тому назад вас изолировал, - мягко так проговорил Толя.
- «На Марс ракеты запускаем, перекрываем Енисей…» - хрипло так рассмеялась Зинка. - Да если бы вам потребовалось, вы бы нас в две недели без всякого закона ликвидировали. По всей стране. А мы вот гуляем до сих пор. Значит, нужны мы вам!..
- Нам?! - возмутился Миша. - Мы - спецслужба уголовного розыска, наша обязанность охранять имущество, жизнь и здоровье иностранных граждан, гостей нашей страны, а мы вынуждены больше половины рабочего времени посвящать вашей неуязвимой деятельности!
- Ну, не вам, - махнула рукой Зинка. - Может быть, вашим смежникам. Или еще кому-нибудь…
- Пошли, пошли, - испуганно сказал мент в форме.
- Вот именно. Чао, ребятки. До завтра, - Зинка подтолкнула жующую Наташку-школьницу: - иди, иди, шалава. И не чавкай над ухом, грязнуха малолетняя.
- А разница только в возрасте и цене, - улыбнулась школьница и на прощание выдула из жвачки пузырь. Пузырь лопнул, и дверь за ними закрылась.
Толя сел за стол и стал разглядывать Кисулины шмотки из сумки. Женя взялся за мою сумку. Миша за косметичку Гулливера.
- Сколько денег? - спросил Толя Кисулю.
- Не помню. Около тысячи двухсот.
Мы с Гулливером переглянулись. Значит, Кисуля уже троих успокоила по сто баксов каждого, да еще и успела сдать их «один за четыре». Ну, Кисуля!
Толя словно прочитал наши мысли:
- Высокий класс! Значит, успела снять троих клиентов по сто долларов и даже валюту сплавила один к четырем! А, Нина Петровна?
- Анатолий Андреевич, какая валюта! Это мои личные советские деньги. С тех пор, как участились ограбления квартир, приходится все ценное носить с собой.
- А ты не слышала, что участились ограбления на улицах? - спросил Миша.
- Я тебя умоляю, Миша!.. Ты же знаешь - общественным транспортом я не езжу, бываю только в приличных местах… Это все мои сбережения.
- А на книжке? - поинтересовался Женя.
Мы-то с Симкой-Гулливером точно знали, что у Кисули не меньше ста тысяч где-то имеется. Но Кисуле можно только соли на хвост насыпать.
- Женя! Какая книжка?! Откуда? Всем известно, что я страшная транжирка - люблю хорошо одеться, держу «котов»… О какой книжке идет речь? Это все мои сбережения.
- А презервативов столько зачем, Серафима Аркадьевна? - это уже Толя.
- А как же?! - Сима-Гулливер долго молчала и теперь ей жутко хотелось повыступать. - За границей нашей родины бушует СПИД, слыхали? Передается только этим… Ну, как его? Половым путем, извиняюсь. Так что мы идем рука об руку с нашим советским здравоохранением. И при очередных разборках, Анатолий Андреевич, я просила бы это учитывать самым серьезным образом.
- Серафима Аркадьевна, а ведь мы вас самым серьезным образом предупреждали, чтобы вы хоть к правительственным делегациям не цеплялись? - спросил Толя.
И я поняла, что нас в очередной раз отпустят с миром.
- Да я их в упор не вижу, Анатолий Андреевич! Я теперь вообще на государственный уровень не выхожу и все правительственные делегации мне до фени! Хотя и они тоже люди, и ничто им не чуждо…
- А кто сегодня договаривался с аргентинцами?
- Клевета, Анатолий Андреевич, клянусь вам, клевета. На Аргентину я даже не посягала! Ни одного аргентинца! Я к ним даже не приближалась… - передохнула и спросила так невинно-невинно: - Анатолий Андреевич, миленький, а как сделать так, чтобы и они ко мне не приближались?
- Забирайте свои вещи. Что там у Зайцевой, Евгений Алексеевич?
- Зайцева у нас теперь замуж выходит и поэтому у нее все в порядке.
- Да… - говорю я им. - Последний нонешний денечек гуляю с вами я, друзья…
- Кто счастливец? - спросил Миша.
- Службу надо знать, Михал Михалыч, - сказал Толя. - Эдвард Ларссон, представитель фирмы «Белитроник» - производство программных манипуляторов. Пребывает в Ленинграде в составе шведской делегации на выставке «Инрыбпром». Татьяна Николаевна была передана ему сотрудником той же фирмы Гюнвальдом Ренном, прошлогодним ее клиентом, который сам на ней жениться не смог, ибо оказался верным мужем своей шведской жены и любящим отцом троих детей. И это, Татьяна Николаевна, даже к лучшему. Господин Ренн - потенциальный алкаш, а Эдвард Ларссон - тихий, положительный и холостой, с явной тенденцией служебного роста внутри фирмы.
Все - и «спецы», и девчонки мои - хи-хи-хи да ха-ха-ха. Даже я с ними по запарке хихикнула, но тут на меня как накатило (со мной это иногда бывает. Я вдруг перестаю прикидывать и рассчитывать, и тогда свои и чужие неожиданно сливаются для меня в одно - ненавистное, и мне все становится до фонаря. И я горела от этого уже десятки раз…).
- Господи! - Сказала я. - Как я устала от вас. Как же вы мне все надоели!..
И ни одного смешка. Тишина мертвая.
Кудрявцев очки снял, протер и снова надел. И тихо, не скрывая ярости, сказал:
- А вы-то нам как… Вот вы у нас где! - Он перехватил руками собственное горло. - От вас дрянь - как круги по воде. Будь моя воля!.. - но тут же взял себя в руки и спокойненько приказал: - Евгений Алексеевич, проводите, пожалуйста, Татьяну Николаевну к выходу. Раз уж сегодня вы с нею занимались.
…Идем темными переходами. Я сигарету вырвала из пачки, зажигалку не могу найти. Всю трясет… Женя чиркнул спичкой, дал мне прикурить. Довел до выхода.
Швейцар Петр Никанорович - отставник дерьмовый - увидел Женю, вскочил, сонная морда, с диванчика, побежал двери отворять, сволочь. Кланяется бывший подполковник нынешнему лейтенантику, торопится свое усердие показать. А сам с каждой проститутки от трехи до пятерки за проход в гостиницу имеет. Да с гостей - по червончику, чтобы в ресторан просочиться.
Меня увидел, так удивился - дескать, «как это она тут оказалась?», Хотя еще вечером от меня пятерку схавал, артист вонючий.
- До свидания, Таня, - Женя будто извинился за что-то.
Я не ответила. Горло перехватило. Только кивнула ему и вышла.
А на воле - такая благодать! Воздух чистый, прохладный… Солнце еще не взошло, а уже окна верхних этажей прямо золотом полыхают. Как в сказке! Такая красота - и не высказать… Чувствую, что сейчас сяду на каменные ступеньки и расплачусь.
- Куда ехать?
Стоит передо мной такой пожилой водила, тачка его фурычит на пандусе. Посмотрела на номера - из четвертого таксомоторного.
- Проспект Науки, двадцать восемь, - говорю.
- Квартира?
- Обойдешься.
- Червончик.
- Нет вопросов.
- Садись.
Я села назад, и мы поехали.
Едем. Вытащила я из сумочки зеркальце, ватку, крем и давай морду протирать. Я всегда перед домом грим снимаю. Это для меня как утренняя зарядка. Будто я из одного состояния перехожу в другое. И чтобы лишний раз маму не нервировать. Она, конечно, ничего не скажет, но… Своих надо беречь.
- Слушай, - говорит мне вдруг водила, - я в прошлую смену одного «штатника» часа четыре возил. И в Павловск, и в Пушкин, и еще черт-те куда. Так у него наших «деревянных» не хватило и он со мной по счетчику «зелененькими» расплатился. Тебе не нужно? Отдам по трехе.
Ах, ты ж, думаю, гад ползучий! Печать на мне, что ли, какая?! Что же он мне с ходу доллары предлагает и не боится ни черта?!