пригласил разделить своих гостей, состояла из порядочного куска холодной вареной свинины, которую Бен, по счастью, приготовил еще вчера, кусков жареной медвежатины и постной холодной оленины и остатков подстреленной накануне на Каламазу утки, с хлебом, солью и двумя или тремя луковицами, что было довольно неожиданно в такой глуши. Последнее блюдо Гершом принял с удовольствием, да и Бен отдал ему честь; индейцы же пренебрегли им с холодным безразличием. Десерт состоял из хлеба и меда, которого все наелись вволю.

За ужином хозяин и гости почти не нарушали молчания, а затем все вышли из хижины выкурить трубки на свежем воздухе, в холодке, под дубами рощицы, где стояла шэнти. Беседа завязалась, давая каждому возможность узнать кое-что о характере и намерениях собеседников.

— Ты — потаватоми, а ты — оджибвей, — сказал Бурдон, любезно подавая обоим гостям их трубки, только что набитые его собственным табаком, — насколько я понимаю, вы близкие родственники, хотя племена ваши называются по-разному.

— Народ — оджибвей, — ответил старший индеец, поднимая вверх палец, чтобы обратить общее внимание на свои слова.

— Племя — потаватоми, — подхватил Гонец тем же поучительным тоном.

— Табак хорош, — добавил старший, показывая, что он доволен оказанным ему вниманием.

— А выпить у тебя найдется? — спросил Склад Виски, который превыше всего ставил «огненную воду».

— Вон там родник, — невозмутимо отвечал Бурдон, — а на дереве висит ковшик.

Гершом скорчил недовольную гримасу и не тронулся с места.

— Не ходят ли какие-нибудь слухи среди ваших племен? — спросил бортник, выдержав приличную паузу, чтобы его не заподозрили в проявлении женского любопытства.

Большой Лось некоторое время пускал клубы дыма в полном молчании, пользуясь случаем подчеркнуть собственное достоинство. Затем он вынул изо рта трубку, стряхнул пепел, слегка придавил пальцем тлеющий табак, сделал одну-две затяжки, чтобы вновь раскурить трубку, и спокойно ответил:

— Спроси мой юный брат — он Гонец — он знай.

Но Быстрокрылый Голубь проявил не больше желания сообщать новости, чем потаватоми. Он курил с невозмутимым достоинством, а бортник терпеливо дожидался минуты, когда младший из его гостей соблаговолит заговорить. Этой минуты пришлось подождать, хотя наконец и она настала. Почти пять минут спустя после произнесенных Большим Лосем слов оджибвей, или чиппева, также вынул изо рта трубку и, вежливо обратившись к хозяину дома, произнес, подчеркивая значение каждого слова:

— Плохое лето скоро пришел. Бледнолицые зовут молодых воинов, выкапывают боевой топор.

— Об этом и я кое-что слышал, — отвечал Бурдон с невеселым видом, — и опасался, что до этого дойдет.

— Мой брат тоже выкапывал топор, а? — спросил Быстрокрылый.

— Зачем? Я живу здесь один и не настолько глуп, чтобы ввязываться в драку.

— Нет племени — ни оджибвей, ни потаватоми, а?

— Племя у меня есть, как и у всякого, чиппева, но я не думаю, что могу понадобиться своим, пока я здесь. Если англичане начнут войну с американцами, то уж не здесь, в глуши, а далеко, на Великом Соленом озере или на его берегах.

— Не знай — никогда не знай, пока не увидел. Английские воины в Канаде — много.

— Это возможно; но американских воинов тут маловато. Здесь места глухие, и тут не найдется солдат, готовых перерезать друг другу глотки.

— А про него что думаешь? — спросил Быстрокрылый, бросая взгляд на Гершома, который потерял терпение и отошел к роднику, собираясь выпить с водой часть небольшого запаса виски, который он прихватил с собой из дому. — Скальпnote 26 очень хорош?

— Не хуже других, я полагаю, — но мы с ним соплеменники и не можем поднимать томагавкnote 27 друг на друга.

— Не думаю так. Он много янки, много.

Бурдон улыбнулся догадливости Быстрокрылого, хотя его сильно беспокоил скрытый смысл разговора.

— В этом ты прав, — ответил он, — но ведь и я тоже янки, не меньше, чем он.

— Нет — так не говори, — возразил чиппева, — никогда не говори это. Англичанин, не янки. Он совсем не как ты.

— Конечно, мы с ним не похожи в некоторых отношениях, ты прав, но все же мы с ним соотечественники, как бы то ни было. Мой Великий Отец живет в Вашингтоне, и его — тоже.

Чиппева казался разочарованным; казалось, он огорчился не на шутку, потому что бесхитростное и мужественное гостеприимство Бурдона расположило его к дружбе, а не к враждебности, то же, что Бурдон сказал, ставило его в ряды противника индейца. Возможно, тот из самых добрых побуждений завел разговор на эту тему, чтобы дать гостеприимному хозяину некоторое понятие о том, как обстоят дела в этой части света.

— Много англичан в лесу, — сказал он значительно. — Янки еще не пришли.

— Говори начистоту, чиппева! — воскликнул Бурдон. — Я всего лишь мирный охотник на пчел, сам видишь, и мне не нужен ничей скальп и ничей мед, кроме моего собственного. Будет война между Америкой и Канадой или нет?

— Кто говорит «да», кто говорит «нет», — уклончиво ответил Быстрокрылый. — Я сам — не знаю. Сам иди, скорей смотри. Много пояс из Монреаль у краснокожих; много винтовки; пороху много тоже.

— Я слышал об этом, когда шел вверх по озерам, — ответил Бен. — Повстречался со старым знакомым, торговцем из Канады, добрым другом, хотя, по правилам, ему положено быть моим врагом, и он дал мне понять, что лето не обойдется без стычек. И все же в Макиноnote 28 (Мичиллимакинак) все словно спали мертвым сном, когда я проходил мимо!

— Очень скоро проснутся. Воины Канады бери форт.

— Если бы я так думал, чиппева, я бы, ни минуты не медля, бросился их предупредить.

— Нет — подумай лучше.

— Бросился бы, говорю тебе, даже если бы пришлось умереть в тот же час!

— Думай хорошо — не будь такой глупый, говорю тебе.

— А я тебе говорю, Быстрокрылый, что помчался бы туда, даже если бы весь народ оджибвеев преградил мне дорогу. Я американец и готов стоять за свой народ, что бы нас ни ждало.

— Думал, ты мирный охотник на пчел, сейчас так говорил.

К этому времени Бурдон слегка поостыл и понял, что допустил оплошность. Он достаточно знал историю прошлых лет и был прекрасно осведомлен о том, что в любой период истории Америки ни англичане, ни французы, пока они владели этим континентом, никогда не стеснялись прибегать к помощи индейцев в своих конфликтах. Это чистая правда — обе высокоцивилизованные и, можно справедливо добавить, гуманные нации (бесспорно, каждая из них имеет на это определение полное право, в сравнении с остальным человечеством, и каждая, если принять ее собственное мнение на этот счет, стоит в авангарде цивилизации) тем не менее, невзирая на столь высокие притязания, в американских войнах прибегали к томагавку, ножу для снятия скальпов и факелу. Никакие самовосхваления не в силах стереть пятен крови. Даже и до сих пор, стоит собраться тучам на политическом горизонте отношений Англии и Америки, как это тут же отражается на поведении индейцев в прериях. Пульс, бьющийся там, дает точное представление о состоянии, в котором находятся обе стороны. Каждому известно, что дикари, встав на тропу войны, истребляют всех поголовно, невзирая на пол и возраст; что притолока двери пограничной хижины обагрена кровью младенца, головку которого об нее размозжили; и что чаще всего под курящимися развалинами сожженных хижин тлеют и останки их хозяев. Но что в том? Брут по-прежнему «достойный человек»note 29, а американец, среди бесчисленных грехов которого нет подобного греха, заклеймен своими современниками как полуварвар! Настанет время, когда беспристрастный художник напишет свою картину для всеобщего обозрения; и счастливы будут некоторые из собравшихся вокруг мольберта, если их репутация не пострадает и они не увидят собственных черт на полотне.

Именно чувство, пробужденное особенностями подобной войны, питает тайную неприязнь, горящую в

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату