вернуться в крепость, похвалится этим подвигом в письме к мамаше. А я хоть раз в жизни попраздную лентяя.

— И правильно. Следопыт! Коли долгая и усердная служба дает человеку право на увольнительную, никто не заслужил ее больше, чем ты, — милостиво согласился сержант. — Да и Мэйбл не будет на тебя в обиде за то, что ты предпочел ее общество поискам дикарей, и она с удовольствием, я знаю, разделит с тобой свой завтрак, если ты не прочь закусить. Но не думай, девочка, что это и вообще в привычке у Следопыта; он еще никогда не позволял мародерам, шныряющим вокруг крепости, убраться восвояси, не услышав выстрелов его ружья.

— Она этого не думает, сержант, а иначе, как ни противны мне военные эволюции и парады, я тут же бы вскинул на плечо свой 'оленебой' и — марш-марш! — зашагал вон из крепости, прежде чем она успела бы моргнуть своими хорошенькими глазками. Нет, Мэйбл достаточно меня знает, несмотря на недолгое знакомство: за время нашего с ней короткого похода минги вовсю нас развлекали и доставили нам немало приятных минут.

— Пришлось бы долго убеждать меня. Следопыт, чтобы внушить мне о вас превратное мнение, а тем более в отношении вашей храбрости, — сказала Мэйбл с горячностью, ибо ей хотелось, чтобы у Следопыта не осталось ни малейшего сомнения в ее добрых чувствах. — Насколько я понимаю, оба мы, и отец и дочь, обязаны вам жизнью, и поверьте, никто из нас этого не забудет.

— Спасибо, Мэйбл, от всей души спасибо! Но я не хочу, чтобы вы по своей наивности слишком высоко ценили мои заслуги. Я не думаю, чтобы минги, если б вы даже попались им в руки, осмелились тронуть хоть волосок на вашей голове. Мой скальп, и скальп Джаспера, и мастера Кэпа, и даже Змея они, конечно, высушили бы себе на память, но вряд ли у них поднялась бы рука на сержантову дочку.

— Возможно ли, чтобы ирокезы, которые не щадят ни женщин, ни детей, явили мне особую милость? Нет, Следопыт, я знаю, что обязана вам жизнью.

— Ничуть не бывало, Мэйбл, — даже бесноватый минг не решился бы причинить вам зло. Я этих извергов знаю как облупленных, но на это даже они не способны. Скорее они предложили бы вам, да что там — принудили бы вас стать женой одного из своих вождей, и это была бы достаточным наказанием для христианской девушки. На большее, по-моему, даже минги не способны.

— Тогда я обязана вам избавлением от еще худшей беды! — вскричала Мэйбл, пожимая проводнику руку со свойственной ей искренностью и сердечностью, от чего у честного малого вся физиономия расцвела улыбкой. — Лучше умереть, чем достаться в жены индейцу!

— Видишь, таково ее призвание, сержант! — воскликнул Следопыт, повернув к старому товарищу лицо, сияющее от радости. — И она ему не изменит. Я и то говорю дела вару: будь индеец сто раз крещен, это еще не делает его белым человеком, хотя бы он и был делавар, а не минг. И никакие истошные вопли и крики не превратят бледнолицего в краснокожего. Таково призвание молодой женщины, рожденной от родителей-христиан, и пусть она ему следует!

— Правда твоя. Следопыт, и, поскольку речь идет о Мэйбл Дунхем, она ему последует. Но пора уж закусить, братец Кэп; коли не побрезгуете угощением, я покажу вам, как живем мы, бедные солдаты, на далекой границе.

Сержант не зря хвалился, обещая попотчевать гостей на славу Несмотря на отдаленное положение Осуижской крепости, тамошние жители во многих отношениях питались, как дай бог королям или принцам. В описываемое нами время и даже еще полстолетия спустя вся обширная область, получившая после войны за независимость название Запада, или Новых Земель, представляла собой почти безлюдную пустыню, изобиловавшую всей богатейшей фауной, свойственной этому климату. Те немногочисленные индейские племена, что бродили тогда по лесам, не могли нанести сколько-нибудь заметный ущерб этому изобилию, и дань, которую взимали с него гарнизоны, рассеянные по обширным просторам страны, да случайные охотники, попадающиеся тут и там, так же мало значили на фоне этих богатств, как взяток пчелы на гречишном поле или колибри — на цветке.

Дошедшие до нас предания об этих чудесах изобилия, о несметном количестве дичи и рыбы, водившемся в тех краях, а в особенности в окрестностях Великих Озер, подтверждаются воспоминаниями старожилов, иначе мы не отважились бы о них рассказывать. Но так как мы слышали об этом диве дивном от стольких очевидцев, то и решаемся на это с полной уверенностью. Особенно удачное положение занимала крепость Осуиго, здесь нетрудно было бы набить до отказа кладовые самого избалованного гурмана. Река кишела всевозможной рыбой: достаточно было закинуть удочку, чтобы вытащить окуня или какого-нибудь другого представителя этого семейства, населявшего ее воды так же густо, как воздух над местными болотами населен комарами и всякой мошкарой. В озерах среди рыбных богатств почетное место занимала американская разновидность лососевых — горбуша, вряд ли уступающая по своему вкусу даже великолепной семге, которою славится Северная Европа.

Бесчисленные стаи перелетных птиц посещали эти леса и воды. По рассказам очевидцев, бывали случаи, когда вода в заливах, которыми изрезаны здесь берега озер, одновременно на сотни акров покрывалась дикими гусями и утками. Олени, медведи, зайцы и белки вместе с другими четвероногими, среди которых встречались даже лоси, пополняли естественные запасы провизии, за счет которой существовали все посты, вознаграждая себя за лишения, неизбежные на далекой окраине Изысканные яства, считающиеся повсюду величайшей роскошью, имелись в этих краях в неограниченном изобилии и были доступны всем и каждому. Простой солдат в Осуиго, как правило, питался дичью, которая явилась бы украшением и гордостью стола любого парижского аристократа. Но — поучительное наблюдение — таковы капризы и прихоти человеческих вкусов и желаний: те самые блюда, которые в других местах были бы предметом завистливого ропота, здесь до того приедались, что никто на них и глядеть не хотел. Обыкновенная грубая солдатская пища, которую приходилось экономить за трудностью доставки, больше привлекала солдата, и он с удовольствием отказывался от уток, голубей и горбуши, предпочитая лакомиться солониной, деревянистой брюквой или недоваренной капустой.

Завтрак, которым потчевал гостей сержант Дунхем, свидетельствовал как о богатстве окраины, так и об известной ее скудости. На простом блюде дымилась великолепная отварная горбуша, горячие отбивные из дичи распространяли аппетитнейший запах, взор манили разнообразные холодные закуски из той же дичи, — словом, тут ничего не пожалели в честь новоприбывших гостей и во славу хлебосольства старого солдата.

— Вас, видать, не на голодном пайке держат, — заметил Кэп, основательно вкусивший всяких гарнизонных разносолов, — от такой семги не откажется и шотландец — Вот то-то и оно, что откажется, братец Кэп! Среди двухсот или трехсот парней в нашем гарнизоне найдется разве только пяток, которые считают эту рыбу съедобной. Даже оболтусы, в жизни не пробовавшие другой дичи, кроме той, которую им удавалось убить тайком в барском лесу, и те нос воротят от самых жирных окороков.

— Да, как это ни грустно, такова натура христианина, — отозвался Следопыт. — Краснокожий не жалуется и всегда благодарен, что ни приведется ему есть, будь то жирное или тощее мясо, оленина или медвежатина, гузка дикого индюка или крыло дикого гуся Мы же, к стыду нашему будь сказано, смотрим на божий дар с кислой миной и только и знаем привередничать.

— Вот то-то и беда с нашим Пятьдесят пятым, хотя за христианские чувства солдат я не поручусь, —