Им пытались противостоять депутаты Сухов, Клоков, Шишов, Семенов, Петрушенко. Только последний работал над вопросом заранее, остальные ограничились лишь репликами, не делая пространных заявлений. Депутат Кравец — единственный член комиссии Яковлева, занявший особую позицию. Ее можно охарактеризовать как нейтральную, нежели направленную против фальсификаторов. Тем не менее, с наскоку принять столь необходимое сепаратистам Постановление, не удалось. Но утро вечера мудренее, как выразился председательствующий на Съезде Анатолий Лукьянов. До утра у Яковлева есть время, чтобы сварганить неоспоримые доказательства существования «секретного протокола».

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

Вечером 23 декабря многие депутаты от Прибалтики отправились домой праздновать Рождество. Но при голосовании по вопросу о «секретных протоколах» важен был каждый голос. Тогда сподвижница Яковлева депутат Марина Костенецкая срочно вылетела на несколько часов в Ригу и по телевидению в программе «Прошу слова!» призвала всех депутатов от Народного фронта Латвии, покинувших Кремль, срочно вернуться в Москву к решающему голосованию. Чтобы узнать, что произошло в кремлевском Дворце съездов на следующий день, обратимся к стенограмме заседания 24 декабря 1989 г.

Председательствующий. Товарищи депутаты, нам надо вернуться к рассмотрению проекта Постановления о политической и правовой оценке советско- германского договора о ненападении от 1939 года. Вы знаете, что работала комиссия. Она работала ночью и сегодня утром.

Слово для сообщения по проекту Постановления предоставляется председателю комиссии депутату Яковлеву.

Яковлев А.Н., член Политбюро ЦК КПСС, секретарь ЦК КПСС. (От Коммунистической партии Советского Союза.) Товарищи депутаты! Представленный вчера вниманию Съезда документ — комиссия уполномочила меня повторить это — результат долгой и кропотливой работы и членов комиссии, и многочисленных экспертов, ученых, организаций и институтов.

По поручению комиссии были изучены относящиеся к началу Второй мировой войны материалы в архивах МИД СССР, Министерства обороны СССР, КГБ СССР, Главного архивного управления, Института марксизма-ленинизма, Общего отдела ЦК КПСС. По запросу комиссии архивные материалы передало по поручению своего правительства посольство ФРГ в СССР.

Вчера вечером комиссия снова обсудила итоги своей работы, сделанные ранее выводы, замечания и соображения, высказанные народными депутатами в ходе заседания. Она работала вместе с представителями Министерства иностранных дел СССР.

Важная деталь! Комиссия депутатская, но в ее деятельности участвуют представители МИД. Зачем мидовцы провели бессонную ночь с депутатами, как в том старается убедить Съезд Яковлев? Кто были эти люди? Кто их уполномочил? Впрочем, несколько забегая вперед, сообщаю читателю: вечернее заседание комиссии — плод яковлевской фантазии. В главе «Политбюро» приводится совершенно другое свидетельство об этом вечере.

От имени комиссии хотим просить вас еще раз рассмотреть представленные ею соображения, с отдельными поправками, о которых я доложу ниже.

А теперь о проблеме, которая вызвала наибольшее количество вопросов: о секретных протоколах. Действительно, оригиналы протоколов не найдены ни в советских, ни в зарубежных архивах. Тем не менее комиссия считает возможным признать, что секретный дополнительный протокол от 23 августа 1939 года существовал. Я извиняюсь, вчера просто не расслышал вопрос товарища Сухова — тут не очень комфортная обстановка для того, чтобы слушать вопросы, — не расслышал и не смог на него вчера, таким образом, ответить. Но отвечу сегодня.

Да, вопрос Сухова был настолько опасным, что у Яковлева случилось расстройство слуха. Депутат спрашивал, почему комиссия пытается навязать Съезду свое конъюнктурное мнение относительно «секретных протоколов», которых никто никогда не видел и доказательств существования которых не представлено. Проблемы со слухом у Яковлева случились потому, что ответить ему было нечего.

Докладываю.

Первое. В Министерстве иностранных дел СССР существует служебная записка, фиксирующая передачу в апреле 1946 года подлинника секретных протоколов одним из помощников Моло- това другому: Смирновым — Подцеробу. Таким образом, оригиналы у нас были, а затем они исчезли. Куда они исчезли, ни комиссия, никто об этом не знает. Вот текст этой записки: «Мы, нижеподписавшиеся, заместитель заведующего Секретариатом товарища Молотова Смирнов и старший помощник Министра иностранных дел Подцероб, сего числа первый сдал, второй принял следующие документы особого архива Министерства иностранных дел СССР.

Первое. Подлинный секретный дополнительный протокол от 23 августа 1939 года на русском и немецком языках, плюс три экземпляра копии этого протокола».

Документы в архив передаются не по «служебной записке», а по акту, вообще-то. Странно, что бюрократ с 40-летним стажем Яковлев этого не знает. Выражение «плюс три экземпляра» — это разговорный оборот, в канцелярской переписке никогда не использовался. В официальном документе допустимы в данном случае слова «а также», «в дополнение к сему» и другие. Непонятно, какие три копии имеются в виду, и для чего вообще делать копии секретных документов? Секретные — они на то и секретные, что их копировать не положено!

Дальше не относящиеся к этому делу, в одном случае 14, в другом — еще несколько документов. Подписи: «Сдал Смирнов; принял Подцероб». Это первое.

Следующий факт. Найдены заверенные машинописные копии протоколов на русском языке. Как показала экспертиза, эти копии относятся к молотовским временам в работе МИД СССР.

Во как оперативно! За ночь нашли заверенные копии и даже успели провести экспертизу. В предыдущий день ни о каких «заверенных копиях» никто даже не заикался. Многочисленные публикации в СМИ оперировали лишь ссылками на копии протоколов из немецких архивов. Сам Яковлев днем ранее утверждал, что о существовании «секретных протоколов», которые не обнаружены, можно судить лишь по косвенным признакам.

Третье. Криминалисты провели экспертизу подписи Молотова в оригинале договора о ненападении, подлинник которого, как вы сами понимаете, у нас есть, и в фотокопии секретного протокола. Эксперты пришли к выводу об идентичности этих подписей.

Это, конечно, враньё. Как уже говорилось выше, по фотографии невозможно установить аутентичность (идентичность — неверный термин в данном случае) подписи. Но даже если бы существовал оригинал протокола, по одной лишь подписи установить наверняка, чьей рукой она сделана, невозможно в принципе. Эксперт может уверенно установить лишь поддельность подписи, а ее подлинность всегда определяется лишь как возможная. Я с этим сталкивался в уголовном делопроизводстве. Но ещё раз подчеркну — ни один эксперт-графолог не возьмется исследовать фотографию.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату