— Ой! — проронил Барти, повернув голову к матери. Собравшиеся за столом в недоумении взирали на Агнес, а она переводила взгляд с одного на другого. На Пола. Марию. Франческу. Бониту. Грейс. Эдома. Джейкоба. Целестину.

Две женщины долго смотрели друг на друга, пока у Целестины не вырвалось:

— Святой боже, что же здесь происходит?

В следующий вторник, во второй половине дня, небо над Брайт-Бич стало черным, как варево в ведьмином котле. Чайки улетели прочь, ища убежища под более безопасными небесами, а земля внизу замерла, приготовившись к жуткой грозе, которая подбиралась со стороны океана.

Том Ванадий и Уолли Липскомб прилетели из Сан-Франциско в аэропорт округа Орандж, а потом на взятом напрокат автомобиле поехали на юг, следуя указаниям, полученным от Пола, в точности повторяя маршрут, неделей раньше пройденный им самим и тремя вверенными в его попечение дамами.

Одиннадцать дней прошло с того момента, как три пули уложили Уолли на пол у двери квартиры Целестины. Он все ещё испытывал остаточную слабость в руках, уставал быстрее, чем до того, как стал мишенью, жаловался на вялость мышц и ходил с тростью, чтобы снять часть нагрузки с раненой ноги. Но необходимое амбулаторное лечение и курс лечебной физкультуры он мог пройти в Брайт-Бич с тем же успехом, что и в Сан-Франциско. К марту он должен был восстановиться полностью, если не считать шрамов и внутренней полости, образовавшейся на месте, которое занимала селезёнка.

Целестина встретила их у двери, бросилась Уолли на грудь, обняла за шею. Он уронил трость (её тут же подхватил Том) и обнял Целестину с такой страстью, так крепко поцеловал, что, казалось, остаточная слабость в руках ушла в прошлое.

Том тоже получил крепкое объятье и сестринский поцелуй, немало порадовавшие его. Слишком долго он прожил в одиночестве, для охотников на людей такое не в диковинку, если они идут по длинной дороге борьбы со злом, на которой не обойтись без насилия, пусть и называется это борьбой за справедливость. Те несколько дней, которые Том охранял Целестину, Ангел и Грейс, а потом и неделю, проведённую с Уолли, Том чувствовал себя членом семьи, пусть это и была семья друзей, и его самого поразило, сколь необходимым для него оказалось это чувство.

— Все ждут, — сказала Целестина.

Том знал, что за эти несколько дней произошли какие-то важные события, что-то определённо изменилось. Целестина упомянула об этом по телефону, но обсуждать отказалась. Так что Том понятия не имел, о чём пойдёт речь, когда она провела его и Уолли в столовую дома Лампионов, но если бы попытался представить, то никогда не подумал бы, что попадёт на спиритический сеанс.

А с первого взгляда всё выглядело именно так. Восемь человек сидели вкруг обеденного, совершенно пустого стола, на котором не стояли ни блюда с едой, ни напитки, ни тарелки, ни стаканы. Люди же с нетерпением ожидали откровений медиума, где-то со страхом, а где-то с надеждой.

Том знал только троих: Грейс Уайт, Ангел и Пола Дамаска. Остальных ему быстро представила Целестина. Агнес Лампион, хозяйка. Эдом и Джейкоб Исааксоны, братья Агнес. Мария Гон-залез, самая близкая подруга Агнес. И Барти.

Телефонный звонок подготовил его к встрече с этим ребёнком. Том, конечно, не ожидал, что Бартоломью, навязчивая идея Еноха Каина, зарождению которой он способствовал, войдёт в их жизни, но полностью согласился с Целестиной в том, что женоубийца никоим образом не мог знать о существовании мальчика и уж тем более иметь основания бояться его. Если у них и было что-то общее, так это проповедь Гаррисона Уайта, которая вдохновила отца мальчика на то, чтобы назвать его Бартоломью и, возможно, заронила семя вины в сознание Каина.

— Том, Уолли, извините за столь краткую преамбулу, — первой заговорила Агнес. — Познакомиться у нас будет время за обедом. Но все, кто сидит за этим столом, целую неделю ждали вашего рассказа, Том. Откладывать дольше просто невозможно.

— Моего рассказа?

Целестина знаком предложила Тому сесть во главе стола, напротив Агнес. Когда Уолли опустился на пустой стул слева от Тома, Целестина взяла с комода два предмета и поставила перед Томом, прежде чем сесть справа от детектива.

Солонку и перечницу.

— Для начала, Том, — вновь подала голос Агнес, — мы все хотим услышать о носорогах и другом Томе.

Он замялся, потому что до короткого разговора с Целестиной в Сан-Франциско ни с кем не обсуждал свои необычные способности, за исключением двух духовных наставников в семинарии. Поначалу ему было не по себе, говорить о столь тонких материях с незнакомцами всё равно что исповедоваться человеку, не имеющему права отпускать грехи, но после того, как он заговорил, сомнения быстро отпали, и собственные откровения показались Тому такими же естественными, как разговор о погоде.

С помощью солонки и перечницы Том объяснил, почему он не грустит из-за изуродованного лица, практически теми же словами, что и десять дней тому назад, когда отвечал на вопросы Ангел.

— Прямо-таки научная фантастика, — вырвалось у Марии, уставившейся на Тома-солонку и Тома- перечницу, стоящих рядом друг с другом в параллельных мирах.

— Наука, — поправил её Том. — Квантовая механика. То есть теория… физики. Именно теория, а не фантастическая гипотеза. Квантовая механика работает. Она способствовала изобретению телевизора. Ещё до конца этого столетия, может, даже до восьмидесятых годов, основанная на квантах технология даст нам мощные и дешёвые компьютеры, размером с брифкейс, размером с бумажник, с часы, которые будут работать быстрее и справляться с большими объёмами информации, чем современные компьютеры величиной с трёхэтажный дом. Компьютеры станут крошечными, как почтовая марка. Вполне возможно, что со временем удастся создать компьютер размером с молекулу, и тогда технология, более того, все человеческое общество невероятно изменится, причём только к лучшему.

Он оглядел аудиторию, ожидая увидеть в глазах сидящих непонимание и недоверчивость.

— Не волнуйтесь, — успокоила его Целестина. — После того, что мы увидели на прошлой неделе, нас уже мало что может удивить.

Барти, похоже, внимательно слушал Тома, а вот Ангел разрисовывала цветными карандашами книжку-раскраску, что-то напевая себе под нос.

Том верил, что девочке свойственно врождённое интуитивное понимание сложности мира, но ей было всего три года, и она, само собой, не очень-то интересовалась научной теорией, которая подтверждала её интуицию.

— Хорошо. Так вот… иезуитов поощряют изучать дисциплину, которая их интересует, и не только теологию. Меня всегда интересовала физика.

— Потому что вы с детства чувствовали свою необычность, — предположила Целестина, вспомнив сказанное им в Сан-Франциско.

— Да. Но об этом позже. Только поймите, что интерес к физике не сделал из меня физика. А если бы я был им, то не смог бы объяснить вам положения квантовой механики ни за час, ни за год. Некоторые говорят, что квантовая теория такая странная, что никто не может полностью понять все её нюансы. Некоторые доказательства, полученные в квантовых экспериментах, опровергают здравый смысл. К примеру, на субатомном уровне следствие может опережать причину. То есть событие происходит раньше появления причины, его вызывающей. Не менее странным является и другое… в эксперименте с человеческим наблюдателем субатомные частицы ведут себя иначе, чем в эксперименте без наблюдателя. По результатам можно заключить, что человеческая воля, даже выраженная подсознательно, может изменять реальность.

Он, конечно, старался все упростить, но не знал иного способа донести до них удивительный, загадочный, даже пугающий мир, открываемый квантовой механикой.