пришлось лихорадочно упаковывать надувнушку обратно.

Пока до нас добирался тузик, Антон расхваливал мою лодку. Благодушно ему поддакивал: точно- точно, и легкая на руле, и скорость невообразимая, ну прям идеал чистой воды.

– А как называется твоя лодка, Александр?

– Катраном зову, – и, заметив недоумение в глазах кормчего, поясняю, – есть такая акула в Черном море.

– Да, так и есть акула! Быстрая, ловкая да сильная. В самую точку с именем попал.

Мне осталось только со всем соглашаться.

– Антон, а твой корабль как зовется?

– Сие новоманерная яхта «Святой Петр» есть. Холмогорской постройки, по голландским чертежам, о том году на воду спущенная, аккурат к прошлогоднему приезду государя!

Покивал кормчему, принимая руками борт подошедшего тузика. Все-то у нас «к приезду» персон делается.

Запрыгнув на яхту с доставившего нас тузика, осматриваюсь. Несколько необычная для меня концепция постройки, с высокой кормовой надстройкой. Говорят, такие надстройки делали не столько для увеличения обитаемости, сколько для обеспечения движения яхты носом против шторма, мол, большая боковая площадь надстройки разворачивает яхту как флюгер носом к волне и ветру. Это так, но до чего же большим становится лобовое сопротивление! Хорошо, что от этой идеи постепенно отказались.

Яхта небольшая, метров шесть в ширину и пятнадцать – семнадцать метров в длину. Одна мачта с гафельным и прямым парусом и пара летучих стакселей на круто задранном вверх бушприте.

Висящие по бортам огромные щиты шверцев портили яхте весь вид, но без них она лавировать не могла. Небольшая палуба, кроме центральной надстройки, загромождена еще двенадцатью пушечками, которые тут стояли скорее для виду.

Кормовая надстройка прятала большую каюту, метров двадцать квадратных, где меня наверняка и ждут, ибо больше негде. Игнорирую множество народа на палубе яхты и стучу в дверь каюты.

Открывает здоровенный мужик, осматривает меня с прищуром. Судя по тому, что мне захотелось распахнуть куртку, продемонстрировать содержимое карманов и пройти контроль на металлодетекторе – профессия мужика не оставляла сомнений. Охранник молча посторонился. Захожу в небольшую, сильно прокуренную каюту с овальным столом посередине.

Невеликая площадь разделена еще перегородкой, за которой, видимо, спальня, так как в этой части койки отсутствуют. Во главе стола на стуле с высокой резной спинкой сидит Петр, вокруг стола гомонит его свита. Рассматривая их, пытаюсь сопоставить личностей с характеристиками, выданными кормчим. По стеночке стоят еще несколько человек, часть – точно охрана, а остальные, похоже, из класса подай- принеси. Если тут ежедневно на десятке квадратных метров по дюжине человек, то Петру можно посочувствовать. Государь отрывается от разговора и, указывая на меня мундштуком трубки, говорит:

– Бояре, сей знающий кормщик Александр, о коем ввечеру речь вели, обещал нам прожекты дерзкие и знание сокровенное. Мыслю ему службу дать мастера кораблей особых и мастерских при них новоманерных, коль он слово даст о следующем годе первые результаты показать и за то слово животом ответить. Любо ли слово мое, бояре?

Понятное дело, перечить царю по мелочи никто не стал, так что всем было любо. Кроме меня. Что тут за год сделать успею? Лето скоро кончится, базы никакой, инструментов и материалов нет – все это делать надо. А с другой стороны, откажи царю, и тут же припомнят непочтительность и прочее.

– А ты, Александр, что скажешь?

– Любо, государь, но без помощников мне суда да мастерские не поднять. Много мастеров умелых надобно и рабочего люда много. Тогда и корабли большие выйдут. Иначе только лодьи малые успею сделать.

– Так тому и быть, люда черносошенного, холмогорского да архангельского отпишу. На казну тебе, уж не обессудь, своего человечка поставлю. Михайло, подь сюды.

Петр поманил от стены крупного солдата, считаемого мной ранее телохранителем. Тот шагнул один шаг, больше было просто некуда, и вытянулся перед государем.

– Вот тебе верный и проверенный сержант-преображенец Михайло Иваныч Щепотев. Мыслью он быстр и делами резок, за год Соломбальскую верфь в Архангельске наладил и корабль построил. Будет твоей опорой в делах казенных, а остальные опоры сам ищи да Михайле на них указывай, он все выправит, – продолжил Петр, после чего повернулся к сержанту: – Михайло, твой приказ будет помочь Александру во всем. Но к тому году хочу видеть корабли диковинные и в службе полезные! Грамоты жалованные на вас сегодня же отпишу. Ступайте.

Выйдя на палубу из прокуренной каюты, глубоко вздохнул. На душе стало легче оттого, что выбор сделан – и мой, и государя, да и всей страны. То, что сроки нереальные, – отдельный разговор. Следом за мной вышел хмурый сержант. Подойдя к борту, мы с ним облокотились на планширь, рассматривая друг друга.

– Здрав будь, сержант Михайло. Быть нам теперь не один год вместе.

– И тебе поздорову, кормщик Александр, рассказывай, какой урок государь-батюшка на нас положил?

– Флот мы, Михайло, строить будем, который англицкий флот пересилит.

– То дело! Сподобился государь! А осилишь?

– Осилю, Михайло, с твоей подмогой. Ты приказ государя слышал? Вот тебе и надо найти место под верфи и собрать люда опытного, из которого будем растить корабелов. Более того скажу – железа надо очень много, и меди сотни пудов, и угля множество подвод, и зелий разных, пока не скажу точно каких, надо с рудознатцами разговаривать. Много люда работного и солдат для охраны. Дело, которое государь поручил, – зело тайное, ни полслова до иностранцев дойти не должно. И поверх дела еще солдат в обучение надобно, мы их новоманерному бою учить будем.

Много еще чего. Задумался основательно. Вот перечислил самую малость и ужаснулся. Учебник истории моего времени говорил о сиволапых, забитых крестьянах Руси, которым все перечисленное просто не по силам. У иностранцев все закупать?

– Михайло, ты купцов иноземных в Архангельске ведаешь? Купить у них все это можно?

Сержант удивился:

– Отчего же у них-то?! У них можно, да зело дорого. Нашей выделки товары-то чем тебе плохи?

Слова моего напарника слегка удивили. О чем он говорит? О сушеной рыбе и зубах нерп?

– Михайло, мнится мне, что нету у нас столько железа да меди выделанной. Вот и мыслю за границей закупить.

Сержант вскинулся, наливаясь дурной кровью. Даже усы у него встопорщились. Похоже, задел его за живое.

– Нету?! Лжа! Ты, мастер, не туда глядел! Это ж надо, нету! Да на Руси спокон веку железом да медью мастера славились! Еще при Иоанне Васильевиче тульско-каменские мастеровые по шесть сотен пушечных стволов в год для голландцев лили! Да к этому по десять тысяч пудов железа, ядер без счету да несколько тыщ бомб. И все это сюда везли, по веками проторенным дорогам. Окстись, мастер! Ты иноземцам заказ дашь, они тебе наше же железо и продадут!

Слушал сержанта как обухом по голове стукнутый. Учебник истории России в моей памяти стыдливо съеживался и пытался скрыться поглубже. Это что выходит?! У меня неверное представление о потенциале России этого времени? Как бы это уточнить?

– Скажи, Михайло, а только в Туле мастеровые есть?

– Да как такое возможно, мастер?! Кажный монастырь медь да железо льет. И мастера по железу да прочему при них. Вот на Соловки придем, сам все посмотри, да не тушуйся, все найдем, что государю потребно! Ты сказывай подробно, чего и сколько тебе надобно. Коль государь дело доверил, не след время терять.

Сержант смотрел на меня с ожиданием.

– Ну, коль так, записывай…

В процессе разговора возникли сложности с системами мер и весов, пуды и вершки для меня были экзотикой, систематически сбивался на метрическую систему – меня переставали понимать. С трудом