Агент осторожно помахал прозрачной палкой.

– Как обычно. Вложите в конверт и отдадите на почту. Я уверен, что посол при первой возможности передаст рекомендации автора членам Политбюро. Это будет великий поворот в американо-советских отно… – Он замолчал, потому что Дрейфус был уже за дверью.

В десять часов Дрейфус вернулся. Он терпеливо ждал, пока Камачо закончит говорить по телефону, потом спросил:

– Так. Откуда вы знали?

– Что знал?

– Что это старинное словечко расколет «Минотавра»?

– Скрупул?

– Именно.

– Элементарно, дорогой мой Ватсон. Скрупул – старая аптекарская мера, чуть больше грамма. Очень точная, как и это письмо.

– Черт побери.

Камачо протянул руку. Дрейфус передал ему крохотный кусочек белой бумаги, на котором были написаны три слова из письма, и ждал, пока Камачо разберет их.

Вторым шло слово «скрупул».

– Вот и все, – произнес Камачо, складывая бумажку и засовывая ее в карман рубашки. – Спасибо.

– Всегда рад помочь, Холмс.

Оставшись один, Камачо на память набрал номер и назвал себя женщине, снявшей трубку. Через полминуты тот, кому он звонил, отозвался, и Камачо предложил:

– Давайте пообедаем.

– Сегодня не могу. Очень занят.

– Встречи?

– Да.

– Отмените их.

– Где и когда?

– В торговом центре перед Музеем авиации и космонавтики. Около двенадцати.

Раздались гудки. Камачо положил трубку. Он откинулся в кресле и принялся рассматривать дома на противоположной стороне Е-стрит. Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и потер руками виски.

Через час он в одной рубашке с короткими рукавами шел по улице. Пистолет остался в ящике стола, пиджак и галстук висели на спинке кресла. В ФБР не положено так делать, ну да ладно. Жара была такая, что, казалось, можно ее пощупать – живое, зловонное чудовище, вне всякого сомнения, раздраженное толпами людей, спешащих по улице в этот полдень. Откуда только их столько берется? Улицы кишат частными машинами, такси, ревущими автобусами и грузовиками, а на тротуарах не протолкнешься.

Небо выглядело каким-то грязновато-белым из-за летней дымки, которая не смягчала ярость солнца. Быстро взмокшая рубашка прилипла к спине Камачо.

Противно увлажнялись носки. Капельки пота выступили возле волосков на тыльной стороне кистей, и он машинально вытер их о брюки.

Под каждым деревцем возле торгового центра прятались в тени клерки и туристы, обессилев от жары. Дети играли на закаменевшей земле. Трава, весной пышно взошедшая под деревьями, давно уже была вытоптана тысячами ног. На усыпанных гравием дорожках сквера мелькал поток бегунов, и каждая нога поднимала по крохотному облачку пыли. Они сливались в сплошную пылевую завесу, которая вздымалась в воздух и плыла в сторону художественных музеев, расположенных на северной стороне сквера.

Тротуар перед Музеем авиации и космонавтики был забит стоявшими вплотную друг к другу туристскими автобусами. Камачо с трудом проталкивался сквозь плотную толпу подростков и розовощеких женщин среднего возраста в майках и шортах.

Сезон американских экскурсий был в полном разгаре. Толпы японских туристов в рубашках с короткими рукавами, высыпавшись из автобусов, тут же деловито принимались фотографировать друг друга, громадные музеи без окон на противоположной стороне площади, памятник Вашингтону вдали и купол Капитолия, вздымавшийся на востоке, словно полная луна. Несмотря на удушающую жару, здесь стояло оживленное веселье.

Камачо нашел место в тени под деревом и с облегчением присел. Всюду валялись окурки и конфетные обертки. Слева от него в сувенирном киоске шла бойкая торговля пленкой, прохладительными напитками и мороженым. Шумные подростки и беззаботные молодые люди выстроились на солнце, как солдаты, послушно ожидая, когда наступит их очередь отдать деньги довольному продавцу.

Среди этой праздной толпы бросались в глаза опустившиеся бродяги. Все деликатно отворачивались, когда они медленно пробирались к мусорным ящикам и рылись в них в поисках пустых банок. Немного поодаль в тени деревьев, где траву еще не вытоптали, устроилась парочка алкоголиков: для них день закончился несколько часов назад, когда они дошли до кондиции, превысив свою суточную норму. Он просидел так не более пяти минут, когда заметил, что человек, пришедший на встречу с ним, проталкивается сквозь толпу. Камачо встал и направился к нему.

– Доброе утро, адмирал.

– Давайте выберемся отсюда, – проворчал Тайлер Генри. – В следующий раз выбирайте более спокойное место. – Генри был в бежевых брюках и желтой рубашке с изображением лисы. Он носил