базар). «Прекрасная столбчатая отдельность!» — воскликнет геолог, а поэт подумает: «Каменный гигант, останавливающий облака...». У подножия этого исполина, сложенного липарито-дацитами, приютились два довольно глубоких грота. Сначала мы попадаем в Голубиную щель, откуда, будто подтверждая это название, с шумом вырывается стайка скальных голубей. Шириной всего около метра, грот этот уходит в глубь скалы метров на пятнадцать, постепенно сужаясь. А в конце его, за скальной перемычкой, прячется еще один узкий сигарообразный грот.
Возникновение Голубиной щели связано с постепенным углублением первоначальной трещины в скале. Многовековую неторопливую эту работу вели ветер и солнце; по мере сил помогали им и морские волны. Силы эти, правда, были не слишком велики: даже в сильный шторм волне под обрывами Хоба-Тепе негде «разжиться» камнями и галькой. А именно они придают тяжелым ударам прибоя таранную мощь, выдалбливают в неподатливом камне гроты, ниши, арки.
Выветриванием пород по трещине создан в основном еще один, уже по другую сторону Маяка, последний грот Хоба-Тепе — Мышиная щель. Здесь периодически селятся летучие мыши, а прежде они сплошь покрывали стены грота. Эти безобидные для человека зверьки уничтожают колоссальное количество вредных насекомых, поэтому заслуживают бережного отношения. В настоящее же время из Мышиной щели скорее всего вылетят при нашем приближении дикие сизые голуби: летучие мыши распуганы, истреблены...
А вообще грозные утесы Берегового хребта отнюдь не безжизненны, о чем говорят и сами названия: Мышиная и Голубиная щели, мыс Бакланий. Кроме голубей, стрижей и бакланов, здесь гнездятся сокол- сапсан, пустельга, ласточка-воронок. Реже встречаются каменный дрозд, черный ворон, зимородок, орлан- белохвост. Чаек довольно много, их то хохочущие, то скрипучие вскрики часто раздаются над скалами, но они здесь не гнездятся. У самой воды можно встретить на камнях водяного ужа, а по нагретым солнцем скалам снуют многочисленные проворные ящерицы.
Но вот Маяк у нас за спиной. Впереди одна из самых живописных бухт Кара-Дага — Львиная. Своим названием она обязана грандиозной каменной скульптуре — скале Лев, суровым стражем выдвинутой с юго-западной ее стороны. Скала эта представляет продолжение спускающейся к морю мощной дайки кератофира; этой же породой сложены скалы, с трех сторон замыкающие бухту. Скалы эти совершенно отвесны, так и кажется, что небольшой, шириной до двенадцати метров, пляж вот-вот будет вытеснен ими в море. Попасть в Львиную можно только морем (скалолазы не в счет), но она может стать и ловушкой: так, профессор А. Турцев, в 1926 году делавший магнитную съемку Кара-Дага, из-за поднявшегося вдруг волнения вынужден был просидеть здесь со своим помощником двое суток...
Кое-где с коренных пород на крупную гальку пляжа спускаются осыпи остроугольных обломков. Особенно большая осыпь ползет из ущелья, уходящего вверх к Чертову камину. Она веером покрывает северо-западную часть пляжа и прибрежную полосу морского дна. Чуть дальше, в северо-восточном углу бухты, мы вновь замечаем волноприбойную нишу. Такая закономерность в расположении ниш (вспомним Сердоликовую бухту и бухту Барахту) наталкивает на мысль о постоянном, северо-восточном, направлении морских волн у подножия Кара-Дага.
Отдохнув, снова входим в воду; скала Лев — последнее значительное препятствие, мимо которого нам предстоит плыть. Сразу за Львом поднимаются из воды Ворота Кара-Дага — пятнадцатиметровая каменная арка, «выточенная» в кератофирах. До нее уже недалеко, и стоит подплыть к ее складчатому основанию, чтобы рассмотреть вблизи. Ворота часто называют Золотыми, очевидно, это название связано с окрашиванием их лучами восходящего солнца. А теперь — к берегу, до которого от Ворот по прямой 85 метров. Отсюда каменная арка выглядит уже иначе, но впечатление мощи и неприступности остается.
Вообще могучее тело Кара-Дага, сложенное в основном монолитной изверженной породой, плохо поддается действию морских волн, и теперешний его облик, по-видимому, сложился очень давно. «Этой же самой картиной, возможно, любовались и генуэзцы, и скифы, — пишет В. П. Зенкович, — а может быть, и Одиссей видел Золотые ворота, Ивана-разбойника, Льва и принимал их за окаменелых товарищей циклопа Полифема...». И уж во всяком случае, мы наверное знаем, что Ворота Кара-Дага видел и хорошо запомнил А. С. Пушкин, проплывавший мимо этих мест в Гурзуф.
Было это 18 августа 1820 года. Парусный бриг «Мингрелия» отплыл из Феодосии под вечер и, подгоняемый свежим ветром, устремился к юго-западу. Однообразные пустынные берега ничем не могли привлечь внимание путников, а Пушкин и без того был немного разочарован первыми впечатлениями от Тавриды. И только когда за бортом корабля встали ржавые «груды гор» Кара-Дага, поэт, оживившись, стал пристально всматриваться в их почти нависшие над кораблем, облитые красноватым предзакатным солнцем стены.
А через три года, в октябре 1823-го, в черновой рукописи «Евгения Онегина» появился набросок стоящей в море скалы, в которой нельзя не узнать Ворота Кара-Дага. Рядом Пушкин изобразил фигуру беса, окруженного пляшущими бесенятами, и ведьму на помеле: очевидно, в его памяти Ворота остались местом, связанным со всякого рода «чертовщиной». В самом деле, тогдашнее название Золотых ворот — Шайтан-Капу («чертовы ворота»), неподалеку находятся скалы Шайтан, Чертов камин, Чертов палец; местным рыбакам, проходившим на лодках близ карадагских скал, весь этот мир застывшей лавы, вероятно, казался адской преисподней. Пушкин, вряд ли знавший все эти названия, также увидел в Кара- Даге таинственное, «чертово» место. И как бы символом его, самым прочным впечатлением осталась для него эта каменная арка...
Мы сейчас смотрим на Золотые ворота с пляжа Пограничной бухты. Такое название было дано ей Левинсоном-Лессингом, так как здесь, перед мысом Лев, проходит восточная граница распространения спилитов, слагающих нижнюю часть хребта Карагач. Позднее было установлено, что спилиты встречаются и дальше, в Львиной бухте, но название осталось. По осыпи, уходящей наверх за дайку Льва, можно выбраться к Чертову камину. Однако подъем по этой тропе очень сложен.
Узкий пляж Пограничной бухты почти весь засыпан крупными и мелкими глыбами вулканических пород, свалившихся сверху, но здесь уже можно пройти (в одном только месте, также в воде, по подводному карнизу). Мощная глыба шаровой лавы отделяет Пограничную бухту от следующей, Пуццолановой.
Эта бухточка, приютившаяся с восточной стороны Ивана-разбойника, получила свое название по вулканической породе пуццолану, который здесь пытались когда-то добывать. Названием своим она обязана итальянскому городу Поццуоли, где впервые было обнаружено ее месторождение. Порода эта, подобно трасу, может использоваться как гидравлическая добавка к цементу. Возросшая в начале века потребность в бетоне для портового строительства заставила искать ее здесь.
В Пуццолановой бухте особенно много глыб шаровой, или подушечной, лавы, которые, по В. Лебединскому, образовались при подводном, причем пульсирующем, извержении магмы. Внутреннее давление поднимавшейся по трещине лавы периодически ослабевало: она часто изливалась не сплошным потоком, а отдельными прерывистыми струйками разной вязкости. В воде жидкие струйки мгновенно свертывались в каплю и, застывая, откладывались на морское дно каменными, разной величины, шарами.
Из Пуццолановой бухты тропа ведет нас на перемычку в 20 метров высотой, соединяющую скалу Иван-разбойник со скалистыми склонами Карагача. Такая же перемычка, сложенная делювиальными наносами, была, очевидно, и с западной стороны этой скалы, но там волны постепенно размыли ее, образовав уютную бухточку. Со стороны моря она с трех сторон прикрыта скалами: здесь легко могли укрыться быстроходные казацкие «чайки», не раз осаждавшие турецкую Кафу. Ненавидевшие запорожцев турки, по-видимому, и дали высокой скале, прятавшей их челны, название Харсыз-Иван («Иван-разбойник»), а бухте у ее подножия — имя Разбойничьей (Харсыз-Лиман). Однако и в начале нашего века, незадолго перед революцией, в этой бухте произошел случай, по-своему подтвердивший старое название.
