единодушном стремлении всех слоев общества прийти на помощь нашей армии. Это единодушие проявилось в помощи больным и раненым, в снабжении воинов теплым платьем и в массе подарков, отправляемых на фронт и свидетельствовавших о любви населения к войскам.
С возникновением военных действий заботы были направлены, главным образом, на устройство госпиталей и санитарных поездов. Тысячи людей бескорыстно отдавали свой труд и свои средства на благое дело. Лазареты и санитарные поезда оборудовались членами Императорской фамилии, различными общественными организациями и даже частными лицами. Нельзя сказать, чтобы эта существенная потребность, которой все так охотно шли на помощь, объяснялась дефектами санитарной части военного министерства: казенные госпитали и санитарные поезда имелись с первого момента войны. Конечно, в них не было тех удобств и роскоши, как в частных учреждениях, но это легко объясняется громадной разницей между ассигнованиями военного ведомства и частными затратами на этот предмет.
Прошло немного времени, и к чувству патриотизма начали примешиваться эгоистические побуждения, и, что еще хуже — помощь героям войны стала постепенно превращаться в средство для борьбы с правительством. Объединивший все общественные организации земский и городской союз предпринял усиленную пропаганду как среди раненых, так и среди войск на фронте: солдатам подчеркивали даже самые незначительные промахи военного управления, превращали их в сплошные хищения и иные преступления, указывали прямо на виновность определенных начальствующих лиц военного министерства и тем косвенно обвиняли Государя Императора. Наконец, особенно распространялись среди пострадавших воинов и мысли о ненужности войны, чему способствовали менониты,[18] назначаемые санитарами вместо службы в действующей армии, так что главный начальник снабжений армий Северо- Западного фронта принужден был сделать распоряжение, чтобы санитарные поезда земского и городского союза курсировали в глубоком тылу и перевозили только тяжело раненных, среди которых пацифистская пропаганда, конечно, не имела никакого успеха. Апогеем такой агитации была, главным образом, легенда о Распутине, охватившая умы офицеров и солдат.
Возникший явочным порядком, земский и городской союз стал вторым правительством, что представляло уже серьезную опасность ввиду упомянутых выше усилий подорвать авторитет Монарха.
Вынужденное в целях спасения союзников наступление в Восточной Пруссии и Галиции, нарушившее заранее выработанный план войны, в основу которого входил отход наших войск на линию реки Вислы, потребовало усиленное расходование предметов артиллерийского снабжения, рассчитанных на оборону, да и то не полностью, ввиду постоянного стремления министерства финансов к сокращению военных кредитов. Подготовка к выполнению указанного плана осуществлялась еще в мирное время и выражалась в разоружении в Привислинских губерниях крепостей, которые потом спешно и почти под ударом неприятеля пришлось вооружать.
Я приводил уже характерную фразу В. Н. Коковцова: когда-то война еще будет! А война разразилась неожиданно. Обусловленный указанными причинами недостаток снарядов был целиком отнесен на счет военного министерства и его руководителей, причем представители Государственной Думы и прессы указывали на привлечение к деятельности в этой области общественных организаций как на единственное средство спасения и устранения такого бедствия.
Еще в 1915 году, в бытность генерал-адъютанта Сухомлинова военным министром, возникло «особое совещание по обороне», в состав которого наряду с чинами военного министерства были включены члены Государственного Совета и Государственной Думы, а также представители общественных организаций. Никому не придет в голову отрицать пользу, которую принесло это учреждение, — дурно только то, что усиленные нападки на военное министерство поставили его чинов как бы в зависимое положение, и, вследствие этого, руководящая роль перешла сразу к общественным деятелям. Та же история повторилась и в военно-промышленном комитете, в особенности когда председателем его сделался А. И. Гучков. С его легкой руки в центральном комитете выделилась «рабочая группа», которая сразу вместо помощи интенсивной деятельностью заводских тружеников, безусловно в это время необходимой, занялась политикой и проектами рабочего законодательства. Не смея идти вразрез с желаниями фабричных, руководители военно-промышленного комитета соглашались с самыми невероятными их измышлениями и одновременно доводили до сведения министра торговли и промышленности о недопустимости изобретенных рабочей группой законов и даже об их революционности. Таким образом, гг. Гучков, Коновалов и Изнар, вызывая своей услужливостью удовольствие среди рабочих, переносили весь odium препятствий им на правительство, когда законы эти грозили отозваться на их собственных карманах, как работодателей.
Видную роль в упомянутом особом совещании по обороне игралпредседатель Государственной Думы М. В. Родзянко, импонируя, кроме своего положения, апломбом и присущим ему нахальством при несомненной
ограниченности. Заседания особого совещания свидетельствуют о многочисленных его бестактных и резких выходках, направленных против власти. Родзянко шел рука об руку с Гучковым, в ведении которого находились военно-промышленные комитеты. Последний сыграл слишком роковую роль в разгроме России, чтобы не остановиться на его личности подробно.
Московский коммерсант, авантюрист в Думе, умный и талантливый в критике правительственных мероприятий, Гучков, обуреваемый неизмеримым честолюбием, пристраивался ко всем случаям государственной и общественной жизни, дававшим ему возможность создать себе популярность. Доброволец в Бурской войне, Гучков на российском горизонте появился в октябрьские дни 1905 года, как один из основателей партии октябристов. Нельзя не признать, что в этот период времени он принес большую пользу, удержав общественное движение Москвы в пределах государственности, и проявил значительное мужество, открыто выступив против крайних левых элементов. П. А. Столыпин опирался на центр Государственной Думы, состоявший вначале главным образом из октябристов, вследствие чего Гучков, ставший временно председателем Государственной Думы, сделался близким к нему человеком и имел на премьера даже некоторое влияние. Но обойти П. А. Столыпина было не легко, и он скоро понял, что опасный для правительства критик его начинаний ни к какой плодотворной — я уже не говорю творческой — работе совершенно неспособен. Его поняли и в Государственной Думе, и пошатнувшийся авторитет заставил Гучкова отказаться от поста председателя Думы, под благовидным предлогом поездки по делам Красного Креста на Дальний Восток. Выборщики ему этого малодушного бегства не забыли, и в 4-ю Государственную Думу он совсем избран не был.
Государь Император прекрасно понимал Гучкова и относился к нему с презрением. При представлении членов 3-й Государственной Думы Его Величество обратился к Гучкову с вопросом, избран ли он депутатом от гор. Москвы или от Московской губернии? Указанного невнимания Гучков простить не мог: как осмелился Государь не знать подробностей карьеры «знаменитого» человека! Оскорбленное мелкое самолюбие вылилось во вражду, которую Гучков даже не скрывал, позволяя себе в частных разговорах о Монархе применять к Нему в высокой степени оскорбительный эпитет. Эта ненависть была главным стимулом его последующей революционной деятельности, в особенности резко проявившейся в последние месяцы перед февральским переворотом, когда он, в качестве уполномоченного Красного Креста, а затем председателя военно-промышленного комитета, не брезговал никакой антиправительственной пропагандой, что обратило на себя внимание главного начальника снабжений Северо-Западного фронта, генерала Н. А. Данилова, доносившего в ставку о вредном влиянии Гучкова.
Хорошо сознавая, что открытые выступления против Монарха могут повлечь нежелательные последствия, Гучков атаковал Его косвенно, дискредитируя близко стоявших к Нему лиц, а в особенности военного министра, генерал-адъютанта Сухомлинова, в правильном расчете, что приписываемые им последнему дефекты не могут не отразиться на Царе. Но и эти нападки он вел крайне осторожно, и нельзя не удивляться их планомерности и выдержанности. В этом ему помогал его достойный сотрудник генерал Поливанов, бывший помощник военного министра.
Фазисы борьбы для Гучкова крайне характерны.
Первым разрывным снарядом, брошенным Гучковым, который, очевидно, перенял приемы революционеров, было обвинение в измене состоявшего при военном министре полковника Мясоедова. Хотя Гучков и имел дерзость заявить, что в его распоряжении находятся неоспоримые доказательства этого преступления, но до сего времени их никто не видел, а произведенное главным военным прокурором расследование решительно никаких улик против полковника Мясоедова не дало. Тем не менее военный министр удалил его от себя, так как выступление Гучкова оставило в обществе, при нежелании серьезно
