А в ботаническом саду на Аптекарском острове, принадлежавшем в то время Императорской медико– хирургической академии, царили разор и запустенье. Это следует из многочисленных жалоб его директора Ясона Петрова в вышестоящие инстанции. Здесь не было его вины. Управлял финансами всё тот же Разумовский, которому, очевидно, роднее был свой сад в Горенках. Вот как, по свидетельству автора замечательной истории Императорского ботанического сада В.И. Липского, выглядел ботанический сад, который застал Турчанинов и который принял Ф.Б. Фишер в 20-х годах:
В одном из донесений Петров даже предлагал продать все тропические растения из оранжереи. И вот это хозяйство принял Фишер в 1823 году. Н.С. Турчанинов в это время был в Петербурге и знал состояние ботанического сада.
Очевидно, не раз он сетовал на отношение власть имущих к ботанике. И на его глазах произошли изменения, связанные с деятельностью его нового директора. За два года Императорский сад фактически из руин превратился в крупное научное учреждение мирового уровня. Профессор ботаники Петербургского университета Бонгард восторженно отзывался о деятельности Ф.Б. Фишера, вернувшегося из-за границы с богатейшими поступлениями в коллекции:
А между тем коллекции сада росли так стремительно, что Фишер не успевал обновлять каталоги. Генералу Раевскому на его запрос по этому поводу он отвечал:
Очевидно, у Турчанинова не было в тот момент другого учителя кроме Ф.Б.Фишера, который был единственным штатным ботаником в саду и практически знал все 15 тысяч выращиваемых растений. Держа в порядке весь сад, Фишер успевал описывать новые виды. Турчанинов видел поступления от одесского аптекаря О.И. Шовица, приславшего гербарий закавказских растений, насчитывающий 60 тысяч листов. Ему посчастливилось познакомиться с гербарием бразильских растений, который был прислан русским консулом, экстраординарным академиком Г.И. Лангсдорфом и ботаником Л. Риделем, состоящий из 8 тысяч видов (80 тысяч листов). Бесценные грузы, таящие многочисленные открытия, доставлялись в северную столицу обыкновенной почтой. Благодаря Лангсдорфу, северный город Петербург на несколько лет стал ботаническим центром по описанию новых тропических видов.
Григорий Иванович Лангсдорф (Георг Генрих фон Лангсдорф) — это потерянное и вновь обретённое российское ботаническое имя. Липский в своей обстоятельной монографии об истории Императорского сада не упоминает о нём, только приводит слухи, что у Фишера в Бразилии было своё ботаническое представительство.
Жажда познаний Лангсдорфа была удовлетворена сполна. Вместе с экспедицией он побывал на Канарских и Маркизских островах, в Бразилии и Японии, Аляске и на Камчатке. В качестве личного врача Н.П. Рязанова он участвовал в дипломатической миссии в Калифорнию, где началась великая и романтическая любовь русского вельможи и юной испанской девушки. Но это уже неботаническая история.
Хорошее знание португальского языка определило дальнейшую судьбу талантливого натуралиста. Он становится консулом в Бразилии и получает возможность проводить более детальные исследования вдоль побережья Атлантического океана — в окрестностях Рио–де–Жанейро и Сан–Паулу. Интереснейшие сведения о природе Бразильского нагорья, населяющих её индейских племенах, богатые коллекции минералов, растений и животных регулярно переправлялись в российскую Академию, а также в музеи Германии, Англии и Франции.
Закончив свою консульскую миссию, Лангсдорф возвращается в Россию. В 1821 году, намереваясь
