угодно, но, несмотря на ощущение, что в этих людях он нашёл свою настоящую семью, Том тем не менее чувствовал, что злоупотребляет добрым отношением к себе.
Перед звонками Беллини в Сан-Франциско и в Орегон он обращался к богу с просьбой о том, чтобы с другого конца провода до него донеслась благая весть, но молитвы его оставались без ответа. Каина никто не видел, о нём ничего не слышали, даже вездесущие журналисты, жаждавшие сенсации, не могли его отыскать.
Утренние звонки лишь добавили Ванадию раздражительности. Он поднялся из-за стола, взял с крыльца газету и пошёл на кухню, чтобы выпить кофе.
Заварил покрепче и с газетой сел за стол, поставив перед собой дымящуюся кружку. Кофе он пил черным и без сахара.
И уже раскрывал газету, когда заметил на столе четвертак. Блестящий. С надписью
Том Ванадий не полагал себя тревожно-мнительной личностью, поэтому первым к нему пришло наиболее логичное объяснение. Пол хотел научиться фокусу с монеткой и, хотя не мог добиться хоть каких- то успехов, время от времени тренировался по утрам. Несомненно, он проделывал это ранним утром или вчера вечером, перед тем как пойти спать, пока хватало терпения.
Уолли продал принадлежащую ему в Сан-Франциско недвижимость, точно следуя инструкциям Ванадия. Любая попытка найти его в Брайт-Бич закончилась бы неудачей. Автомобили он покупал через специально созданную для этого корпорацию, а владельцем его нового дома считался фонд, названный в честь его первой жены.
Целестина, Грейс, да и сам Том приняли экстраординарные меры предосторожности, дабы не оставить никаких следов. Те немногие полицейские чины, которые знали, как найти Тома и, через него, остальных, прекрасно понимали, что его местопребывание и телефонный номер должны храниться в строгом секрете.
Четвертак поблёскивал серебром. Под шеей патриота значилась дата чеканки монеты: 1965. По чистому совпадению, год смерти Наоми. Год встречи с Каином. Год, когда все и началось.
Когда Пол пытался заставить четвертак скользить по костяшкам пальцев, он обычно проделывал это на диване или в кресле, всегда в комнате, на полу которой лежал ковёр, потому что, падая на твёрдую поверхность, монета звенела, отскакивала, и приходилось подниматься, чтобы взять её в руки.
Из ящика буфета Том достал нож. С самым большим и острым лезвием.
Револьвер он оставил наверху, в ночном столике.
Отдавая себе отчёт, что переигрывает, Том тем не менее покинул кухню как коп, а не священник: пригнувшись, выставив вперёд нож, быстро миновав порог.
Из кухни в столовую, потом в коридор, спиной к стене, двигаясь быстро, наконец в холл. Там остановился, прислушался.
Том был в доме один. Следовательно, никаких звуков раздаваться не могло. Ганна Рей, домоправительница, не приходила раньше десяти часов.
И ему действительно ответила полная тишина. Дом словно замер, до Тома не долетало ни звука.
Поиски Каина отошли на второй план. Первым делом следовало добраться до револьвера. А уж вооружившись им, выходить на охоту. Найти Каина, обследуя комнату за комнатой. Найти, если он был здесь. И если он не начал охоту первым.
Том Ванадий поднялся по ступеням.
Дядя Джейкоб — повар, нянька и исследователь гибели людей в бушующих потоках воды, убрал со стола и вымыл посуду, пока Барти терпеливо выдерживал разговор ни о чём с Пикси Ли и мисс Велвита Чиз, имя которой не являлось почётным титулом, присуждаемым победительнице конкурса красоты, организованного компанией «Крафт фудс», как он поначалу думал. Согласно мнению Ангел, она приходилась «хорошей» сестрой отвратительному лживому сырному человеку из телевизионных рекламных роликов.
Протерев тарелки и поставив их на полки, Джейкоб удалился в гостиную и сел в кресло, чтобы, забыв обо всём, даже о сандвичах для ленча, с головой уйти в книгу о прорывах дамб, пока Барти и Ангел не вытащили бы его с затопленных улиц какого-то города, на горе его жителям оказавшегося на пути бурного потока.
Закончив беседу с куклами, Барти и Ангел поднялись наверх, в его комнату, где их молчаливо ждала говорящая книга. Вооружённая цветными карандашами и альбомом для рисования, Ангел забралась на диван у окна. Барти сел на кровать и включил магнитофон, стоявший на ночном столике.
Слова Роберта Льюиса Стивенсона, с выражением прочитанные, выливались из другого времени и места в комнату Барти с той же лёгкостью, с какой лимонад выливается из бутылки в стакан.
Часом позже Барти решил, что хочет газировки, выключил магнитофон и спросил Ангел, не хочет ли она чего-нибудь попить.
— Апельсиновой газировки, — ответила девочка. — Я принесу.
Иногда Барти очень уж яростно отстаивал свою независимость, Агнес говорила ему об этом, вот и теперь он резко осадил Ангел:
— Я не хочу, чтобы меня обслуживали. Я не беспомощный, знаешь ли. И газировку могу принести сам. — Подойдя к двери, он уже пожалел о резкости своего тона и повернулся к тому месту, где стоял диван. — Ангел?
— Что?
— Извини. Я грубый.
— Я знаю.
— Я сейчас тебе нагрубил.
— Не только сейчас.
— А когда ещё?
— С мисс Пикси и мисс Велвитой.
— Извини и за это.
— Хорошо.
Когда Барти переступал порог, выходя в коридор, мисс Пикси пропищала вслед:
—
— ТЫ ХОТЕЛ БЫ БЫТЬ МОИМ БОЙФРЕНДОМ? — спросила мисс Велвита, ранее не питавшая к нему романтических чувств.
— Я об этом подумаю, — ответил Барти.
Размеренно шагая по коридору, он держался дальней от лестницы стены.
В голове он носил план дома более точный, чем тот, что был вычерчен архитектором. Он знал все расстояния с точностью до дюйма и каждый месяц вносил поправки в длину шага и прочие расчёты, учитывающие его постоянный рост. Число шагов, каждый поворот, особенности пола накрепко впечатались в память. Поход за газировкой превращался в сложную математическую задачу, но он обладал потрясающими математическими способностями, поэтому по дому передвигался с той же лёгкостью, что и зрячий.
Он не полагался на звуки, не рассчитывал, что они укажут дорогу, но иногда они служили ему маркерами. На двенадцатом шаге под ковром, как всегда, едва слышно скрипнула половица, подсказав, что до лестницы ещё семнадцать шагов. И без скрипа он совершенно точно знал, где находится, но этот звук вселял дополнительную уверенность.
Через шесть шагов после скрипящей половицы у Барти вдруг возникло ощущение, что в коридоре есть кто-то ещё.
Он не полагался на шестое чувство (некоторые слепые заявляли, что оно у них есть), чтобы определить препятствия или открытые пространства. Иногда инстинкт подсказывал ему, что на пути у него объект, которого раньше не было, но гораздо чаще он, если не пользовался тростью, спотыкался об него и
