Выражение лица Элли поразило Спенсера.

Он сказал:

— Мне не нужно было приводить тебя сюда, нельзя было подвергать тебя подобному испытанию.

Она казалась серой в беловатом свете лампочек.

— Нет, ты должен был это сделать. Если у меня были какие-то сомнения, они сейчас исчезли. Ты никогда не мог… сделать ничего подобного. Тебе нельзя было продолжать жить с таким грузом на сердце.

— Но мне от этого не отделаться. Мне всегда придется жить с этим. Теперь я не знаю, почему я поверил, что могу нормально жить. Я не имею права перекладывать часть этого веса на тебя.

— Ты можешь продолжать нормальную жизнь… Но тебе нужно все вспомнить. Мне кажется, что теперь я знаю, что произошло в те минуты, которые ты не помнишь.

Спенсер не мог смотреть ей в глаза. Он смотрел на Рокки. Собака сидела в полном отчаянии — голова была опущена, уши тоже. Рокки сильно дрожал.

Спенсер перевел глаза на черную дверь. От того, что он найдет за нею, зависит, какое будущее его ждет — с Элли или без нее. Может, у него вообще нет будущего.

— Я не пытался бежать к дому, — сказал он, снова возвращаясь к прошлой ночи. — Он поймал бы меня на полпути. Прежде чем я смог бы воспользоваться телефоном. Вместо этого я, выскочив через шкаф, пробежал по комнате с документами и повернул направо в переднюю часть строения, в галерею. Сбегая по ступенькам в его студию, я слышал, как он из темноты бежал за мной. Я знал, что у него был пистолет в нижнем левом ящике стола. Я видел его там однажды, когда что-то искал в столе по его поручению. Вбежав в студию, я зажег свет и пробежал мимо его мольбертов и шкафов с красками, кистями и холстами. Стол в форме буквы L стоял в конце студии, я перепрыгнул через него, свалил стул и, дернув ящик, выдвинул его. Пистолет был там. Я не знал, как из него стрелять, и не знал, стоит он на предохранителе или нет. У меня сильно болела правая рука. Я с трудом удерживал эту чертову штуку двумя руками. Отец сбежал по лестнице и ворвался в студию — он пришел за мной. Поэтому я прицелился и нажал курок. Пистолет не стоял на предохранителе. Отдача почти усадила меня.

— Ты попал в него?

— Я, наверное, дернул пистолет, когда нажимал курок, и пуля попала в потолок. Но я не выпускал пистолет из рук, и отец приостановился. Он стал двигаться гораздо медленнее. Но он был таким спокойным, Элли, удивительно спокойным. Как будто ничего не случилось. Просто мой отец, милый старый папочка, немного волновался из-за меня. Понимаешь, он повторял мне, что все будет хорошо. Он пытался заговорить меня, как он это делал в той черной комнате. Все было так искренне. Он меня гипнотизировал. Он был уверен, что ему это удастся, я должен был только поверить ему.

Элли сказала:

— Он же не знал, что ты видел, как он бил твою мать и понес ее в сарай шесть лет спустя. Он мог предполагать, что ты свяжешь ее смерть с тем, что увидел в тайных комнатах, когда перестанешь паниковать, но до тех пор, он считал, у него еще было время, чтобы манипулировать тобой.

Спенсер не сводил взгляда с черной двери.

— Да, может, он думал именно так. Я не знаю. Он мне сказал, что, если я буду похож на него, я смогу постичь, в чем смысл жизни, узнать всю полноту жизни, без всяких правил и ограничений. Он обещал, что мне понравится то, что он мне покажет. Он еще сказал, что мне уже начало нравиться там, в черной комнате, но я боялся позволить себе насладиться этим чувством, однако скоро я привыкну и смогу получать от всего этого удовольствие.

— Но тебе это не понравилось, ты испытывал отвращение.

— Он повторил, что мне понравилось, что он видел, как мне это понравилось. Он снова говорил, что в моей крови его гены, они текут во мне, как река. Они текут через мое сердце. Наша общая река судьбы, темная река наших сердец. Когда он подошел к столу так близко, что я уже не мог промахнуться, я в него выстрелил. Он упал назад. Было ужасно видеть струю крови. Я был уверен, что убил его. Но до этой ночи я не видел кровь и показавшуюся струйку принял за кошмарный поток крови. Он упал на пол и перевернулся лицом вниз. Он лежал очень тихо. Я выбежал из студии и спустился вниз. Черная дверь все еще ждала его.

Она некоторое время молчала. Спенсер не мог говорить.

Потом Элли сказала:

— И в этой комнате с женщиной… это те минуты, которые ты не можешь вспомнить?

Дверь. Ему следовало взорвать эти старые подвалы. Чтобы все превратилось в пыль и грязь и было замуровано навечно. Ему не следовало оставлять эту черную дверь, чтобы не было возможности снова открыть ее.

— Когда я вернулся обратно, — с трудом продолжал он, — мне пришлось держать пистолет в левой руке, потому что он смял мне все суставы правой руки, когда сжимал ее. Рука просто пульсировала от боли. Но я чувствовал в ней… не только боль. — Он посмотрел на свою руку. Тогда она была более тонкой, юношеской рукой четырнадцатилетнего мальчика. — Я все еще ощущал… гладкую кожу женщины после