Фантазм вскоре уступил место реальности, автострада очистилась от последних голубей, улетевших к деревьям и каланчам.

Постепенно и сердце Джилли замедлило свой безумный бег, но каждый его удар по-прежнему отдавался в ребрах, потому что страх никуда не делся.

Над ними плыла луна, небо сверкало звездами, они мчались в шуршании шин, обгоняли одни автомобили, пропуская вперед другие, иногда соперничали в скорости с громадными восемнадцатиколесными трейлерами, проехали никак не меньше двух миль, прежде чем Дилан нарушил затянувшуюся паузу.

– А каков твой modus operandi? Как комика?

Во рту у нее пересохло, язык стал до безобразия толстым, едва помещался во рту, но заговорила она нормальным голосом:

– Полагаю, ты про материал, на котором основаны мои репризы. Человеческая глупость. Высмеиваю ее, как могу. Глупость, зависть, предательство, супружеская неверность, жадность, самодовольство, похоть, тщеславие, ненависть, бессмысленное насилие… Недостатка целей у комика нет. – Слушая себя, она прекрасно понимала, насколько отличаются цели, которые он ставил в своей работе, от того, что делала она на сцене. – Но таков удел всех комиков, – уточнила Джилли. Понятное дело, оправдываться не хотелось, но она ничего не могла с собой поделать. – Высмеивание человеческих пороков – грязная работа, но кто-то должен заниматься и этим.

– Людям необходим смех, – заметил он, словно прочитав ее мысли.

– Я хочу заставить их смеяться, пока они не заплачут, – произнеся эти слова, Джилли задалась вопросом, а откуда они взялись. – Я хочу заставить их почувствовать…

– Почувствовать что?

Слово, которым она собиралась закончить фразу, показалось ей столь неуместным, столь не соответствующим намерениям комика, что она запнулась и не позволила этому слову слететь с языка. Боль. Она едва не сказала: «Я хочу заставить их почувствовать боль». Но она проглотила это слово и поморщилась, словно вкус у него оказался горьким.

– Джилли?

Черное обаяние самокопания привлекало куда меньше, чем полная угроз ночь, о которой они попытались на короткое время забыть. Теперь Джилли предпочла вернуться в нее. Уставилась на дорогу.

– Мы едем на восток.

– Да.

– Почему?

– Черные «Субербаны», взрывы, гориллы в одежде для гольфа.

– Но я ехала на запад до того… как мне на голову свалилось все это дерьмо. На следующей неделе у меня три выступления в Финиксе.

На заднем сиденье Шеперд подал голос: «Feces[18], грязь».

– Сейчас ты не можешь ехать в Финикс, – запротестовал Дилан. – После того, что случилось, после твоего миража…

– Послушай, конец это мира или нет, мне нужны деньги. А кроме того, ты не подписываешь контракт, чтобы отказываться от него в последнюю минуту. Если, конечно, не хочешь остаться без работы.

– Дефекация. Стул.

– Ты забыла, что стало с твоим «Кадиллаком»?

– Как я могла забыть? Эти мерзавцы взорвали его. Мой восхительный «Кадиллак (купе) Девилль». – Она вздохнула. – До чего же он был прекрасен!

– Жемчужина, – согласился Дилан.

– Мне так нравились хвостовые стабилизаторы.

– Элегантные.

– А какой роскошный передний бампер!

– Не то слово.

– И название, золотыми буквами, по бортам: «Купе Девилль». А теперь он взорван, сожжен и провонял одним поджаренным Франкенштейном. Как можно такое забыть?

– Испражнения, экскременты.

– Чего это он? – спросила Джилли.

– Ты тут произнесла одно слово. Вот Шеп и решил подобрать к нему синонимы.

– Мог бы выбрать другое слово.

– У Шепа несколько иное восприятие, чем у тебя или меня. По каким-то причинам он остановился на этом.

– Пу-пу. Ка-ка.

– Так я говорил о «кэдди», – продолжил Дилан. – Как только эти бандиты выяснят, что «Девилль» не принадлежал Франкенштейну и зарегистрирован на некую Джулиан Джексон, они тут же начнут разыскивать тебя. Захотят узнать, каким образом ему удалось завладеть твоим автомобилем, отдала ли ты машину по доброй воле.

– Я знала, что мне следовало обратиться к копам. Заполнить заявление о краже автомобиля, как положено любому добропорядочному гражданину. Теперь мое поведение выглядит подозрительным.

– Ду-ду. Подарочек в подгузнике.

– Если Франкенштейн прав, – напомнил Дилан, – копы, возможно, не смогут тебя защитить. Может, эти люди рангом повыше копов.

– Тогда, полагаю, нам следует обратиться… куда? В ФБР?

– Возможно, и это тебя не спасет. Возможно, им подчиняется и ФБР.

– Так кто же они? Секретная служба[19], ЦРУ, эльфийское гестапо Санта-Клауса, составляющее свой список плохишей?

– Коровья лепешка. Отходы.

– Франкенштейн не уточнял, кто они, – ответил Дилан. – Лишь сказал, что мы будем мертвы, как динозавры, и похоронены там, где наши кости никогда не найдут, если они обнаружат эту самую субстанцию в нашей крови.

– Да, он так говорил, но почему мы должны ему верить? Он же безумный ученый.

– Продукты опорожнения кишечника. Удобрение.

– Он не безумный, – возразил Дилан.

– Ты сам его так называл.

– А ты называла его коммивояжером. От волнения кем мы только его не называли, но…

– Испражнения, какашки.

– …с учетом того, что он знал, кто идет по его следу и чем закончится погоня, его действия предельно логичны и рациональны.

Ее рот раскрылся так широко, словно она намеревалась всячески посодействовать дантисту при пломбировании канала в одном из коренных зубов.

– Логичны? Рациональны? – Джилли напомнила себе, что совершенно не знает мистера Дилана О’Коннера. В конце концов, он мог оказаться еще более странной личностью, чем его братец. – Слушай, давай с этим разберемся. Этот улыбающийся говнюк вырубает меня хлороформом, впрыскивает мне в вену сок доктора Джекиля или что-то еще, крадет мой роскошный автомобиль, в котором его и взрывают, а по твоему просвещенному мнению такое поведение позволяет ему претендовать на место наставника университетской команды, готовящейся к участию в национальном конкурсе «Лучшие логики страны»?

– Не вызывает сомнений, что его загнали в угол, время истекало, вот он и воспользовался