погибло в этих бурунах… Но ветер стихает, и море еще до рассвета успокоится. Пойдем поищем место для ночлега, где бы нашим беднягам было удобнее.

Оба офицера спустились с утеса и вновь начали подниматься вдоль лощины. Постепенное повышение почвы привело их в густой лесок, на одном уровне с окружающей местностью.

— Где-то здесь поблизости должны быть развалины, если я не ошибаюсь в расчетах направления и расстояния, — сказал Барнстейбл. — У меня при себе карта, на которой обозначен этот ориентир.

— А эту карту приготовил человек, хорошо знающий побережье, или ее срисовал для упражнения какой-нибудь школьник, подобно тому как девушки срисовывают образцы для вышивания? — лукаво улыбаясь, спросил гардемарин.

Барнстейбл смущенно отвернулся:

— Прошу вас, молодой человек, без образцов вашего нахальства! Но поглядите-ка лучше вперед. Не заметите ли вы какого-нибудь необитаемого жилища?

— Да, сэр, впереди груда камней, заплесневелых и осевших, как солдатская казарма. Но эти ли вы ищете?

— Да здесь когда-то был целый город! В Америке эти развалины обязательно назвали бы городом, снабдили их мэром, городским управлением и судьей. Старый Фэньюил-Холл note 59 весь поместился бы в одной из этих клетей.

С этими шутливыми словами, ибо Барнстейбл не хотел, чтобы матросы заметили его подавленное состояние, они приблизились к полуразрушенным стенам, послужившим столь ненадежным убежищем отряду Гриффита.

Осмотрев развалины, усталые моряки завладели одним из ветхих помещений и расположились на отдых, которого они были лишены из-за ужасных событий прошлой ночи.

Когда громкий храп матросов убедил Барнстейбла в том, что они крепко спят, он разбудил задремавшего было юношу и знаком велел ему следовать за собой. Мерри сейчас же встал, и они вместе, тихонько выйдя из помещения, углубились в мрачные тайники развалин.

Здесь мы должны оставить двух искателей приключений, покуда они отважно бродят под колеблющимися сводами развалин, и проводить читателя в более уютное место, то есть в аббатство, где, как известно, мы оставили Борроуклифа в весьма неприятном положении. Но, поскольку с тех пор Земля совершила почти полный оборот вокруг своей оси, успели произойти события, которые помогли капитану освободиться из заключения. Никто не мог бы поверить, что джентльмен, который теперь с беспечной и улыбающейся физиономией восседал за гостеприимным столом полковника Говарда, оказывая величайшее внимание лакомым блюдам, еще недавно был лишен подобных благ на целых четыре часа, ибо во рту у него находился эфес его собственной шпаги. Однако Борроуклиф не только занял за столом свое обычное место, но и с достоинством поддерживал добрую славу, ранее им приобретенную, так как сохранял неизменное хладнокровие, и только время от времени легкая усмешка мелькала на его суровом лице воина, свидетельствуя о том, что он намерен рассматривать свое приключение с юмористической стороны. Рядом с ним сидел молодой человек в синем морском камзоле с белоснежным полотняным воротником, который составлял весьма приятный контраст с черным шелковым платком, нарочито небрежно завязанным вокруг шеи. По изящным манерам, находившимся в еще большем контрасте с простой одеждой, читатель быстро узнал бы Гриффита. Пленник гораздо меньше, чем его сосед, интересовался кушаньями, но делал вид, что всецело поглощен едой, зная, что тем самым несколько уменьшит смущение занимавшей место хозяйки молоденькой девушки, со щек которой не сходил румянец. Лукаво улыбавшаяся Кэтрин Плауден сидела подле кроткой Элис Данскомб и порой с насмешливым интересом поглядывала на выпрямившегося и словно застывшего в этом положении капитана Мануэля, который расположился напротив нее. Место, оставленное для Диллона, конечно, пустовало.

— Итак, Борроуклиф, — воскликнул полковник Говард с чистосердечием и веселостью, свидетельствовавшими о том, что обед проходил в полной гармонии, — морской волк ушел и оставил вас переживать ваше негодование!

— Он оставил меня жевать эфес моей собственной шпаги, — ответил, ничуть не смущаясь, офицер- вербовщик. — Джентльмены, не знаю, как ваш Конгресс вознаграждает за военные подвиги, но если бы этот достойный человек был в моем отряде, то через неделю он имел бы алебарду. Шпоры я бы ему не предложил — он не знает, как ими пользоваться.

Гриффит улыбнулся и молчаливым поклоном поблагодарил Борроуклифа за безыскусный комплимент, но Мануэль взял на себя труд ответить капитану :

— Если принять во внимание муштру, которую прошел этот человек, он вел себя неплохо, сэр. Но по- настоящему обученный солдат не только берет в плен неприятеля, но и держит его под стражей.

— Я вижу, мой добрый товарищ, что вы не перестаете думать об обмене пленными, — добродушно заметил Борроуклиф. — Наполним бокалы, сэр, и с позволения дам выпьем за быстрое восстановление прав обеих сторон, — quo ante bellum! note 60

— С радостью! — вскричал полковник. — Сесилия и мисс Кэтрин тоже присоединятся к нам и пригубят вина… Не так ли, мои прекрасные воспитанницы?.. Мистер Гриффит, я ценю предложение мистера Борроуклифа, которое не только даст вам свободу, но и возвратит нам моего родственника мистера Кристофера Диллона. План Кита был придуман мастерски. А, Борроуклиф? Он был придуман гениально, но фортуна войны стала на пути к его успеху. И все же для меня до сих пор остается глубокой и необъяснимой тайной, как это Кит позволил вывести себя из аббатства — без шума, не подняв тревоги.

— Кристофер — человек, который хорошо понимает как силу красноречия, так и силу молчания, — ответил Борроуклиф, — и, должно быть, изучая свои юридические науки, он познал, что иногда необходимо вести дело sub silentio note 61 . Вы смеетесь над моей латынью, мисс Плауден, но знаете ли вы, что, с тех пор как я поселился в этой монашеской обители, мне то и дело приходится расширять мои скромные познания в этой области?.. Вы еще пуще смеетесь? Я сейчас говорил по-латыни, потому что молчание — это тема, которая вовсе не доставляет удовольствия дамам.

Кэтрин не обратила никакого внимания на легкую обиду, прозвучавшую в голосе офицера; темные глаза ее засверкали весельем, и она громко расхохоталась, но не в ответ на слова капитана, а потому, что думала о своем. На этот раз даже Сесилия не напустила на себя того сурового и мрачного вида, которым частенько старалась подавить неуместное веселье кузины, и Гриффит, переводя взгляд с одной девушки на другую, с удивлением заметил даже на лице обычно сдержанной Элис Данскомб тень улыбки. Но Кэтрин быстро овладела собой и с комической важностью сказала:

— Мне известно, что в морском деле применяется так называемая «буксировка». Но следует спросить мистера Гриффита, правильно ли я употребляю этот термин.

— Вы никак не могли бы выразиться точнее, даже всю жизнь изучая морские термины, — ответил молодой моряк, взглянув на нее так, что девушка покраснела до кончиков ушей.

— Думаю, что вы несколько преувеличиваете, сэр: не так уж сложно изучить морские термины. Но часто ли эта буксировка производится, как говорит капитан Борроуклиф… прошу прощения…. как говорят монахи, — sub silentio?

— Помилуйте меня, прекрасная дама, — воскликнул капитан, — и мы заключим с вами соглашение: вы простите мне мою латынь, а я воздержусь от подозрений!

— Подозрения, сэр, — это слово, которое женщина должна отклонить.

— А это уже вызов мне как солдату. Поэтому я вынужден говорить по-английски, хотя, я живу с отцами церкви. Я подозреваю, что мисс Плауден могла бы объяснить нам, как отбыл отсюда мистер Кристофер Диллон.

Кэтрин вместо ответа снова захохотала так же заразительно, как и в первый раз.

— В чем дело? — вмешался полковник. — Позвольте мне сказать вам, мисс Плауден, что ваша веселость сейчас кажется мне очень странной! Я надеюсь, что моему родственнику не было оказано неуважения? Мистер Гриффит, согласно установленному порядку, обмен может состояться только в том случае, если обе стороны содержались в одинаково хороших условиях.