доводилось возить, которая едет из загса домой одна, в сером костюме, плачет и без цветов.

Давид появился поздно ночью. Вирсавия сидела в своей комнате, не зная, что ей делать. Идти его встречать и целовать или нет? Половой акт с Давидом представлялся мучительным. Она нерешительно вышла и остановилась наверху огромной лестницы. Квартира у Давида была двухэтажной.

— Ты еще не спишь? — поинтересовался новый муж.

— Нет, — ответила она.

— Надо поспать. Ты плохо выглядишь, — и Давид пошел в сторону столовой.

Вирсавия снова почувствовала себя глупо. А брачная ночь? Но, похоже, Давид решил ее проблему.

Осень, видимо, задумала остаться в городе навечно. Один серый день сменялся другим, и желтые листья катались по дороге, даже не намереваясь сгнить под снегом. Вирсавии казалось, что время упрямо остановилось в день смерти их с Давидом сына и никак не хочет с этого места сдвинуться, как его ни умасливай, а ей необходимо пропихнуть этот временной ком, взять, скатать его в футбольный мяч и отправить мощнейшим пинком куда подальше.

Вирсавия пыталась работать, но безо всякого энтузиазма. Давид мало интересовался этими вопросами. Зачастую она преувеличивала в рассказах объем своих дел и достижений. Давид приподнимал бровь, одобрительно улыбался, но не более. И за все это время он так ни разу не появился в спальне. Вирсавия окончательно перестала понимать, для чего он на ней женился.

— Для чего ты на мне женился? — задала она ему вопрос в лоб.

Глаза Давида стали какими-то задумчиво-грустными, как осенние озера в парке за их домом.

— Разве не ясно?

— Нет, — абсолютно твердо и уверенно сказала Вирсавия.

— Я тебя люблю, — спокойно признался Давид, поставив жену в еще больший тупик, чем было до этого.

«Но почему ты тогда себя так ведешь?! Почему не пытаешься… не пытаешься ухаживать за мной, добиваться близости!» — пронеслось в ее взгляде. Но вслух она сказала только:

— Понятно… — и пошла к себе.

Давид остановил жену, повернул к себе и спросил:

— А почему ты попросила, чтобы я на тебе женился?

У нее на нашлось ответа на его вопрос. Этот ответ она сама старательно от себя прятала.

Так они и жили, как соседи, занимаясь каждый своими проблемами. Вирсавия постоянно мучилась сомнениями и догадками относительно мотивов Давида, который, как ей казалось, совершенно перестал замечать ее присутствие.

Она заболела, странные симптомы ставили большинство врачей в тупик. Тошнота, отсутствие аппетита, боли, похожие на менструальные, частая смена настроений. Давид стал более внимательным, каждое утро спрашивал, как она себя чувствует.

— Я хочу развестись! — ответила она ему однажды утром на очередной такой вопрос.

— Хорошо. Если ты действительно так хочешь, давай разведемся, — спокойно согласился Давид, и, что странно, лицо его выразило подлинную заботу.

— Что значит «действительно хочешь»?! По-твоему, я не знаю, чего хочу?! — гнев обуял Вирсавию с невиданной силой.

Давид молча встал и ушел из-за стола.

С этого дня все в его поведении стало ее раздражать. Как он ходит, сидит, читает газеты, говорит по телефону. Ей хотелось наброситься на него, искусать, избить, исцарапать!

Вечером, заглянув к мужу, она увидела, что тот в задумчивости смотрит на какую-то фотографию. На следующий день, когда Давид ушел, она перерыла все в его кабинете и нашла небольшой потрепанный снимок. Один край фотографии был обрезан. Можно было догадаться, что с этого края стояла женщина, так как рука Давида была согнута в локте и на черном рукаве смокинга ясно выделялась белая атласная перчатка. По общему фону фотографии можно было догадаться, что она свадебная. С другой стороны, рядом с Давидом, был красивый молодой человек с темными глазами, лицо которого было печально, он держал ее мужа за руку.

— Это Ионафан, — раздался голос Давида за ее спиной. Вирсавия вздрогнула и замерла, как застигнутый на месте преступления вор. — Мы были любовниками.

— И где он теперь? — не найдя лучшего вопроса, поинтересовалась Вирсавия.

— Он умер. Его убил собственный отец, — Давид смотрел ей в глаза очень жестко. Вирсавия испугалась, поняв, что влезла в ту часть воспоминаний Давида, куда он не пускал никого.

— И ты его до сих пор любишь? — поведение Вирсавии, ее поза, тон голоса, жесты начинали подозрительно походить на приступ ревности.

Давид промолчал.

— Уйди, пожалуйста. Мне тяжело видеть тебя сейчас, — он отвернулся и принялся наводить порядок в кабинете после учиненного Вирсавией обыска.

— Но ты не можешь меня винить! — вдруг как-то надсадно и визгливо закричала жена. — Ты меня вынудил! Я ничего о тебе не знаю!

Давид с силой взял ее за локоть и вытолкал за дверь.

— Что тебе нужно?! Что тебе от меня нужно?! — Вирсавия кричала на захлопнувшуюся дубовую дверь, колотя ладонью так, что она покраснела от боли и горела.

— Что тебе от меня нужно…

Она осела вниз, не понимая причины своего горя, стыдясь своих слез и ненавидя их, но слезы все лились и лились. Дверь отворилась, Давид обнял жену и, поглаживая ее по спине, принялся успокаивать, словно маленького ребенка.

— Зачем ты на мне женился? — Вирсавия подняла глаза, и Давид увидел в них подлинное страдание.

Он покрыл поцелуями ее глаза, волосы, плечи, взял на руки и отнес наверх, в свою спальню. Вирсавия ощутила, как стремительный бурный поток уносит ее куда-то, захватывает, играет с ней, словно с маленькой каплей воды, поднимая к самому небу или опуская на огромную глубину… Вирсавия не могла оторваться от тела мужа, терлась об него, вдыхая запах, стремясь пропитаться им, чтобы показать всему миру, что она ПРИНАДЛЕЖИТ Давиду.

— Я сошла с ума, — повторяла она снова и снова, пока не уснула.

Утром, сладко потянувшись, она протянула руку, но наткнулась на пустоту. Давида не было.

События прошедшей ночи медленно, словно с похмелья, разворачивались в ее голове. И Вирсавия снова почувствовала себя дурой. Огромный стыд за себя заставил ее сжаться и дрожать, мучительное жжение по всему телу, которое не смыть и не стряхнуть.

— Этого больше не повторится! — сказала она Давиду вечером.

— Тебе не понравилось? — спросил он.

Вирсавия не ответила. Она стояла, нервно постукивая пальцами по столу, чувствуя, что должна уйти, но почему-то медлила, и только пальцы стучали по столу все быстрее.

— Ну хватит! — вдруг оборвал ее Давид.

— Тебя никогда нет дома! Мы ни разу не сходили никуда вместе! Меня как будто нет в твоей жизни! — поток обвинений вдруг вырвался вместе с обидой, гневом, страхом и слезами.

— Это меня нет в твоей жизни! — и Давид грохнул стакан на стол с такой силой, что тот раскололся надвое.

— Давай разведемся! Так больше не может продолжаться! — взмолилась Вирсавия, и взгляд ее вцепился в лицо Давида, стараясь ничего не упустить, угадать его ответ, его приговор.

Но он не ответил, оставив ее мучиться догадками. Вирсавия твердо решила выяснить отношения раз и навсегда, она пришла в кабинет Давида и принялась обсуждать юридические аспекты расторжения их брака. Давид согласно кивал, лицо его было мрачным.

— После подачи заявления нужно ждать, это время я могу пожить на снятой квартире, пока не подыщу себе что-нибудь. В назначенный день мы подпишем все бумаги и покончим с этим… Давид! Ты меня слышишь?! — она кричала ему почти в самое ухо. Потом порывисто бросилась к нему, словно внутренний