин! — позвал его громким шепотом Авель. — До свиданья!

Ответа не последовало.

Авель подошел к лаборантке. Та с сочувствием смотрела на него и думала: «Тень гениального брата». Странно, но, глядя на нее, Авель тоже думал, что она тень его брата. И был, кстати, более прав.

Сара была лаборанткой гения всегда, сначала добровольно помогала Каину. Будучи студенткой, оставалась в его лаборатории после занятий допоздна, а иногда и на всю ночь, подавала ему препараты, ухаживала за животными, вела его архив, проверяла файлы. Словом, обслуживала весь мыслительный процесс. Каин привык к Саре, как к своему компьютеру или микроскопу, и не мог без нее обойтись.