что ей захотелось услышать, как этот молодой человек поет.

А он повернулся к Лорейн Полсон и шагнул к ней.

Когда протянул правую руку к официантке, сидевшей в инвалидном кресле, она нерешительно улыбнулась, потом потянулась к нему, словно он пригласил ее на танец, а она не собиралась ему отказывать.

Что-то случилось с этой рукой молодого человека, прежде чем Лорейн смогла прикоснуться к ней. Сначала пальцы, а потом вся кисть начала распадаться, словно состояла из тысяч, может, и из миллионов мошек, которые, слепились вместе, имитируя кисть, но более не могли делать это столь убедительно. Форму они еще поддерживали, но кожа исчезла, вместе с ногтями и морщинками на костяшках пальцев. Кисть стала гладкой и серебристой, состоящей из роящейся массы крошечных насекомых, мириады их крылышек поблескивали, когда они яростно бились, бились, бились о воздух и друг о друга, хотя, конечно же, вряд ли кто-нибудь сказал бы, что это обычные и безобидные насекомые.

Лорейн отпрянула, но молодой человек наклонился вперед и положил руку ей на макушку, словно она – молящая о помощи, а он – духовный целитель, призывающий силу Господа, чтобы избавить ее от всех хворей.

Но тут его кисть ушла в ее голову, провалилась сквозь череп, превратив кость в масло, утонула в ее мозгу, тогда как сама Лорейн сучила ногами и отчаянно размахивала руками, но лишь мгновение, потому что потом разом обмякла. Ее глаза утонули в глазницах, исчезли из виду, на их месте появился серебристый рой, челюсть отпала, изо рта выплеснулась не горячая кровь, как ожидала Джин-Энн, но все те же миниатюрные и не жужжащие осы, только, конечно, не осы, и это множество псевдонасекомых принялось поглощать лицо Лорейн, без жужжания и не расплескивая ни единой капли крови.

Джин-Энн не отдавала себе отчета, что двигается, пока не уперлась спиной в стену и не ударилась о нее локтем, вскрикнув от острой боли, пронзившей руку.

Джулиан бросил цветы, книжку, завернутую в подарочную бумагу с кошечками, и метнулся мимо Джин- Энн к двери.

Ей хотелось убежать вместе с ним, но боль в локте, казалось, пришпилила ее к стене, пригвоздила к полу каблуками туфель.

Джон Марц держал в руке дубинку и опустил ее на голову Джулиану, нанеся удар такой силы, что звуком он напоминал удар бейсбольной биты по мячу, после которого последний улетал за пределы стадиона, а бэттер преспокойно совершал круговую пробежку. Джулиан рухнул на пол, словно куль с картошкой, а Джон Марц наклонился над ним, продолжая молотить по голове дубинкой. Джон Марц, жена которого состояла в Обществе красных шляпок, Джон Марц, который так забавно проводил ежегодные благотворительные аукционы, где собирались деньги для нужд больницы, теперь с невероятной жестокостью молотил и молотил дубинкой по голове Джулиана.

Лицо красивого молодого человека превратилось в маску экстаза, когда он запустил руку в шею Лорейн, совсем как фокусник запускает руку в высокий цилиндр, чтобы достать из него кролика. Когда рука ушла по локоть, тело Лорейн начало сжиматься, словно шарик, из которого выходит воздух, а молодой человек начал раздуваться по мере того, как внутреннее содержимое тела Лорейн перекачивалось в его тело. Голова теряла форму, на лице появилась демоническая ухмылка. Теперь все его тело клубилось серебристым туманом, расплывалось, как это ранее произошло с кистью, будто он целиком состоял из миллиардов маленьких крылатых пираний, которые имитировали форму человеческого тела.

Один из пациентов, которого Джин-Энн не знала, лысый мужчина с рыжими усами, вскочил с инвалидного кресла и метнулся к двери. Попытался оттолкнуть Джона Марца, но дубинка раздробила ему пальцы, сломала нос, проломила череп. Оторвав взгляд от мертвого или умирающего мужчины, Джон Марц посмотрел на Джин-Энн, широко улыбнулся, потряс дубинкой.

– Хочешь с ней познакомиться? Подходи. Я вас познакомлю.

Соскочив с инвалидного кресла, Сюзан Карпентер забилась в один угол, еще два пациента – в другой, все кричали и звали на помощь.

Джин-Энн тоже хотела закричать, пыталась закричать, но не могла издать ни звука, не могла шевельнуться, могла только стоять, держа в руках пластиковый контейнер с маленькими булочками, держа его перед собой, сжимая с такой силой, что пальцы продавливали пластик, предлагая булочки в жертву языческому богу, в которого у нее на глазах превращался красивый молодой человек, но это злобное божество не желало удовлетвориться булочками, столько раз бравшими призы на кулинарных конкурсах, оно жаждало большего, оно желало заполучить ее всю.

Словно в насмешку над криками жертв молодой человек, деформировавшийся, теперь совсем и не красивый, широко раскрыл рот, и из него вырвались толстые серебристые ленты. Они упали на лицо Джин- Энн, и та мгновенно ослепла. В последний миг жизни она вспомнила свисающие с потолка мешки из серебристой ткани, формой напоминавшие грушу, наполненные чем-то тяжелым, и успела подумать: «Не мешки. Коконы».

Приближаясь к южному торцу крыши корпуса-поперечины, Брюс услышал слабые крики, похожие на те, что доносились из вентиляционной решетки в ванной комнате его палаты.

Услышал их и Тревис. Схватился за рукав халата Брюса.

– Подождите. Что это?

– То, что я слышал раньше.

– Они доносятся отовсюду.

– На крыше нет никого, кроме нас.

– Тогда откуда крики?

– Не бери в голову, сынок. Пошли.

– Нет, подождите. Подождите.

Мальчик покружил между вентиляционными трубами, которые выходили на крышу, склоняя голову то в одну, то в другую сторону, пока не нашел трубу, из которой доносились крики. Упал рядом с трубой на колени. Прислушался.

Голоса доносились издалека, через волокнистые фильтры и медленно вращающиеся лопасти вентиляторов, пройдя по длинному извилистому вентиляционному тракту. Но ужас и отчаяние звучали в них так явственно, что Брюса затрясло скорее от этих криков, чем от холодного воздуха.

– Это не телик, – вырвалось у мальчика.

– Нет.

– Кричат люди. Настоящие люди.

– Не слушай. Пошли.

– Их убивают? – спросил Тревис.

– Не слушай. Слушая, крики не остановишь.

– Мы должны им помочь. Разве мы не можем им помочь?

– Мы не знаем, где они, – ответил Брюс. – Разве что в подвале.

– Должен же быть какой-то путь вниз. Мимо охранников.

– Его нет.

– Должен быть путь, – настаивал мальчик.

– Я знаю, о чем ты. Но бывают ситуации, когда ничего сделать нельзя.

– Мне дурно только от того, что я слышу эти крики.

– Если мы каким-то образом доберемся до них, то окажемся в таком же положении, что и они. И тогда в вентиляционном коробе зазвучат наши голоса.

– Но это ужасно, не помочь им.

– Да. Теперь пошли.

– А что с ними происходит?

– Не знаю. И незачем нам это выяснять, сынок. Пошли. Возможно, отпущенное нам время истекает.

С неохотой Тревис поднялся и присоединился к старику.

Когда Брюс положил руку мальчику на плечо, тот почувствовал, как сильно она дрожит.

– Мне нравится твой порыв, Тревис. Это правильный порыв. Мы не можем спасти этих людей. Они уже умирают. Но, если мы сумеем найти подмогу и узнать, что тут происходит, тогда, возможно, мы сможем