дружба и надежда, где все жили весело и дружно, ему хотелось уверенности в том, что после самых опасных приключений, после хаоса его обязательно будут ждать друзья, теплый очаг, спокойные вечера, когда мир уменьшится до размеров семьи и рядом не будет незнакомцев.

Дилан дать ему этого не мог. Более того, если в этом мире и существовала возможность такой жизни, то наслаждаться ею, скорее всего, могли только книжные персонажи.

В холле первого этажа вдребезги разлетелось зеркало. Если память не изменяла Дилану, оно было разбито вазой, которая стояла на маленьком столике у двери.

Появившись в дверях гостиной, Джилли крикнула Дилану:

– Он идет наверх!

– Пусть идет. Я знаю, что он сделает. Разгромит спальню и украдет драгоценности матери… Чтобы убедить полицию, что в дом залезли воры. Ее сумочка там. Он вывалит все содержимое, возьмет деньги из бумажника.

Джилли и Шеперд присоединились к нему, собрались у угла, в котором все еще стоял Шеп помладше.

Но в тот вечер, 12 февраля 1992 года, вернувшись домой, Дилан нашел Шепа в другом месте. И ему хотелось еще какое-то время побыть в прошлом, убедиться, что Шеп все-таки ушел из гостиной до того, как туда вновь заявился Проктор.

Сверху доносился грохот ящиков комода, бросаемых в стену.

– Крыса, Мотылек, мистер Жаба, – говорил Шеп помладше, а Шеп постарше, возможно, подбадривая себя в противостоянии с пугающим миром, который окружал его со всех сторон, а может, обращаясь к самому себе, десятилетнему, твердил: «Шеп храбрый, Шеп храбрый».

Где-то через минуту грохот наверху прекратился. Должно быть, Проктор нашел сумочку. Или загружал карманы драгоценностями, которые стоили сущие пустяки.

С привычно склоненной головой, Шеп помладше вышел из угла и, волоча ноги, направился к двери в столовую. Шеп постарше последовал за ним, также со склоненной головой, также волоча ноги. Чем-то они напоминали двух монахов, идущих друг за другом в скорбной процессии.

Облегченно вздохнув, Дилан все равно последовал бы за ними, но, когда услышал грохот шагов Проктора, спускающегося по лестнице (создавалось впечатление, будто у него не туфли, а копыта), поспешил из гостиной, потянув за собой Джилли.

Десятилетний Шеп обошел стол, направляясь к своему стулу. Сел и принялся за паззл.

Золотистые маки в ведерке являли собой островок спокойствия и красоты, который, возможно, просто не мог существовать в этом неистовом, рушащемся мире. И вполне возможно, что для Шепа маки эти служили мостиком в Дикий лес, где жили его друзья, где он мог обрести покой.

Шеперд постарше стоял у стола, между Джилли и Диланом, наблюдал за Шепердом помладше.

В гостиной Проктор начал крушить мебель, сбрасывать картины на пол, разбивать все, что могло биться, создавая достоверную картину погрома, способную убедить полицию, что в доме побывали обычные бродяги-наркоманы.

Шеп помладше достал из коробки элемент картинки-головоломки. Оглядел паззл, еще не собранный до конца. Попытался вставить элемент не в то место, куда полагалось ему встать, но с третьей попытки нашел подходящее гнездо. Второй элемент поставил с первого раза. Следующий – еще быстрее.

В гостиной что-то грохнуло особенно сильно, после чего там воцарилась тишина. Дилан попытался сосредоточиться на движениях рук Шепа, превращающих хаос в ведерко с маками. Он надеялся блокировать «картинки» последних штрихов окончательного разгрома, устроенного Проктором.

Конечно же, ничего у него не вышло.

Чтобы навести полицию на мысль, что незваный гость изначально думал не только о грабеже, но и об изнасиловании, Проктор разорвал блузу Блэр О’Коннер от воротника до юбки. Чтобы создать впечатление, будто женщина отчаянно сопротивлялась и убийца застрелил ее то ли случайно, то ли разозленный этим сопротивлением, Проктор сдернул с нее бюстгальтер, оторвал одну бретельку, а чашечки оставил под голыми грудями.

Покончив с этим, он прошел в столовую, раскрасневшись от затраченных усилий.

Если бы Дилан был способен на убийство, он бы совершил его в этот самый момент. Желание у него было, а вот возможность – увы. Его кулаки не могли достать Проктора. Даже если бы он попал в прошлое с пистолетом, пуля пробила бы Проктора, не причинив ему ни малейшего вреда.

Остановившись на пороге, киллер наблюдал за десятилетним Шепом, который сидел за столом, никого и ничего не видя. Проктор промокнул лоб платком.

– Мальчик, ты чувствуешь запах моего пота?

Шеп не ответил на вопрос. Его руки пребывали в непрерывном движении, пальцы хватали элемент за элементом, устанавливали в пустующие гнезда.

– Я пахну не только потом, не так ли? Я пахну предательством. Я воняю им уже пять лет и буду вонять всегда.

Самобичевание этого человека вызвало в Дилане точно такой всплеск ярости, как и в номере мотеля прошлым вечером. В словах Проктора не было ни грана искренности, но он, похоже, гордился тем, что способен на такой вот беспристрастный самоанализ.

– А теперь я буду вонять еще и этим. – Какое-то время он смотрел, как мальчик собирает паззл. – Какая же жалкая у тебя жизнь. Но придет день, когда я стану твоим спасителем, а ты, возможно, искуплением моих грехов.

Проктор покинул комнату, покинул дом, ушел в ночь 12 февраля 1992 года, начав путешествие к искуплению грехов, которое десятью годами позже закончилось огненной смертью в Аризоне.

Лицо Шеперда, поглощенного паззлом, заблестело от слез, которые появились так же незаметно, неслышно, как из воздуха выпадает роса.

– Давайте выбираться отсюда, – предложила Джилли.

– Шеп? – спросил Дилан.

Старший собиратель паззлов – его трясло от эмоций, но он не плакал – не отрывал глаз от самого себя, десятью годами моложе. Сразу не ответил, но, после того как брат еще дважды обратился к нему, сказал:

– Подождите. Это не сентиментально-кровавый фильм мистера Дэвида Кроненберга. Подождите.

И хотя перемещались они не посредством телепортации, а сам механизм перемещения оставался для Дилана загадкой, он понимал, что возможны ошибки, которые могли бы привести и к более трагическим последствиям, чем показанные в фильме «Муха». К примеру, они могли появиться в настоящем на автостраде, аккурат перед несущимся грузовиком, и в результате от них осталось бы только мокрое место.

Он повернулся к Джилли:

– Давай подождем, пока Шеп решит, что знает, как вернуть нас в настоящее целыми и невредимыми.

Руки Шепа помладше продолжали летать над паззлом, пустующих мест в картинке-головоломке оставалось все меньше.

Через несколько минут Шеп постарше сказал:

– Хорошо.

– Хорошо… мы можем возвращаться? – спросил Дилан.

– Хорошо. Мы можем возвращаться, но не можем оставить.

– Мы можем возвращаться, но не можем оставить? – в недоумении переспросил Дилан.

– Что-либо, – добавил Шеп.

Джилли поняла его первым.

– Мы можем возвращаться, но не можем здесь что-либо оставить. Если мы не заберем все, что принесли сюда с собой, он не сможет вытащить нас из прошлого. Я оставила сумочку и ноутбук на кухне.

Они вышли из столовой, оставив Шепа помладше со слезами и практически собранной картинкой- головоломкой.

Хотя Дилан и почувствовал под рукой выключатель, он знал, что не сможет зажечь свет, как не смог