движение.

Медсестра, должно быть, заметила отчаяние в глазах Сюзанны и ласково заговорила:

— Ну же, ну же, успокойся, детка. Все будет хорошо. — Она проверила капельницу, затем приподняла запястье правой руки у больной и стала считать пульс.

«Боже мой! — думала Сюзанна. — Я не могу разговаривать. Возможно, ходить я тоже не смогу».

Она попыталась пошевелить ногой под одеялом. Оказалось, что ног своих она почти не ощущает; они были такими тяжелыми, налитыми свинцом, как и руки.

Медсестра отпустила ее руку, но Сюзанна вцепилась пальцами в подол халата и отчаянно пыталась что-то произнести.

— Ну не торопись, милая, — ласково посоветовала медсестра.

Но Сюзанна чувствовала, что ей надо подстегивать себя. Она вновь была на грани обморока. К боли в голове прибавились черные тени, которые все больше заслоняли от ее взора окружающий мир.

В палату вошел врач в белом халате, он явился, вероятно, по вызову медсестры. Крепко сложенный, с обветренным лицом, на вид лет около пятидесяти. Прямые черные волосы были зачесаны без пробора назад.

Когда он подошел к кровати, Сюзанна умоляюще взглянула на него и спросила: «У меня парализованы ноги?»

Она думала, что ей удалось сказать это вслух, но почти сразу эта надежда развеялась в прах. Прежде чем она смогла сделать новую попытку, клубящаяся чернота затмила ее взор, ограничив поле зрения сначала небольшим кружком, который вскоре превратился в жалкую точку.

Затем наступила темнота.

Она погрузилась в сон. Сон был тяжелый, ужасный, кошмарный.

Наверное, уже в двухсотый раз ей снилось, что она попала в «Дом Грома» и снова всюду вокруг кровь, теплая кровь.

Когда Сюзанна открыла глаза, головной боли не было и в помине. Зрение тоже прояснилось, головокружение прекратилось.

Наступал вечер. За окном начинало темнеть, в палате горел неяркий свет.

Капельницу уже унесли. Бледные, исколотые иглами, неправдоподобно худые руки Сюзанны лежали поверх простыни и являли собой весьма жалкое зрелище.

Сюзанна повернула голову и увидела рядом с кроватью все того же врача с обветренным лицом. Он возвышался над ней, взгляд его был устремлен на нее сверху вниз. Взгляд этот обладал какой-то странной, тревожащей властью, казалось, его карие глаза смотрят не на нее, а скорее внутрь ее, тщательно извлекая все секреты из тайников ее души. При этом сами глаза врача не выдавали никаких чувств своего обладателя, они были будто стеклянными.

— Что… случилось… со мной? — спросила Сюзанна.

Она могла теперь говорить. Голос ее был слабым, хрипловатым и, вероятно, трудным для восприятия, но теперь все ее страхи о пожизненной немоте в результате травмы мозга рассеялись как дурной сон.

Слабость, однако, оставалась. Ее жалкие запасы сил уменьшались с каждым произносимым словом, даже шепот давался ей с трудом.

— Где я… нахожусь? — прошептала она срывающимся голосом. Каждый трудный звук болью обжигал горло.

Врач не сразу ответил на ее вопрос. Сначала он взял в руки пульт управления, от которого тянулся провод, исчезающий под кроватью, и нажал одну из четырех кнопок. Часть кровати вместе с подушкой приподнялась, приводя Сюзанну в сидячее положение. Затем врач положил пульт на столик у кровати и наполнил водой из металлического графина стакан.

— А теперь пейте, но очень-очень медленно, — посоветовал он. — Прошло довольно много времени, с тех пор как вы в последний раз пили и ели таким вот привычным образом.

Сюзанна благодарно припала к воде. Вода была изумительна вкусна. К тому же она успокаивала ее раздраженное горло.

Когда Сюзанна выпила воду, врач взял стакан из ее рук и поставил его обратно на столик. Он отстегнул от своего нагрудного кармана крошечный фонарик в виде ручки, наклонился и стал внимательно обследовать ее глаза. Его собственные глаза оставались все такими же непроницаемыми, спрятанными под густыми бровями, к тому же он наморщил лоб, что придавало его лицу какой-то недовольный вид.

В ожидании конца этой процедуры Сюзанна пыталась пошевелить ногами под одеялом. Несмотря на ужасную слабость и ощущение страшной тяжести, ноги слушались. Значит, и паралич ног миновал ее.

Доктор, закончив обследование глаз, вытянул ладонь в нескольких дюймах от лица Сюзанны.

— Вы видите мою руку?

— Да, безусловно, — ответила та. Голос, оставаясь слабым и дрожащим, теперь, по крайней мере, стал не таким хриплым и неразборчивым.

Что касается голоса доктора, то он, на ее слух, оказался густым, с легким гортанным акцентом, который она, пожалуй, не смогла бы четко определить. Доктор продолжал:

— Сколько пальцев я поднял сейчас вверх?

— Три, — ответила она, сообразив, что ее проверяют на симптомы сотрясения головного мозга.

— А сейчас сколько?

— Два.

— А теперь?

— Четыре.

Врач в знак одобрения закивал, и глубокие морщины, прорезавшие его лоб, слегка разгладились.

Глаза доктора тем не менее продолжали внимательно разглядывать ее, и это было весьма неприятно.

— Вы помните, как вас зовут?

— Да. Я — Сюзанна Тортон.

— Правильно. А ваше второе имя?

— Кэтлин.

— Отлично. Сколько вам лет?

— Тридцать два.

— Хорошо. Очень хорошо. Все говорит о том, что у вас в голове полная ясность.

Голос Сюзанны вдруг снова стал хриплым и невнятным. Она прокашлялась и сказала:

— Но это практически все, что я могу вспомнить о себе.

Брови доктора, так и не разгладившие до конца его лоб, снова сошлись и разделили морщинами его квадратное широкое лицо.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, я не могу вспомнить, где я жила раньше… где работала… была ли замужем…

Он внимательно посмотрел на нее, затем проговорил:

— Вы живете в Ньюпорт-Бич в Калифорнии.

Как только он произнес название этого города, в ее сознании возник ее дом — затейливого испанского стиля, с красной черепичной крышей, с белыми стенами, с видом из окон на несколько высоких пальм во дворе. Но сколько она ни силилась вспомнить, ни название улицы, ни номер дома так и не пришли ей на память.

— А работаете вы в корпорации «Майлстоун» в Ньюпорте, — добавил доктор.

— 'Майлстоун'? — повторила Сюзанна. Сквозь туманную дымку в ее сознании возник какой-то слабый свет при упоминании этого названия.