Ункас не спускал глаз с вождя гуронов, как будто только он один на свете существовал для него. Хейворд и разведчик бежали за ним по пятам, волнуемые общим с ним чувством.

Путь их в темных, мрачных проходах становился все запутаннее; фигуры убегавших воинов виднелись реже и менее отчетливо.

Одну минуту друзья думали, что потеряли след гуронов, как вдруг светлое платье мелькнуло у отдаленного прохода, который, по-видимому, шел к горе.

— Это Кора! — вскрикнул Хейворд голосом, в котором ужас смешивался с восторгом.

— Кора! Кора! — повторил Ункас, кидаясь вперед с быстротой оленя.

— Это девушка! — кричал разведчик. — Мужайтесь, леди! Мы идем! Мы идем!

При виде пленницы погоня началась снова с удесятеренной быстротой. Но путь был неровен и местами почти непроходим. Ункас бросил свое ружье и перепрыгивал через все препятствия с головокружительной быстротой. Хейворд последовал его примеру, хотя минуту спустя оба они могли убедиться в безумии своего поступка, услышав звук выстрела, который успели дать гуроны, пробегая по проходу в горы. Пуля, пущенная одним из них, слегка ранила молодого могиканина.

— Мы должны схватиться с ними врукопашную! — сказал разведчик, отчаянным прыжком перегоняя своих друзей. — Негодяи перебьют нас всех на этом расстоянии. Смотрите, они держат девушку так, чтобы она служила щитом для них!

Хотя товарищи не обратили внимания на его слова или, вернее, не слышали их, они последовали его примеру и с невероятными усилиями подобрались к беглецам настолько близко, чтобы видеть, как два воина вели Кору, а Магуа распоряжался, отдавая приказания к бегству. Одно мгновение все четыре фигуры ясно вырисовывались на фоне неба, а затем исчезли. Вне себя от отчаяния, Ункас и Хейворд напрягли усилия, и без того почти нечеловеческие, и выбежали из пещеры как раз вовремя, чтобы заметить, каким путем удалились преследуемые. Приходилось подниматься в гору опасной, трудной тропой.

Разведчик, обремененный ружьем, шел позади Хейворда; Хейворд следовал по пятам Ункаса. Всевозможные препятствия преодолевались с невероятной быстротой; при других обстоятельствах эти препятствия казались бы непреодолимыми. К счастью для преследователей, гуроны, задерживаемые Корой, не могли бежать так быстро.

— Стой, собака вейандот! — кричал Ункас, потрясая блестящим томагавком. — Делавар приказывает тебе остановиться!

— Я не пойду дальше! — крикнула Кора, внезапно останавливаясь на краю утеса, высившегося над глубокой пропастью. — Убей меня, если хочешь, гурон: я не пойду дальше!

Индейцы, державшие девушку, немедленно занесли над ней свои томагавки, но Магуа остановил их поднятые руки. Он вынул свой нож и обернулся к пленнице.

— Женщина, выбирай, — сказал он, — или вигвам Хитрой Лисицы, или его нож!

Кора, даже не взглянув на него, упала на колени и, протянув руки к небесам, проговорила кротким, но твердым голосом:

— Господи, реши мою судьбу!

— Женщина, — повторил Магуа хриплым голосом, напрасно стараясь поймать хоть один взгляд ее ясных блестящих глаз, — выбирай!

Однако Кора не обращала на него никакого внимания. Гурон задрожал и высоко занес руку с ножом, но нерешительно опустил ее, как бы сомневаясь. После недолгих колебаний он снова поднял клинок; как раз в это время над его головой раздался пронзительный крик, и Ункас, прыгнув со страшной высоты на край утеса, упал между ними. Магуа отступил, но один из его спутников воспользовался этим мгновением и всадил нож в грудь Коры.

Гурон бросился, словно тигр, на оскорбившего его соплеменника, но тело упавшего между ними Ункаса разделило борцов. Магуа, обезумевший от совершенного на его глазах убийства, всадил нож в спину распростертого делавара, издав при этом нечеловеческий крик. Но Ункас, вскочив на ноги, подобно раненому барсу, кинулся на убийцу Коры и бросил его мертвым к своим ногам; на это ушли его последние силы. Потом суровым, неумолимым взглядом он посмотрел на гурона, и в глазах его выразилось все, что он сделал бы с ним, если бы силы не оставили его. Магуа схватил бессильную руку делавара и вонзил ему нож в грудь три раза подряд, пока Ункас, все время продолжавший смотреть на него взором, полным беспредельного презрения, не упал мертвым к его ногам.

— Сжалься, сжалься, гурон! — крикнул сверху Хейворд; он задыхался от ужаса. — Пощади его, и тебя пощадят!

Победоносный Магуа взмахнул окровавленным ножом и испустил крик, полный дикой, свирепой радости и торжества, такой громкий, что звуки его донеслись до тех, кто сражался в долине на тысячу футов ниже утеса. В ответ на этот крик раздался другой, вылетевший из уст разведчика. Его высокая фигура быстро приближалась к дикарю; он перепрыгивал через опасные утесы такими большими, смелыми прыжками, словно обладал способностью двигаться по воздуху. Но, когда охотник добрался до места ужасного убийства, он нашел там уже только мертвые тела.

Разведчик взглянул мимоходом на жертвы и окинул затем взглядом препятствия, которые должны были встретиться при подъеме. На самой вершине горы, на краю головокружительного обрыва, стояла какая-то фигура с поднятыми руками, в страшной угрожающей позе. Соколиный Глаз не стал рассматривать лицо этого человека, но вскинул ружье и прицелился. Вдруг с вершины горы на голову одного из беглецов- гуронов упал камень, и затем показалось пылающее негодованием лицо честного Гамута. Из расселины горы показался Магуа. Спокойно и равнодушно он перешагнул через труп последнего из своих товарищей, перескочил через другую широкую расселину и поднялся на гору, туда, где его не могла достать рука Давида. Ему оставалось сделать только один прыжок, чтобы спастись. Но, прежде чем прыгнуть, гурон остановился и, грозя кулаком в сторону разведчика, крикнул:

— Бледнолицые — собаки! Делавары — трусливые женщины! Магуа оставляет их на горах в добычу воронам!

Он хрипло рассмеялся, сделал отчаянный прыжок и сорвался, успев все же ухватиться руками за куст на краю утеса. Соколиный Глаз припал к земле, словно хищный зверь, готовый сделать прыжок; он дрожал от нетерпения, как лист дерева, колеблемый ветром. Магуа повис на руках во весь рост и нащупал ногами камень, на который мог встать. Потом, собрав все силы, он сделал попытку взобраться на утес; это удалось ему, он уже коснулся коленями гребня горы… Именно в то мгновение, когда враг как бы свернулся в комок, разведчик прицелился, и в тот же миг раздался выстрел. Руки гурона ослабели, тело его отклонилось назад, только ноги оставались в том же положении. Он обернулся, взглянул на врага с непримиримой злобой и погрозил ему со свирепым, вызывающим видом. Но руки Магуа выпустили ветку, за которую держались: одно мгновение видно было, как его темная фигура стремительно летела вниз головой мимо кустарника, окаймлявшего гору, — летела к своей гибели.