каждую ночь меняется расположение постов стражи.

— Да, мы применяли такую меру в кампании против Монкальма. Это было необходимо, чтобы перехитрить индийцев, которые, мисс Элис, всякий раз приканчивали часового, если он, бывало, две ночи подряд стоял на одном и том же месте.

— Ваша благоразумная предосторожность, сэр, принесла пользу и на этот раз, — продолжал Диллон, проходя в комнату, словно чувствовал себя теперь более желанным гостем. — Мы захватили в плен трех человек.

— Ну конечно, настоящий политический заговор! — презрительно воскликнула Кэтрин. — Я думаю, что раз мистер Кристофер Диллон в таком восторге, значит, эти шаги, несомненно, связаны с защитой закона. Итак, неустрашимый гарнизон аббатства Святой Руфи готов стяжать себе высокую славу, поймав трех мошенников.

Желтое лицо Диллона стало багрово-синим, а сам он затрясся от гнева, который тщетно старался скрыть.

— Здесь дело, возможно, даже более тесно касается законности и ее слуг, чем может пожелать мисс Плауден, — ответил он, — ибо мятеж редко находит оправдание в христианском кодексе законов.

— Мятеж! — воскликнул полковник. — А что общего вы видите между мятежом и задержанием трех бродяг, Кит? Неужели проклятая отрава нашла путь через Атлантику?.. Извините, мисс Элис, но я уверен — и вы мыслите так же. Я слышал ваши слова о преданности нашему королю, помазаннику божию… Говорите, мистер Диллон! Неужели мы окружены новой бандой дьяволов? Если так, мы должны немедленно приняться за дело и сплотиться вокруг нашего короля, ибо этот остров — главная опора его престола.

— Не могу сказать, чтобы на нашем острове в настоящее время приметно было какое-нибудь намерение поднять восстание, — с напускной мрачностью сказал Диллон, — хотя волнения в Лондоне требуют, чтобы министры его величества приняли необходимые меры предосторожности, вплоть до прекращения действия habeas corpus note 25 . Но у вас, кажется, были подозрения насчет тех двух кораблей, которые в последние дни угрожали побережью, как самые настоящие пираты?

Кэтрин, нетерпеливо постукивая ножкой о пушистый ковер, сумела удержаться от реплики и удовольствовалась тем, что бросила на говорящего взгляд, полный самого холодного презрения. Однако полковника эти слова тронули за живое, и он ответил тоном, достойным значительности предмета разговора:

— Вы говорите, как разумный человек и верный подданный, мистер Диллон!.. Этот закон, мисс Элис, был издан по требованию баронов вместе с «Великой хартией вольностей» note 26 для укрепления трона. В ту пору царствовал король Иоанн. Среди баронов были и мои предки, и это одно могло бы свидетельствовать о том, что честь короны была должным образом ограждена… Что же касается наших пиратствующих соотечественников, Кристофер, то есть все основания полагать, что месть разгневанного провидения их уже настигла. Знающие этот берег люди говорили мне, что ни одному судну не под силу выбраться из этих мелей, а в такую темную ночь, при встречном ветре да без хорошего лоцмана это совсем немыслимо. А где враги могли найти такого лоцмана! И действительно: наступило утро, а их больше не видно!

— Друзья они или враги, сэр, — почтительно сказал Диллон, — однако есть причины подозревать, что те люди, которых мы задержали и привели в аббатство, могут рассказать нам кое-что об их истинных намерениях, ибо, судя по их внешности, они только что высадились на берег, и у них не только одежда, но и вид моряков.

— Моряков! — повторила Кэтрин, и мертвенная бледность разлилась по ее лицу, на котором до этого горел яркий румянец негодования.

— Моряков, мисс Плауден, — подтвердил Диллон со злобной радостью, но стараясь скрыть ее под видом смиренного почтения.

— Благодарю вас, сэр, за такое мягкое обозначение, — сказала молодая девушка, опомнившись и мгновенно овладев собой. — Воображение мистера Диллона настолько склонно изображать все с самой дурной стороны, что он заслуживает особой похвалы, если на этот раз принял во внимание нашу слабость и не напугал нас, назвав этих людей пиратами.

— Может быть, мисс, они и заслуживают этого названия, — холодно возразил Диллон, — но меня научили сначала выслушивать показания, а потом уже — произносить приговор.

— А! Малый выискал это у Кока и Литтлтона! — воскликнул полковник. — Закон есть благотворное лекарство от человеческих слабостей, мисс Элис, и, помимо всего прочего, он приучает необузданный нрав к терпению. Если бы не богопротивный мятеж, мисс, этот молодой человек в настоящее время раздавал бы благословения закона с судейского кресла в одной из колоний. Да! И даю слово — всем одинаково: черным и белым, красным и желтым, лишь с теми различиями, какие сама природа установила между офицером и солдатом. Держитесь, родственник, будет и на нашей улице праздник! В королевской армии немало солдат, а из последних донесений известно, что дела наши поправились… Но пойдем в караульную, допросим бродяг. Я уверен, что это просто дезертиры с одного из крейсеров его величества или честные подданные, которые занимаются вербовкой. Пойдем, Кит, и…

— Неужели мы так скоро лишимся общества полковника Говарда? — спросила Кэтрин, с ласковым и просительным видом приближаясь к своему опекуну. — Я знаю, вы скоро забываете горячие слова, какие я иной раз допускаю в наших маленьких спорах, и не расстанетесь с нами в гневе, не отведав даже нашего кофе.

Старик при этом неожиданном обращении обернулся к ней и внимательно ее выслушал. Когда она замолкла, он ответил ей с большой мягкостью в голосе:

— А! Негодная! Вы знаете меня слишком хорошо, чтобы сомневаться в моем прощении. Но долг зовет меня, и я не могу пренебречь им даже ради улыбки молоденькой девушки. Да-да, дитя мое, вы тоже дочь весьма храброго и достойного моряка, но слишком далеко заходите в своей привязанности к этой профессии, мисс Плауден, да, слишком далеко!

Кэтрин, возможно, немного покраснела, но легкая улыбка, скользнувшая по ее полному раскаяния лицу, придала ее чертам лукавый вид. Она притронулась к рукаву опекуна, чтобы задержать его, и сказала:

— Но почему все же вы покидаете нас, полковник Говард? Мы уже давно не видели вас в нашей обители, а ведь вы знаете — мы считаем вас отцом. Подождите — и скоро вы, вероятно, сможете считать себя и нашим духовником.

— Я уже знаю твои грехи, дитя! — сказал почтенный полковник, бессознательно уступая ее усилиям и возвращаясь на место. — На душе твоей страшный грех возмущения против твоего короля, глубоко укоренившееся пристрастие к морской воде и большое неуважение к советам и пожеланиям старика, которому воля твоего отца и закон поручили опекать тебя и твое состояние.

— Нет-нет, последнего греха на мне нет, дорогой сэр! — воскликнула Кэтрин. — Я никогда не пренебрегла ни единым вашим словом насчет того глупого дела… Не присядешь ли ты снова, Сесилия? Полковник Говард согласен выпить с нами кофе.

— Но вы забыли о трех арестованных, о честном Ките и нашем уважаемом госте, капитане Борроуклифе.

— Пусть честный Кит, если ему угодно, останется здесь, а капитану Борроуклифу можно послать приглашение присоединиться к нам. Мне, как женщине, любопытно увидеть этого офицера. Что же касается тех трех человек… — Она замолчала, будто на минуту задумалась, а потом продолжала, словно осененная самой естественной мыслью: — Да, этих людей тоже можно привести сюда и здесь допросить. Кто знает… быть может, они потерпели крушение во время последней бури и более нуждаются в нашем участии и помощи, чем заслуживают ваших подозрений.

— Благородная мысль мисс Плауден, несомненно, найдет отклик у всех, кто обитает на этом суровом берегу, — сказала Элис Данскомб. — Я видела много печальных крушений на скрытых мелях, когда дул слабый ветер по сравнению со вчерашней бурей. Войны и ненадежные времена вместе со злыми страстями человеческими погубили многих из тех, кто знал проходы между здешними рифами. Некоторые из этих людей были способны даже, как я слышала, пройти Чертовы Клещи в самую темную ночь. Но сейчас все они сошли со сцены: одних скосила смерть, другие, что еще более печально, были осуждены на изгнание из страны своих отцов.